Трагическое изложение страшных похождений и бесконечных лишений бышего шерифа Ноттингема, Вэйзи Первого, случившихся после его предполагаемой гибели от руки сэра Гая Гисборна.

P.S.: Все обсуждения, пожалуйста, в эту тему.

Земля... Во рту все время привкус этой проклятой земли. Кладбищенской. Он не покидает меня вот уже две недели. Бывают такие моменты в жизни, когда тебя что-то сильно пугает, и потом долго тянется за тобой всю жизнь. Приходит во снах, кажется в каждом окружающем тебя звуке. Кажется, кто-то говорил мне, что принца Джона в детстве напугал отец, когда в припадке отеческой любви чуть не свернул ему шею в своих объятиях. Это с тех пор у него это дурацкое - «Вы меня любите?». Кто-то думает, что это тщеславие. Никто себе и не представляет, каких трудов ему даются эти слова.
Я же чувствую землю во рту. Однако этот привкус напоминает мне о том, как неожиданно закончилась одна глава моей жизни, и началась вторая…Итак…

А дальше меня внезапно взяла досада, за то, что Гисборн меня так низко предал, и я решил подвергнуть его самой ужасной каре – осмеянию в культурном наследии.

Вдруг на этой ноте предо мной возникла высокая тень с луком наперевес.
-Эй, дед. Это мой лес. Изволь заплатить пошлину за то, что ты гуляешь по Шеффилдскому лесу.
Да неужели! Гуд! Не может быть! Он не мог преследовать меня так долго, да и откуда ему знать. Возьмем щенка на пушку! Лица парня было не видно, оно было скрыто капюшоном, поэтому я не был уверен, что сей молодой человек и есть Робин Гуд. Я улыбнулся, и направляясь прямо на парня проговорил:
-Отлично! Отлично! Ты нашел меня, Робин. Столько лет мы сражались с тобой, и вот теперь наконец встретились один на один, лицом к лицу в лесу. Ты вооружен, я – нет. Предлагаю сделку, Гуд: я снимаю с себя обязанности шерифа Ноттингема, а ты меня отпускаешь.
-Ты каких грибов наелся старик? Я тебя первый раз вижу. И воняет от тебя как от шерифа навозного замка.
С этими словами он отступил назад, и театрально скинув плащ с капюшоном, поклонился:
-Меня зовут Робин Скаундрэл. И я – хозяин этого леса.
Его лицо мне кого-то напоминало: широкий лоб, глубоко посаженные голубые глаза, нахмуренные брови, нелепый наряд, лук…Гуд. Как же он похож на него, только брюнет и с золотыми зубами.
Я робко поднял палец и указал на его зубы:
-Ты тоже грабишь богатых и все бедным отдаешь?
-Нет. Я граблю всех и оставляю все себе.
-И почему Гуд не такой? Вот он – нормальный здравомыслящий человек, родственная душа. Столько лет я ее искал. Сынок! – разразился я трогательной речью.
-Какой я тебе сынок, придурок? – отрезал Скаундрэл. – Давай деньги гони, колченогий!
-Не хами дедушке. – с этими словами я взметнул вверх свое колено и разбойник, скорчившись от боли, свалился наземь, пораженный в пах.

Совершать дальнейший путь пешком уже не было никаких сил, а кроме того, сапоги Робина Скаундрэла оказались мне велики и я решил поймать попутную телегу. Я вышел на то, что Шеффилдцы называли «Широким трактом» - это была полоса коричневой грязи вытянутая между двумя рощами, и затем петлявшая вдалеке между холмами. На изумрудно-зеленой траве тракт казался похожим на огромного мифического змея.
Первое время, телеги, попадавшиеся мне на пути, проезжали мимо – возчики вылупляли глаза на меня так, словно бы у меня выросли рога и хвост. Только потом я подумал, что, верно, похож на Скаундрэла, и решил продемонстрировать возчикам свое главное отличие от разбойника – я снял шапку и принялся пускать солнечные зайчики лысиной прямо в глаза их коней.
В итоге, один из них, возмущаясь и громко вспоминая мою матушку, остановился.
На вид этот старикан был злобен как сам дьявол: почти лысая голова была украшена двумя пучками топорщащихся волос над ушами, смотрел он исподлобья, а отсутствие зубов заставило его рот провалиться, в результате длинный острый нос и волевой, словно у списанного на пенсию викинга, подбородок по-мефистофельски выпирали вперед. Когда он говорил, он злобно, хотя и неумышленно плевался и шамкал.
- Чаво? Чаво? – прокаркал он, едва я приблизился к телеге.
- До Йоркшира не подбросишь, отец? – ухмыльнулся я.
Старикан увидел коронки и прищурился, словно Сократ, нашедший на улицах Афин очередную жертву для длительной беседы о вечном:
- Сколько?
- Дам тебе пять шиллингов. – ответил я, щурясь на солнце.
- Накинь, начальник! – заканючил старик.
- Хорошо, семь!
- И один зуб! – старик спрыгнул с телеги с прытью кошки.
- Мне зубы самому нужны. – ответил я.
Тут старик нахмурился. Он увидел у меня за плечом лук. В мгновение ока он вновь оказался на телеге и вооружился вилами.
- Ты разбойник! – злобно прошипел он.
- Нет…это такой музыкальный инструмент. – я снял лук, и положив его на левую руку дугой, дернул за тетиву. Та издала звук, напоминающий голос моей бывшей тещи.
- Деннннь! – вторил я и растянулся в улыбке.
- Это лук, дебил! – уперся дед.
- Дааааа? – я попытался изобразить искреннее удивление. – А я всю жизнь играл на нем. Я даже название ему придумал – «Тещин голос».
- «Тещин голос»? Ты свою тещу так любил? – усмехнулся дед. – Ладно, залезай, менестрель. Но учти, будешь петь мне песни, пока будем ехать. Баллады свои, а не то, я начну говорить, и тогда ты сам слезешь.
Я бодро вскарабкался на телегу. Старикан вез какие-то корнеплоды, на вид напоминающие кормовую свеклу.
- Я еду в Йорк. Везу местному шерифу кормовую свеклу для коней. Сейчас у нее особо бурный рост, а потому приходится делать по две поездки в неделю – чтобы урожай не сгнил. А чтобы он не испортился по пути, я укрываю его рогожей…-заладил дед.
- Я пою-пою! – прервал его я. – «Баллада о вонючем парашнике Вэйзи».
- Шерифа Ноттингема зовут Вэйзи.
- Однофамилец.
И я начал петь. Сочинять приходилось экспромтом, поэтому выходило коряво - после каждой строки приходилось брать паузу, а о рифме речи не было вовсе, но как материал для сюжета, я использовал свое приключение в Шеффилде.

Старикан начал позевывать, открывая встречным мухам и пыли свою львиную беззубую пасть… Редкие прохожие, двигавшиеся навстречу телеге, смотрели на нас лицами, полными гражданского негодования и боли поражавшей их барабанные перепонки…

-Хватит! – оборвал старик.

В Йорк мы прибыли лишь к вечеру, и я подумал, что к шерифу, как планировал раньше – не пойду. Не узнает. Не поймет. Хуже – если схватит или сдаст принцу. От воспоминания об августейшем меня всего передернуло. Как можно было меня так низко предать? И опять всплыл Гисборн! Чертов негодяй! И слабак. Так низко пасть из-за какой-то бабы, причем мертвой! Покуситься на жизнь того, кто был тебе за отца, кто дал бы тебе путевку в жизнь! Дурак.
Я поймал себя на том, что мы стоим перед воротами Йорка уже несколько минут, и стражники начали на нас поглядывать с легкой тенью подозрения, поэтому я похлопал по плечу старикана, заставив того вздернуть головой, как полковая лошадь и проорать:
- Свеклу везем!
Стражник подошел ко мне и проговорил:
- А это что за тип с луком? С оружием нельзя.
- Он менестрель, но, судя по всему, слабоумный. Он на луке играет. – отрапортовал дед.
- Ну да! А ты видимо решил сыграть на моем терпении. – рявкнул солдат и выхватил лук.
- Э! А чем я зарабатывать буду! – возмутился я.
- А ты кто по профессии? – осведомился муж в латах.
- Менестрель.
- Значит безработный. Задержать! – меня тут же стащили с телеги два других стража. – Препроводите его в ПКНТ.
Я забился в их руках словно мотылек и заорал благим матом: сейчас мне только попасться не хватало. Пока меня волокли по улицам Йорка, я, почти полностью потеряв силы и голос, начал хрипло выспрашивать солдат:
- Куда вы меня тащите?
- В Помещение Комитета по Насильному Трудоустройству. Там пройдете несколько тестов, и вам определят лучшее место для работы соответственно вашим возможностям и предпочтениям.
- Моим? – удивился я.
- Нет, соответственно предпочтениям управляющего комитетом.

В душе я надеялся, что меня направят на какую-нибудь бумажную работу, или куда-то в отдел при казначействе города.
Вскоре мы прибыли к дому весьма строгого стиля из серого камня, над дверьми которого красовалось прямоугольное красное полотно с белой надписью: «КНТ(гЙ)», что, верно, означало «Комитет по насильному трудоустройству (города Йорка)». Меня ввели внутрь.
Судя по лениво движущимся людям, работа тут уже подходила к концу, однако все здание кипело жизнью, а обилие изображений на коже, витражей и надписей на флагах вызывало панический страх. Прямо перед входом красовался лестничный пролет, над которым висело еще одно полотно наподобие того, что я видел у входа, но на нем был намалеван призыв: «Тщательно вытирая ноги, ты сохраняешь чистоту в помещении!». Такому лозунгу нельзя было не повиноваться и я вытер башмаки перед подъемом по лестнице. Второй этаж открывался бесчисленным множеством дверей, на которых были прибиты таблички с именами, а на выходе с лестницы в тебя злобно тыкал пальцем со стены нарисованный Ричард Львиное Сердце, с припиской рядом «А ты записался в крестоносцы?».
Солдаты молча провели меня к какому-то кабинету, на котором красовалась табличка «Смит. Комиссар по трудоустройству», и впихнули меня внутрь. Сами воины остались за дверью.
Комната просто дышала спокойным недружелюбием и напоминала мой кабинет в Ноттингеме, за исключением того, что сзади на стене над креслом висела картинка изображающая хитрющее лицо сухопарого человека с козлиной бородкой и усами и маленькой надписью под ней «Феликс Эдмундсон Дербийский».
Некоторое время я сидел в тишине, после чего дверь внезапно растворилась и вошел человек в короткой куртке коричневого цвета. На вид ему было лет пятьдесят, он был маленького роста и с коротко стриженной головой. Его глаза водянистого цвета сверлили все, на что падал его взягляд.
- Ну что, гражданин. Будем трудоустраиваться. Имя?
Я долго перебирал имена и наконец остановился на первом, что пришло в голову:
- Робин. Робин Гисборн.
Смит нахмурился:
- Знакомая фамилия…Вы случайно не родствен…
- Дальний. – перебил я. – Десятое колено.
- Эк вас расплодилось! – удивился Смит.
Он сел и выудил из папки какой-то пергамент.
- Вот тут адрес и место вашей новой работы.
- А как же мои возможности? – я вскинул брови. - Предпочтения…
Но Смит уже погрузился в какие-то записи. Неведомым образом вокруг него выросли кипы бумаг и он, уткнувшись туда носом, что–то писал.
- Да…да… У нас от каждого по возможности, каждому по предпочтению… - бормотал он.
Я понял, что спорить бесполезно и вышел из кабинета.

Смит был правдив не до конца, если, конечно, фразу «был правдив» можно отнести к его немногословному указанию идти работать. Он направил меня не на работу, а попросту перенаправил меня к другим людям, которые, очевидно, и должны были меня трудоустроить.
Был шанс сбежать, но я решил, что всегда успею им воспользоваться, да и к чему сейчас? Мне некуда даже пойти! А городской совет по трудоустройству, сокращенно – ГСТ, возможно, дал бы мне хоть какое-то жилье. Однако, уже вечерело, и я слишком смутно себе представлял, как городской совет будет собираться на ночь глядя. Что, в общем-то, оказалось верной догадкой.
У здания ГСТ я увидел фигуру человека, стоявшего в странной позе. В свете луны можно было бы подумать, что он справляет малую нужду. Так и оказалось. Малую нужду прямо на мостовую справлял Заведующий Хозяийственной частью ГСТ города – так значилось на маленькой табличке у него на левой части груди.
- Дражайший! – окликнул я его.
- А? – он резко обернулся, и мне пришлось отскочить, чтоб он не облил мне сапоги.
- Меня сюда прислали из КНТ(гЙ).
- А! – снова проговорил он.
Завхоз доделал свои дела, застегнулся, и вытерев руку о штанину, о которую вытирал ее, похоже, нередко, протянул мне:
- Дик.
- ээээ… Робин, – я не без отвращения сжал его клешню.
- Я проведу вас.
Завхоз, оказавшийся крупным дядькой с копной рыжих волос, потащил меня внутрь здания. Внутри оказалось настолько темно, что я удивился, как это он ни разу ни с чем не столкнулся. В итоге он привел меня в какое-то вытянутое помещение, отдаленно напоминающее маленький ипподром и сказал:
- Вам придется переночевать тут. Совет соберется лишь завтра утром.
- Это ипподром? – на всякий случай осведомился я.
- Ипо- кто? – переспросил он, и, не дожидаясь ответа, скрылся во тьме.

Ничего другого мне не оставалось, как остаться тут. Пол был из камня, значит это был не ипподром. Да и места тут не хватило бы даже для того, чтоб круг сделала хоть одна телега. По всему периметру, кроме места у входа и у противоположного конца, где была трибуна, тянулись длинные и высокие ступени, видимо бывшие своеобразными каменными лавками.
Найдя, что место позади трибуны наиболее уютное, я разместился там, прислонившись к ней спиной. Комфорт, конечно, был еще тот, но это было лучше чем ничего. Я почти сразу заснул.
Проснулся я от того, что надо мной гудел рой голосов, словно рой мух. Спросонок я услышал голоса.
- Пора начинать собрание, что мы ждем?
- Во-первых, еще не пришел Алекс, а, во-вторых, под трибуной поселился бомж. От него воняет и он храпит, и депутаты боятся к нему подходить. Сейчас я его выгоню. – После этих слов я почувствовал, что меня кто-то тычет палкой.
Я открыл глаза. Передо мной, вооружившись шваброй, стоял молодой человек с мягкими чертами лица, одетый в черный камзол. Нахмурив из-под каштановой челки брови, он тыкал меня острым концом швабры, заставляя меня рефлекторно еще сильнее вжиматься в трибуну, пока наконец, не попал мне по зубам. Боль разозлила меня, и я, зарычав, оскалился, заставив всех собравшихся, по виду – знатных людей, отстраниться со вздохом ужаса.
- Спокойно! – проговорил молодой человек со шваброй. – Он просто напуган.
- А почему он не выходит? – возмутился какой-то богатый старик.
- Видимо… - «копьеносец» задумался - …видимо надо тыкать посильнее!
И он, поджав нижнюю губу принялся тыкать меня, что было силы, пока я наконец не рявкнул:
- Хватит уже! Я ваш новый сотрудник! – по залу пронесся вздох облегчения.
- А я – консул ГСТ. Горн, – протянул руку молодой человек. – Горн МакДауэл.
- Робин Гисборн, – сказал я. Горн, уже было, открыл рот, но я перебил:
- Дальний. Десятое колено.

Молодой человек выпихнул меня за пределы трибуны и обратился к Совету – ибо это было место заседаний:
- Можем начинать?
- Дождемся Алекса, – предложил кто-то.
Внезапно двери в конце зала растворились, и в потоках света я увидел фигуру, проговорившую страшным громовым голосом:
- Аве мне!!!!! – примерно таким же тоном, как король Ричард говорил «Ты облажался!»
- Аве! – вторил Совет.
- Ладно, можешь убирать, – сказал вошедший человеку, из последних сил державшему сзади листы наполированной стали. Затем он повесил на пояс какой-то металлический кулек и направился к трибуне. Это был среднего роста человек в белоснежной тоге и с золотым лавровым венком на голове, который несколько не вязался с его здоровой розовощекостью и кустистыми рыжими бакенбардами.
Он встал по центру низины, принятой мной ночью за арену ипподрома и обратился к Горну:
- Что у нас на повестке дня, брат?
- На повестке дня у нас… семьдесят четыре вопроса, – поднял лицо из бумаг Горн.
- Семьдесят четыре? – удивились члены совета. По залу пошел ропот.
- Семьдесят четыре! – ответил Алекс МакДауэл. – Если бы все не поперлись тогда на липовую коронацию принца Джона, их было бы намного меньше!
- Но там были сосисочки на шпильках, и бесплатный туалет с горячей водой! - вылез какой-то сухой мужик.
- А в Йорке горячую воду отменили, называют ее антинародной! – всплыл за ним какой-то толстяк.
- Уже не говоря о сосисочках! – подхватил третий.
- Эй! Эй! Развозмущались! – закричал Алекс. – Значит внесем в повестку вопрос о раздаче сосисочек членам Совета.
«Хэээээй!» - подхватил Совет радостно.
- Ежегодную, – уточнил Горн.
«Ээээээ!» - возмущенно вторил Совет.
- Итого, на повестке дня семьдесят пять вопросов, – добавил Горн.
- Приступим к рассмотрению! – весело заметил Алекс.

Тут меня осенило, что если Совет начнет рассматривать все семьдесят пять вопросов, мне придется еще одну ночь провести тут. И я робко поднял вверх указательный палец.
- Тише! Старик будет говорить! – крикнул кто-то из толпы таким тоном, будто бы увидел чернокожего монаха.
- Я дико извиняюсь! – робко начал я. – Но меня прислали сюда, не указав, чем я должен заниматься.
- Семьдесят шесть вопросов, – отметил Горн.

МакДауэл в тоге нахмурил брови. Очевидно, что семьдесят шестой вопрос никак не вписывался в концепцию понимания мира членов совета, поскольку семьдесят четыре их и так вывели на грань нервного срыва. Поэтому Алекс театрально закинул край тоги на плечо, и простерев ко мне свою длань, словно Цезарь, сказал:
- Мы, тут не тратя время излишне, решили: завхозом пусть будет бомжара! Доложил секретарь нам с утра, что Дик наш в запое, замену ж найти не сумели!
Так в одночасье была решена моя судьба. Откровенно сказать, работа завхоза чем-то напоминала работу шерифа, только вот вешать мне уже возможность вряд ли представилась. Потому я молча принял свой крест.
- Вручите ему почетные символы завхоза! – скомандовал Алекс.
Горн тут же подошел и торжественно сунул мне в вытянутые руки швабру и папку с беспорядочно торчащими оттуда мятыми бумагами.
- На работу можете заступать завтра. А в ваш кабинет вас сейчас проводит мистер Прупс.
Из толпы вынырнул человек, похожий на крысу, одетый в грязно-серого цвета камзол, который был ему явно тесен. Я ухмыльнулся золотыми коронками и процедил:
- Зрасссть.
- А теперь, - явно довольный назначением Алекс повернулся к совету, в тот момент как Горн выпроваживал нас с Прупсом за дверь, - разберем вопрос о сосисочках на шпильках! Давайте прого…
Захлопнувшаяся дверь не дала мне услышать окончание фразы.

Прупс семенил сбоку от меня с верностью и счастьем пса, которого вывели на прогулку впервые за пару дней. Кабинет завхоза, который Прупс почему-то все время звал «бытовкой», что наводило на нехорошие мысли о неудовлетворительных условиях труда, находился в том же здании, но в другом его крыле, поэтому нам пришлось прошагать немало комнат и коридоров, где нам встречались весьма специфические типажи. Вообще, спально-конторная часть Йорка напоминала огромный муравьиный дурдом, где спятившие от каждодневной суеты муравьи уже не замечали ни времени ни пространства.
Перед кабинетом мне пришлось пройти сквозь приемную – большую светлую комнату, где нас ждала дама лет тридцати пяти, в черном обтягивающем платье, которое сильно контрастировало с ее соломенного цвета начесом и ярко-красными губами.
- Это ваш секретарь, господин Гисборн.
- Робин Гисборн…- я натянуто улыбнулся золотыми зубами и поцеловал руку дамы.
- Франсуаза ле Бон. – с легким французским акцентом сказала она.

Приставили ко мне бабу. Практика показывает, что шестерка – мужчина более компетентен, чем страстная секретарша. Так и вижу, как она, пока я работаю, сидит накрашивается и смотрится в зеркало. Ну так и есть: на столе лежала книженция. Зачитываемся рыцарскими романами! Что там? Похождения Зигфрида?

-Ну! – я улыбнулся и сложил руки замочком на самом дорогом. – Покажите мне мое рабочее место.

Улыбка сошла мигом. Это и правда была почти бытовка. Маленькая, уставленная полками до потолка со всяким хламом, комнатка резко контрастировала с приемной. Кроме полок, в ней стоял скелет, стол и стульчик, странно пахнущее растение в горшке и полупустая бутылка в углу с чем-то прозрачном. От моего взгляда по углам разбежались многочисленные пауки.

- Дом, милый дом! – я вновь натянуто улыбнулся. – Ну что ж. Завтра я сюда перенесу кое-какие из моих вещей.
Вещей у меня никаких не было, но я надеялся приобрести сегодня что-нибудь на барахолке типа стильной картинки или канделябра, чтобы создать атмосферу полноценного кабинета. Продолжая примерять на стены то, что я еще не купил, я сказал:
- Полагаю, мы сработаемся мисс ле Бон.
- Ну еще бы, господин Гисборн. – услышал я позади томный голос. Затем чья-то рука скользнула мне по ягодице и чуть сжала ее.
- Прупс, перестаньте! Тут же дама. – буркнул я и, повернувшись, направился к выходу.
Тот затрусил за мной.
- Господин Гисборн! Наш бывший завхоз имел ферму.
- Всю ферму? – попытался сострить я.
- Большой дом, и поле. Он растил там какие-то ингредиенты для своего самогона.
Штука, видно, не прошла.
- Теперь этот дом, по идее должен перейти во временное владение к вам… - робко промолвил Прупс. – И сейчас, полагаю, было бы вовсе неплохо туда отправиться.
- Идет! – быстро согласился я. – Мне сейчас любая крыша над головой не повредит!

У Прупса был личный «экипаж» - как он называл свою телегу, запряженную тощей кобылицей, всем своим видом символизирующей тягость местных налогов. Даже в ее черных грустных глазах, обрамленных густыми длинными ресницами, читалась скорбь благородного нищего Прупса. Даже под нами двумя телега стонала как принц Джон в похмелье.
Тем не менее, до фермы мы добрались весьма быстро. Ферма под названием «Манор Гринсдэйл» располагалась в пригороде Йорка – Дамбасс-виладж. Это была кучка стоящих на расстоянии сотни ярдов друг от друга домов, каждый, или почти каждый из которых имел прилегающую территорию. Манор Гринсдэйл был окружен низеньким заборчиком из булыжников, высотой не более ярда и нескольких дюймов. Вход был отгорожен калиткой. Сам же дом казался нежилым – очевидно, старый владелец бывал здесь редко, или не имел семьи. Зато вот территория была насыщена грядками со всяческими растениями неизвестного происхождения, по виду – сорняками. За углом дома я краешком глаза увидел пару кустов конопли.
Навстречу нам из дверей вышел, уже знакомый Дик. И наша вторая встреча ознаменовалась тем же, чем и первая – он вышел пописать.
- Дик! – окликнул его своим сопрано Прупс. – Убирайся из казенного жилища. Теперь это дом господина Гисборна.
Последовательность реакции Дика была такова: он смерил нас презрительным взглядом, помочился на грядку, почесал толстый бок, криво по-пьяному усмехнулся, пожал плечами и с угрожающим ворчанием направился к нам. Прупс инстинктивно спрятался за меня, а за его кобылу. На всякий случай я снял золотые коронки.
По мере приближения Дик ускорялся. Подойдя к забору он легко преодолел его здоровенным прыжком и, разбежавшись занес кулак, чтоб ударить мне в морду, однако попал в голову кобыле Прупса, чем сразу же ее нокаутировал и та, ничтоже сумняшеся, рухнула прямо на бывшего завхоза. Однако не задавила его. Он уперся руками в стиральную доску ее ребер, и держал из последних сил, а кобыла, похоже, вставать не собиралась. Мы с Прупсом решили так его и оставить и направились в дом. Бедолага стоял долго. Кажется, ночью я слышал, как он воет, и ему отвечают волки. Все это время мы вычищали дом от многочисленных запасов спиртного, которые я пожаловал Прупсу за помощь. Утром Дика уже не было на месте. Кажется, от съел кобылу и ушел. По крайней мере, телега стояла пустой.
Прупс долго и внимательно смотрел на нее – доехать назад как-то надо было.
- Господин Гисборн, вы не поможете мне? – как всегда робко пискнул он.
- Неа…у меня эти…как его…дела! – я вышел на крылечко, жуя недозрелое яблоко.
Так что Прупсу пришлось добираться до города самостоятельно. Зато вот я решил обжить дом.
Побродив немного по двору, я вдруг услышал в кустах шуршание. Пригнувшись, я начал крадчусь пробираться сквозь заросли конопли, пока не увидел согнувшегося в три погибели человека в широкополой шляпе, дырявой, словно английский бюджет. Он ковырялся в кустах. Вооружившись камнем, я крикнул:
- Кто это тут?
- Бламир, ваш садовник. – поднял на меня лицо чернокожий человек.

Итак, жил я, в общем, безбедно. Поначалу на мои соки поступали жалобы, и кто-то осмеливался обвинить меня в жульничестве, но когда на моем лотке, который мы с Бламиром соорудили у ограды, появилась табличка «Товар возврату не подлежит» народ успокоился. Правда потом все же пришлось изменить марку – все прознали, что яблонь у меня не растет и начали поговаривать что у меня «всего три яблока – адамово и два глазных, но скоро их поубавится». Это звучало угрожающе и я начал писать на бутылках, что находится внутри, однако, сделал приписку, что соки обладают целебными свойствами и поднимают тонус. Насчет тонуса нареканий не возникало – местные алкаши давно использовали их поутру после пьянки от похмелья.

Однако черный день, столь долго таившийся где-то, наконец вышел и продемонстрировал себя во всей красе.

Как-то вечером мы с Бламиром сидели на крыльце и вдыхали теплый ночной воздух позднего лета, потягивая эль, как вдруг черный-черный садовник повернул ко мне свое черное-черное лицо, посмотрел ко мне в глаза своими черными-черными глазами, передернул своими черными-черными усиками и сделал эту черную-черную ночь черным днем, сказав три слова:
- Я тебя знаю.
А потом еще два:
- Ты Вэйзи.
Первые несколько секунд я сидел и смотрел на него, тупо вперив взгляд и моргая. Однако, после некоторого ожидающего молчания я оправился и проговорил:
- С чего ты взял?
- Я видел тебя в Ноттингеме год назад. – невозмутимо ответил Бламир.
- Ты верно ошибся. Я Робин Гисборн, завхоз! – нахмурился я. Но Бламир лишь поджал губы и покачал головой:
- Нет. Ты Вэйзи. А Гисборн – твоя шестерка. Бывшая.
Повисла пауза. Я понял, что чем дольше я буду упираться, тем более он будет уверен в своей правоте, поэтому молча встал, вылил остатки эля на грядку и ушел в дом. Бламир даже не пошевелился.
Всю ночь, глядя в потолок и отгоняя одинокого комара, назойливо жужжащего над ухом, я думал над этим случаем. С Бламиром надо было что-то делать. Что угодно: подкупить, переубедить, заколдовать, убить. Что угодно. Хотя сам я склонялся к последнему варианту, поэтому спустился с утра на завтрак, держа за поясом со стороны спины нож. Бламир уже сидел за столом и уплетал яичницу, заботливо отделив мне половину.
Сев, я демонстративно всадил нож в стол рукоятью вверх, и, придвинув к себе свою порцию, проговорил:
- Все еще уверен, что я шериф Вэйзи?
- Угу. – кивнул тот.
Мое терпение лопнуло, и я, наконец, вспылил:
- Ты действительно веришь, что шериф Ноттингема, погибший много недель назад сидит с тобой за столом? Лично с моей концепцией реальности это ну никак не вяжется!
- Ага. Ты – шериф. – все так же невозмутимо проговорил Бламир.
Со злости я сгреб с тарелки всю оставшуюся яичницу в рот, не отрывая взгляда от Бламира. Тот так же сверляще смотрел на меня. Тогда я сел в углу и принялся точить нож о ремень. Психологическая атака не возымела действия, и негр, покачав головой, вышел в сад.
Теперь мне стало ясно – черномазая задница непреклонен. И чтобы он не сдал меня властям, которые, без сомнения сдали бы меня принцу, я решил избавиться от него. Однако, на вид он был силен, а если тыкнуть его ножом – может и выжить. Нужно было что-то посерьезнее, и я пошел в бытовку. В бытовке я нашел смачный топор лесоруба, длиной почти в мой рост.
Весь день я сидел в комнате и точил лезвие, а в вечерних сумерках вышел в огород.
Вот он, поганый шпик! Склонился над редиской…Ну ничего, сейчас его голова займет почетное место в грядке кочанов с капустой. Ха-ха! Привет Бламир. Что я тут делаю? Траву кошу. На зиму. Хочу купить коровку…Сам идиот!
Итак, фокус с яйцами не удался. В открытую его не порешить. Я уныло топал к дому, пропахивая топором в дорожке глубокую колею. Надо было убить его тайно – задушить ночью подушкой, или подсыпать яду в пищу. Но яда у меня не было, кроме той отравы, что я продавал под видом сока. Поэтому я все же остановился на подушке.
Ночью я тихо лежал в постели и ждал, пока в доме затихнут шаги – Бламир ложился обычно позже. На всякий случай я загасил свечу, чтобы он подумал, что я сплю. Через некоторое время после того, как Бламир затих, я тихонько, без единого звука слез с кровати и медленно, босиком и на цыпочках пошел к двери Бламира. Я ни секунды не колебался в своих замыслах – если бы я не избавился от сарацина, он скорее всего если и не сдал бы меня умышленно, то уж наверняка по пьянке сболтнул бы где-то, и мое начавшее казаться солнечным, существование было бы прервано.
Я тихо открыл дверь. Та чуть скрипнула. Кровать Бламира находилась прямо за ней, и мне надо было ее закрыть, что я и сделал, тут же увидев пялящуюся на меня черную физиономию.
Я чуть до потолка не подскочил, а затем как-то заекало сердце.
- Воды! Воды! – прокричал я и погрузился во тьму.

Очнулся я уже утром, лежа в своей кровати. Надо мной стоял Бламир. Первое, что я сказал было:
- Почему ты не спал.
- Я знал, что ты придешь. – ответил тот, наливая мне в чашку бульон.
- Откуда? – простонал я.
- Ну во-первых, ты хотел меня убить. А убивать лучше спящего – шуму меньше и сопротивления. Во-вторых, когда ты спишь, ты отдаешь приказы Гисборну. Короче орешь. Поэтому я понял, что ты не спишь.
- Теперь ты пойдешь сдавать меня властям. Ну давай! Иди.
- Не собираюсь. – Бламир присел на край кровати и принялся поить меня бульоном. – Я хотел бы перестать быть садовником, а ты хотел бы вновь стать шерифом. Я знаю, как нам помочь друг другу…

Итак, Бламир сообщил, что может найти для меня армию. Взамен он, конечно, потребовал, чтобы я предоставил ему видный пост в Ноттингеме после его захвата… Это было поздним вечером, когда мы сидели у камина и смотрели на пляшущие язычки пламени.
- По правде сказать…это место должен был бы занимать Гисборн. – пробормотал я.
- Насколько мне известно, а мне известно многое, он пытался тебя убить, и сейчас уверен, что сделал это. Не думаю, что он долго скорбел… - хриплый голос Бламира, раздававшийся у левого плеча был подобен сейчас голосу какого-то злобного демона.
Меня немного передернуло:
- Это не твое дело! Я сам разберусь, как мне относиться к предателю! – огрызнулся я на Бламира.
- Ну уж нет, приятель. Мы теперь в одной лодке, а значит должны слушать мнения друг друга… - процедил тот, положив мне руку на плечо и сжав пальцы, - Я не хочу, чтобы из-за твоего отношения к своему бывшему протеже, я загремел вместе с тобой. А, предав однажды, он предаст снова. Я в этом уверен, так же как и в том, что ты необратимо лысеешь.
- Я подумаю над твоими словами. – буркнул я.
Как я мог объяснить этому человеку, что Гисборн был мне не просто союзником и подчиненным. Он был мне другом, можно сказать, почти сыном, на него я возлагал столькие надежды, а он их не оправдал. Из-за какой-то юбки, из-за бабы! Но не смотря на мою злость на этого человека, в глубине души мне его не хватало. И Бламир не смог бы заменить его – он попросту был не такой человек. И уж кого-кого, а именно Бламира мне стоило опасаться – от Гисборна я хотя бы знал, чего мне ждать. Да вообще-то Гая мне вряд ли кто-то смог бы заменить, не только Бламир. Я мог вырастить из него настоящего шерифа…
Бламир некоторое время молча смотрел на меня. Я этого не видел – я сидел, вперив взор в огонь, но я чувствовал его тяжелый взгляд. Он словно акула, схватил меня и не отпускал, зная, что я боюсь того, что он меня выдаст, и пользовался этим.
- Да, ты подумаешь над моими словами. Хорошенько подумаешь. – проговорил негр с холодной уверенностью в голосе.
Все последующие дни я непрерывно чувствовал его присутствие, словно призрачного стража, который с непоколебимостью гранитного изваяния будто бы ждал, пока я оступлюсь. И он в этом был прав – у него была возможность диктовать свои условия: ведь он в любой момент мог сменить сторону и оказаться в выигрыше, а его никудышное положение гарантировало для него, что хуже он жить уже не будет, чем сейчас. То, что ставил он – это было лишь временное зыбкое положение мятежника-заговорщика. Моей ставкой была жизнь. И по-прежнему, единственное что могло нас разлучить, как может разлучить путешественника, и следующего за ним по пятам волка, была смерть одного из нас…

Я вышел на большой Йоркский тракт с луком на перевес и преисполненный чувства гражданской инициативы. Естественно я не собирался охотиться на всех подряд – мне нужен был конкретный кортеж, прямиком из Ноттингема. Он вез серебро в Йоркские плавильни. Так что пока удача была на моей стороне.
Я вышел на дорогу, надев капюшон по самое «не могу», чтобы мое лицо не узнал какой-нибудь, чудом выживший в момент катаклизма под названием «Робин Гуд», стражник. К ногам я привязал веревочки, которые вели к кустарнику по сторонам дороги, и, дождавшись кортежа, выпрыгнул на дорогу. Тотчас сказался возраст. Адская боль пронзила поясницу.
- Ссссссссс! – втянул я воздух сквозь зубы. – Ща!
Выставив вперед руку с луком, второй я потер поясницу.
- Ты кто такой? Убирайся с дороги! – прикрикнул солдат, сидевший на козлах.
Я отметил, что охраны стало меньше. То ли леди Торнтон их извела, то ли она их переоценивала.
- Я Робин Гуд! Не узнали что ли? – прокряхтел я.
- Ты должен быть в Ноттингеме! – огрызнулся стражник, но его тут же осек второй:
- Тетя Иззи-джаггернаутт говорила, что он вроде как бы с Гисборном в Йорк за братом рванули…
- От ведь! Зараза! Ну зараза! Ну нигде от тебя не укрыться, зараза ты! – набросился на меня второй с упреками.
- Хватит болтовни! Я хочу ваше серебро! Выворачивайте ваши тюки и складывайте все на обочину!
- Еще чего! Сейчас мы тебе морду начистим! – прогремел солдат и поднялся на козлах. Тогда я дернул левой ногой, и куст слева от меня зашевелился. Повернувшись в его сторону, я проговорил:
- Спокойно, Карлик Джошуа!
- Маленький Джон…-поправил солдат.
-…Да…спасибо! Спокойно Маленький Джон! – я выставил руку в сторону с открытой ладонью, а сам дернул второй ногой. Куст справа шелохнулся.
- Мульч! Я что, неясно выразился!
- Мач…-снова поправил стражник, уже присевший на козлы.
- Я решил назвать его Мульчем. За неисполнительность.
- Их много. – наконец подал голос второй солдат. – Отдадим серебро. А Белле скажем – Гуд расширил банду и теперь грабит и в Йорке.
- Идиот. Она спустит с нас шкуры.
- Отдайте половину. Мне хватит, я уезжаю за пролив. – наконец перебил я. – На континент, лечить почки, а то от жизни в лесу, я постарел лет на пятнадцать.
- Дааа…в лесу не жисть…-буркнул солдат. – Ладно, забирай поклажу.
Солдаты сгрузили на левую обочину часть серебра и приготовились ехать. Я направился к добыче, совсем забыв про веревочки, и, когда я рванул к награбленному, веревка с силой дернула куст справа и тот тряхнул листвой, словно под ним проснулся медведь. Ошарашенные солдаты выпучили на него глаза.
- Мульч радуется удаче. – пояснил я.
Наконец, кортеж двинулся дальше в Йорк, а я потопал к своему поместью, прочерчивая груженым сундуком в земле глубокую колею…

Бламира же я решил направить в Ноттингем. Зная устройство и стратегическое расположение замка, я знал, что взять его, даже при неожиданном нападении будет без лазутчика крайне сложно. Бламир должен был обеспечить нам максимальное ослабление защиты замка изнутри. Он, в свою очередь, тоже дал мне информацию к размышлению. Греческий огонь.
Рецепт этого горючего зелья негр явно стянул где-то, пока был в Святой земле еще свободным человеком. Он предложил использовать это вещество для осадных целей. Как удобно, что я знал его свойства еще задолго до сего дня. Это была чудесная находка – ведь прошлый рецепт был безвозвратно утерян. Если бы даже мы не смогли взять Ноттингем приступом, мы бы в процессе осады не оставили бы там камня на камне. Горожане сами бы сдали город!
Пока я изготавливал с парой наемников эту чудесную смесь, Бламир осуществлял нашу миссию в Ноттингеме. Наемники подтянули новые силы, и теперь нас стало слишком много, в том плане, что это стало заметным. Такой роскоши мы себе позволить не могли, и солдаты начали поговаривать, что пора выдвигаться, когда, наконец, пришла весточка от Бламира голубиной почтой. Я поймал голубя по кличке Ларднер-младший, и снял с его лапки кусочек пергамента:
«Можете выдвигать авангард. Послезавтра Ноттингем опустеет – стража уйдет».

Первой жертвой нашего похода стал Алан, парень Гисборна. Бедолага оказался не в том месте и не в то время.
Наш огромный отряд, можно даже сказать – войско, продвигалось по Шервуду в сторону Ноттингема. Конечно, когда мы вступали в это сумрачное место, я предполагал, что нас обнаружит Гуд, но теперь он был безвреден – что он может сделать со своей шайкой против целой армии? Но, к своему удивлению, мы продвигались и продвигались, а вот Гуд, обычно появляющийся внезапно как понос, словно бы испарился. Не было никаких следов человеческого присутствия.
В мою голову вообще начали вкрадываться нехорошие мысли по тому поводу, что, возможно, Гуд как-то раздобыл информацию о том, что мы приближаемся и примкнул к защитникам крепости, например перехватил Ларднера - младшего Первого (который должен был прилететь вместо Ларднера - младшего). Но потом я узнал, что Ларднера – младшего Первого съел Бламир на ужин.
Однако, вскоре присутствие в лесу нашей армии, как это бы ни показалось странным, было рассекречено. Часовые заметили, что в кустах крадется какая-то тень, потому я отрядил двоих с тем, чтобы они проследили за этим человеком.
Странная одежда маскировочного цвета выдавала в нем человека Гуда. Кроме того, ни один психически здоровый человек не стал бы на свою голову следовать за целой армией, прячась в кустах и привлекая внимание. Однако, как доложили разведчики, этот человек вовсе не следил за нами, а продвигался совсем неосторожно, как будто бы гулял. Кроме того, он довольно шумно возмущался про окружавшую его действительность. Высокий, худой, в серо-зеленой одежде, вооруженный, с небольшой бородкой и усами. Мне кажется…что я где-то встречал похожий образ…ну конечно! Это же один из людей Гуда, иуда Дэйл!
Сначала предал своих, потом меня… Какая опрометчивость. Наверняка на старом месте к нему так и не прониклись доверием. Может быть поэтому они не взяли его с собой в замок…А может он снова что-то совершил, за что его выперли из шайки? В любом случае он один, и лучше бы от него избавиться. Мало ли, еще побежит к своему патрону, бросится ему в ноги и расскажет о нашем присутствии.
Этих же двоих воинов я послал справиться с разбойником, однако, Дэйл оказался силен – первого он сразу же оглушил, а вот со вторым ему пришлось повозиться. Через несколько секунд, он, оставив на обочине дороги два тела уже несся по направлению к замку. Значит Гуд все же там! Что ж, значит мышеловка захлопнется со всеми крысами внутри: Гудом, Гисборном…и Бламиром.
- Не дайте ему уйти! Стреляйте, идиоты! – скомандовал я наемникам. Тут же пара десятков воинов с луками выстроились в шеренгу и открыли огонь. В таком густом лесу, как Шервуд это было не очень эффективно – любой пень мог послужить укрытием. Поэтому Дэйл убегал сквозь заросли кустарника и деревьев и уже был готов вот-вот пересечь линию дальности эффективной стрельбы, поэтому я обнажил меч и, дав коню шпоры, погнал его вглубь леса. Если хочешь, чтоб что-то было сделано хорошо – сделай это сам!
Я вел своего коня параллельно ходу движения Дейла, чьи быстро движущиеся очертания периодически мелькали меж деревьев. Неожиданно он остановился, вскрикнув, и припал на одну ногу – очевидно, его сразила случайная стрела. Ему следовало упасть наземь, тогда бы он спас свою шкуру. Но он снова выпрямился и медленно побежал дальше, прихрамывая. Этого промедления воинам хватило, чтобы прицелиться, а я пошел на сближение. Однако и Алан, превозмогая боль, побежал быстрее. Упорный. Упорный, преданный безумному фантазеру, дурак. Мне не хватало таких людей.
Внезапно он издал короткий крик. Потом еще один, уже совсем слабый, и упал ничком. Я приблизился еще немного и спешился. Пройдя несколько шагов, я раздвинул мечом ветки кустарника и увидел ползущего с тремя стрелами в спине Дэйла. Из его ноги, позади колена торчал еще один сломанный прут – первая стрела. Я молча преградил ему путь. Разбойник поднял на меня свое красное, перекошенное болью лицо и выдохнул одно слово:
- Ты!
Я пару секунд смотрел на него сверху вниз. Сколько в этом человеке было жалкого, мерзкого, крысиного. За тридцать серебряников он продал того, кто снял его с виселицы, а потом, чтобы вернуть его расположение, предал меня, смешав мне все карты в Святой земле. И никакого серьезного резона – просто чтобы определить свою задницу в более комфортные условия. Ни великой цели, ни большой выгоды! Какие-то мелкие, жалкие подачки, за которые он готов был расстилаться перед тобой…
Но зачем же он тогда побежал? Зачем он побежал? Предупредить Гуда. Значит в этот раз он не пошел ко мне, ни сказал: «Гуд в замке, я вас проведу». Не готов был предать? Кажется, это зовется…исправлением. Но поздно. Он уже определил свою судьбу.
Я занес над ним свой меч.
- Ты уже не жилец, приятель… - проговорил я, и в то же мгновение опустил ему острие чуть ниже левой лопатки. Меч пронзил тело насквозь и глубоко вошел в землю. Разбойник пару раз дернулся и застыл недвижный…
Вскоре подоспели пешие воины.
- Тело заберем с собой. Разведчик доберется до полководца, вот только в ином качестве…

К авангарду вскоре пристроился, сбежавший из замка, Бламир.
- Бламир, старый бабник! Как дела? – обратился к нему я.
- Наш план сработал, милорд. – как всегда с каменным лицом ответил тот.
- Славно. Тогда начнем веселье!