Трагическое изложение страшных похождений и бесконечных лишений бышего шерифа Ноттингема, Вэйзи Первого, случившихся после его предполагаемой гибели от руки сэра Гая Гисборна.
Так как на судне во время нашего плавания ничего примечательного не происходило я позволю себе углубиться в Сказ о том, как Вэйзи и Гисборн по морю ходили, о толстом монахе Хьюго, да о том, как Мач на корабль попал… С того момента как приветливый Исландский край исчез позади за кормой нашего нового водного прибежища, и капитан Олаф поднял наш черный парус с изображением на нем головы волка и двух перекрещенных костей под ней, который они ласково звали «Веселым Фенриром», нас окружила бескрайняя и суровая водная гладь. Почти все время штормило, и, как выяснилось, у Гисборна была морская болезнь, так что я перестал удивляться тому, как вот он, только что сидевший тут ко мне лицом, начинал издавать стоны. И вот я уже общаюсь с его кожаноштанным задом, а сам он полощет физиономию в соленой воде за бортом. Олаф же уверял, что такая погода тут из-за зимы – холодный и резкий ветер с севера нагоняет волны и мокрый снег. Радовало то, что мы все же плывем на юг – в Данию, хотя Олаф и выражал мнение о том, что, возможно, придется плыть в Норвегию – на восток, к его отцу – старому пирату Тряхомуду Вшивоголовсону. Неудивительно, что если его отца зовут так же ужасно, как самого Олафа, то он стал пиратом. Представляю как звали деда… Интересно, у них у всех в роду такие имена, как у героев одной из тех идиотских домашних комедий, что ставила Мэриан вместе со слугами и отцом, и на которые я почему-то вынужден был ходить «из вежливости». Что такое вежливость? Наверняка Гисборн придумал этот термин специально, чтобы запудрить мне мозги и таки затащить на маленький домашний концерт. Впрочем, мы и тут не скучали, поскольку все то время, пока пираты плыли, они периодически пели и плясали. Первое время я думал что все их песни – это вариативное применение звука «Арррр!» на разные лады, но вскоре я начал различать слова. Вот пример сего творения:
Пели они много, обильно брызжа слюной и скаля зубы, а хрипели так мощно, будто бы кто-то тащил жестянку по гранитному полу. Мы вчетвером были невинными свидетелями, или вернее сказать, жертвами их концертной самодеятельности. Первое время мы слушали их песни с некоторым интересом. Но после долгих недель плавания это стало невозможным, к тому же концертная программа не ширилась а повторялась из раза в раз. Первым пал Мач. Как только начинался концерт он обхватывал руками колени, садился спиной к борту и громко надрывно пел:
Если рыщут за твоею Непокорной головой, Чтоб петлей худую шею Сделать более худой…
После него сдал Гисборн. Как только Мач начинал песню, каждый куплет которой кончался криком, подобным отрыжке бегемота «Славный парень, Робин Гууууд!», Гай прятался под лавку и сворачивался там клубочком. Потом сдал Хьюго. Он просто уходил на корму и выл баритоном: «О! Миссисипи!» - очевидно, что-то на латыни.
Но самым неприятным было то, что их любимой песней была моя «Баллада о вонючем парашнике Вэйзи». Они пели ее на разные тональности и мотивы, прибавляя после каждого куплета «Аррррр!», скаля свои желтые, а местами и серые зубы на меня, с глазами такими злыми, что от одного их взгляда я еще немножко лысел и у меня начинала дергаться скула. Так что нашим квартетом было принято решение о том, что нам надо бы общаться, чтобы отвлечься от этих адских симфоний. Так я и узнал о том, что после смерти Гуда Мач не мог найти себе места – он ушел из шайки, запил и совсем докатился. Разумеется, что он, оставаясь вне закона, вынужден был скитаться по городским клоакам и питаться отбросами. Конечно, были и «счастливые дни», когда ему удавалось найти монетку-другую, чтоб нанять на нее лавку в общей зале какого-нибудь вонючего клоповника а также напиться. Это давало ему облегчение – самое страшное облегчение для человека: облегчение от мыслей. Шли дни, недели, месяцы. Сведений о бывших товарищах он не получал и считал их погибшими. Ричард тоже не возвращался из плена, и, таким образом гасил даже слабый, хоть и наивный лучик надежды. В один прекрасный день Мач решил свести счеты с жизнью. Привязал камень на шею, обвязав его бечевой, и пошел топиться. Тут вы, разумеется, ждете, что я скажу, что его спас монах в последний момент. Но нет. Его спасла ирония – камень выскочил из рук и ухнул Мача по ноге. Так Мач загремел в монастырский госпиталь, где и познакомился с Хьюго, который его выходил.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Понедельник, 18.01.10, 18:18
Посвящается великолепной стране Норвегии, где мне суждено было растратить несколько дней своей жизни, о чем я совершенно не жалею.
Дату удалось установить лишь по прибытии в Датское королевство. А до тех пор мы плыли по открытому морю с редкими заходами в порт. С редкими двумя заходами – на Фарерских островах и на Шетлендских островах. Оба этих места – перевалочные посты викингов по пути на разбой в Англию, Шотландию и Ирландию. А когда мы подходили к берегам Норвегии, нас застал жуткий шторм. Викинги пели и во время шторма тоже. Пели, падая с мачты в пучину, пели, разрывая в кровь руки об ванты. Короче зрелище было феерическое.
Но о том позже. Когда мы подходили к берегам Норвегии, я стал свидетелем прекраснейшего зрелища, что мне приходилось наблюдать до сих пор. И я имею в виду не статую из золота в мою честь. Я увидел берега Норвегии. Когда наш Драккар приблизился к ним, я понял, что лишь в таком месте могли жить могучие воинственные скандинавские боги. Пред нашим драккаром вдруг расступилась облачная дымка, стелившаяся по самой воде, открыв взору поднимающиеся из синей как само небо, черно-лилового цвета гранитные скалы. Волны бились об их подножия, поднимая многоярдовые столбы брызг, раздавались в стороны с чудовищным грохотом, чтобы потом вновь, с новыми силами ударить тщетно в основание тверди, словно бы в жалкой, но предписанной богами природе их, попытке смять эти колоссы, обрушить их в свои пенные пласты и поглотить навеки. Но скалы стояли спокойно, поднимаясь ввысь, пронзая низкие облака, парившие в каких-то сотнях ярдов над водной гладью, подернутые редкими изумрудно-зелеными островками альпийских лугов, на которых мирно паслись козы, а кое-где и стояли землянки пастухов. С этих высот в бурлящую у подножия скал стихию падали тонкие, но мощные потоки водопадов, словно слезы скандинавских жен, тоскующих по ушедшим в многомесячные походы воинам – викингам. И могучие утесы, напоминающие бороды величественных асов* уходили выше в самые небеса, вонзаясь в густые белые, словно овечья шерсть, облака, и, выступая из этой массы где-то там, куда не заходит ни человек, ни дикий зверь, они смотрели в вышине на людской сброд белоснежными шапками пиков. Изредка видели мы, как из черных расселин в меж утесами, которые викинги зовут фьордами, и являющиеся чем-то вроде наших заливов, с тем отличием, что настолько бывают узки, что даже драккару приходится поднять весла, дабы не зацепиться за острые, покрытые водорослями, скалы, мы видели как будто бы выходят суда вроде нашего, но тут же безмолвно пропадают в тумане. Или видели мы, будто бы сверху, со скал над нами, на нас смотрят воины в сияющих золотом доспехах, но огромные, слово великаны. Они стояли и горделиво провожали нас взглядами, опрешись на длинные как свая копья. То вдруг ночью начинало казаться, что вон та поросшая маленьким ельником скала зашевелилась, поднялась, сверкая двумя огнями-глазами, и пошла прочь. То вдруг из-под какого-то камня вылезла вереница маленьких человечков, и скрылась за скалой. Вода же в этих фьордах часто бывает пресной, точнее сказать – не такой соленой как в самом море за счет таяния снегов на вершинах скал, откуда и рушатся вниз эти сотни и тысячи водопадов. Но вот, картина вокруг нас стала суровой – накатили черные тучи, и скалы, казавшиеся лишь молчаливыми наблюдателями, теперь стали грозить драккарам гибелью. Поднялся ветер с северо-запада, и нас начало сносить к берегами Дании.
Ту би континует.
*асы - в древнескандинавской мифологии высшие боги(Один, Тор и т.п.)
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Воскресенье, 07.02.10, 12:55
Нас болтало в море несколько дней, однако, сам шторм застиг нас уже у самой Дании. Я старался не наблюдать за буйством стихии. Это несколько не по мне, хотя не увидеть огромный утес из черной как смола воды, вдруг вздымающейся над тобой, в тот момент как сам ты в утлом суденышке проваливаешься куда-то вниз, кажется что до самого дна, довольно сложно. Гром гремел, молнии сверкали, ливень бил в лицо, огромные волны вздымались на десятки футов вверх, обдавая нас солеными брызгами. Драккар швыряло из стороны в сторону, словно щепку. Сложнее всего приходилось нашему монаху – вследствие тучности ему было тяжело удержаться во время качки, Гисборн же с Мачем вовсю помогали команде, чтобы драккар не перевернулся или ему не сорвало паруса. Через какое-то время мы начали терять из виду два других корабля – в плотном слое из водяных брызг я еще изредка мог разглядеть их расплывчатые очертания, появлявшиеся то позади нас, то сбоку, то спереди. Какой-то из матросов сунул мне в руку канат и сказал что-то. Я не понял, что, но тот явно просил ему помочь. Мы вдвоем навалились на канат. Позади раздавались ритмичные команды, по которым мы должны были натягивать его на себя. Канат натянулся, словно струна и завыл. Я поднялся взглядом по его длине и понял суть операции – если бы мы отпустили его, то подчиняясь воле ветра, парус на мачте развернулся бы, и, раскрутив длинную рею, на которой держался, сорвался бы с мачты. - Atter! Atter!* – раздавалось сзади. Канат начал скользить из рук, раздирая кожу и мачта заскрипела. Вдруг я ощутил чье-то присутствие сзади и канат вновь натянулся – Гисборн буквально повис на нем всем своим телом, упираясь ногами в дно и орал мне в ухо: - Сильнее! Еще раз! Но эти усилия были тщетны – в нос судну ударила волна, и мы не удержались на ногах. Высвободившийся из наших с Гаем рук канат захлестнул подмышки матроса, что был с нами и, буквально вздернув его куда-то вверх, срезал ему конечности. Рея зловеще взвизгнула, и, развернувшись вокруг мачты, рухнула вниз, прижав намотавшимся на мачту парусом, викинга по имени Эйнар. Тот захрипел и забился в конвульсиях – парус, смотавшись жгутом диаметром в фут, придавил ему грудь, словно удав. Только сейчас я заметил, как пусто на палубе: кого-то вовсе не было, кто-то погиб под снастями. На нас шла еще одна волна, огромная, как пустынный бархан в Святой земле. И на гребне этой волны я увидел смерть – один из наших драккаров несся прямиком на нас. Он лениво поднялся до половины на гребень, обнажив нам поросшее ракушками дно и гордо, словно мифический дракон, под блеск молний поднял над нами в вышине свою голову на носу судна, а потом резко перевалился, и как с горы помчался на нас. - Олаф! – прокричал я. Но капитан не откликнулся. - Скорее сюда! – услышал я Хьюго. Тот стоял на корме с Мачем. Вместе они вцепились в рулевое весло и пытались повернуть его вбок, чтобы мы разошлись со встречным судном. Мы с Гаем одновременно бросились к ним. Я перемахнул через тело капитана, придавленного реей и вцепился в руль, но было слишком поздно – драккар ударил нам в нос корабля вскользь, слева, проломив борт и накренив наше судно. Гисборн, не удержавшись, рухнул за борт, и тем спас себя – драккар быстро и неумолимо наполз на наше судно сверху. Я увидел лица моряков на том борту, как они, полные отчаяния, отталкивались от нас веслами, но все было тщетно – огромная тридцатиярдовая деревянная туша наползла на наш корабль, а затем с треском проломила его, будто бы чья-то невидимая рука нажала на нее сверху. Корма, где мы стояли, накренилась, и я полетел в бездну…
Книга пятая. Гамбургские спекулянты.
Посвящается создателям мульфильма "Бременские музыканты"(того, что советский).
28.02.1194 Очнулся я на берегу моря среди обломков того, что было когда-то нашим драккаром. Неподалеку на лежащей бревном мачте сидел Гисборн и, сняв сапог, старательно из него что-то вытряхивал. - Гай! – простонал я умирающим голосом. – Гисборн… - Чего? – отозвался тот. - Где я? – я перевернулся на спину, раскинув руки так, будто приготовился к распятию, и подставил лицо солнцу, проглянувшему сквозь тучи и слегка согревавшему мою окоченевшую от ледяной воды, фигуру. - На песке валяешься. – ответил Гисборн и принялся натягивать сапог. - Где все? – я попытался пошевелить руками и ногами – ноги поддавались с трудом. - Не знаю. Где-то поблизости, если не утонули. - Что это за место? – я наконец ожил и принял вертикальное положение – какой-то злобный крабик упорно искал у меня в ухе свое новое ПМЖ. - Не имею представления. – Гисборн натянул сапог и, встав, принялся топать ногой, чтобы тот сел получше. Я оглядел себя – бывшая мокрой одежда постепенно начинала черстветь от холода, что навевало мысли о безвременной смерти после того, как только что удалось ее избегнуть. Я огляделся по сторонам и найдя указатель, зашагал к нему по песку уверенным шагом. Полустертая надпись на нем гласила то, чего я никак не ожидал увидеть, а потому лишь тупо воззрился на нее, снимая с головы водоросли в каком-то сомнамбулическом бреду. Позади встал Гисборн и огласил мысль за меня: - Дорога на Гамбург. Пятьдесят миль. - Эк нас занесло… С другой стороны, мы сократили путь по Франции. - Не поеду я во Францию. – Гисборн сделал лицо в духе «Я же плохиш, я свой, я плохой!» и ухмыльнулся. - Че? – не понял я. - Хочу свет повидать, народ посмотреть, себя показать. - Эка невидаль! Что там смотреть. Я тебя имею в виду! - А что! Очень даже есть на что! – Гисборн встал в третью позицию и гордо поднял голову. - Тебя что, об мачту стукнуло? Поедем во Францию и точка. В поместье в твое. Я хочу жить припеваючи! - Но поместье-то мое. А я туда не еду. - Тяжело с тобой. – я схватил Гая за ворот и принялся биться ему в грудь головой. – Что ж ты за человек такой тяжелый. И куда же твоя душа захотела после того морального катарсиса, что случился с тобой после падения в воду…Или может это я переборщил, когда тюкнул тебя бревнышком в Исландии? - В Святую землю отправимся. – сказал Гай. - Это еще зачем? - На могилу Мэриан. Я прикусил язык, вспомнив, насколько для него это больная тема, и лишь обреченно вздохнул, похлопав его по плечу. - Э-э-э-эй! – раздалось откуда-то издалека. Я присмотрелся. К нам бежал какой-то коротышка. - Мульча… - Мач. – поправил Гай.
* - "Раз! Еще раз!"
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Воскресенье, 21.02.10, 14:54
Тот же безумный день, и еще немного времени опосля.
Мач бежал к нам со всех ног, и со стороны казалось, что он попросту хочет нас убить – он спотыкался, падал, снова вставал, и, наклонив голову слегка вперед, вновь устремлялся к нам. На всякий случай я приготовился к внезапному нападению – спрятался за Гисборном. Все, что мог Гай – это сделать суровое лицо. Ведь оружия у него не было. Однако, достигнув нас, Мач остановился и принялся проявлять признаки жуткой одышки, упершись руками в колени и шумно сипло дыша. Тут из-за пригорка показался и брат Хьюго, одергивавший рясу. Я не стал спрашивать у него, что он там делал. - Ну что, братья? Куда направим свои маслы, осенив путь всеми крестными знамениями? - Гамбург – ближайший населенный пункт. – констатировал Гай. - Гамбург это в Ирландии? – сипло прохрипел откуда-то снизу Мач. - Нет, Мульча. Гамбург – это в Алжире. - Не похоже на Алжир. – заметил Хьюго. - Да это я Мульчу подкалываю. - Не важно. Полагаю, что разумнее всего идти в этот самый Гамбург. - Да что вы! – ехидно заметил я. – А я, может не собираюсь делить с вами хлеб и кров и вообще наши дороги расходятся. Меня вполне устраивает компания Гисборна. Он хоть и нестабилен, изменчив, как лондонская погода и хочет меня убить, но он, по крайней мере не…не… Короче я с ним. - А куда путь держите? – спросил Хьюго на этот раз уже у Гисборна. - В чудесный богатый город, почти что столицу мира! Великий, блестящий и вечный, раскинувшийся меж холмов полис… - вступил я. - В Гамбург. – отрезал Гай и гаденько улыбнулся мне. - В Гамбург. – согласился я от отчаяния. - Тогда мы с вами. – возник откуда-то снизу Мач. Путешествующий по Европе человек, если бы заглянул в любой собор, увидел бы многочисленные изваяния, изображающие святых крупного и местного разлива. Все они, как правило, изображены в одном стиле – они стоят, либо опустились на колени, и, сложив руки в молитвенной позе, воздевают к небу очи, полные скорби потерявшего шекель еврея, со стоном, застывшем на устах. Беглый взгляд на этих несчастных истуканов из дерева или гранита, приводит к мысли, которую словно бы изображает собой вся их фигура – «Ну что тут поделаешь!» словно бы говорят они Богу. Когда трио Гай-Хьюго-Мач двинулись по дороге на Гамбург, у меня было примерно такое же выражение лица и тела. И я поплелся вслед.
16.04.1194 …Мач вышел из лавки портного и одернул на себе дурацкие штаны на подтяжках, а затем поправил остроносую шапочку с заколотым в нее пером щегла. - Теперь я как настоящий гамбургер! -… - Житель Гамбурга… - Житель Гамбурга – это не гамбургер, а гамбуржец. – скептично заметил я. - А какая разница? Как бы там ни было – мне нравится эта одежда. Она теплая и хорошо сидит. А хочешь, я спою йодль? - НЕЕЕТ!!! – отстранился я. Мач присел рядом со мной на лавке. Перед глазами открывался прекрасный вид на городскую площадь, раскинувшуюся пред островерхой ратушей с часами. На площади шел в меру бойкий торг, а весеннее солнце высушило все лужи, а также и сено в кормушках для лошадей, из-за чего оно стало источать приятный аромат. Мач распластался на лавке как лягушка и попытался стянуть сапоги, упираясь задниками в землю. - И не думай портить мне сиесту запахом твоих портянок. – предостерег я, не двигаясь. Мач прекратил елозить и снова принялся таять на лавке. Когда мы прибыли в Гамбург, почти два месяца назад, дела наши шли еще не так хорошо. Все наладилось лишь спустя некоторое время – брат Хьюго стал прислуживать в местном кафедральном соборе, где по достоинству оценили его прекрасный голос, меня назначили местным судьей по новому обычаю, или как они называли его сами – «Странный и нелогичный обычай идиота - губернатора Хайнца». Обычай сей заключался в том, что на ключевые посты в городе назначались люди не местные, и таким образом достигался принцип беспристрастности. И хотя я был полностью солидарен с теми, кто дал обычаю такое название, я судьей стал. И сегодня вечером должен был состояться мой первый серьезный процесс, грозящий сожжением подсудимой, подозреваемой в колдовстве. А Гисборн, меж тем, работал спекулянтом. Так как советники-телохронители-мокрушники тут были никому не нужны, он принялся продавать приглашения на несуществующие обеды ко вполне реальным людям, и хотя я говорил ему, что это не лучшее занятие, он тем не менее, продолжал приносить пользу нашему домашнему хозяйству, причиняя при том вред всему городу, и снискав в результате славу «Паршивца в кожаных портках», как его теперь звали гамбуржцы. Так что карьера его пошла на убыль и он занялся принципиально новой деятельностью – стал собирать у вполне реальных богачей деньги на не вполне реальные реставрации святынь и постройки флотов для крестоносцев. Воистину, его призванием были постоянные спекуляции на людской доверчивости. Посмотрим, чем обернется эта его затея. А что же в это время делал Мач? Мач научился петь йодль и отбивать чечетку – воин в Гамбурге тоже был не слишком-то востребован. Так что Мач теперь выступал в каких-то кабаках, имея с того не очень большой, но стабильный куш. Кроме прочего, я узнал, что в Англию вернулся наш августейший Дики, и принялся вновь обирать простой люд для очередной опрометчивой компании теперь уже во Франции, из чего я сделал логичный вывод, что во Францию пока лучше не соваться из соображений собственной безопасности и что грело душу Гаю, который совсем не хотел возвращаться в родные партизанские места…
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Воскресенье, 21.02.10, 15:31
Вечером я явился в наш местный застенок чтобы судить ведьму. Нарядили меня в торжественно-пурпурную мантию, а на голову надели шапочку. Непонятно, к чему был этот нелепый обряд – в Ноттингеме мы особо не церемонились, вынося приговор. Однако здесь все было строже. Мне всучили копну чего-то, напоминающего мочало. - Что это? – спросил я у пристава. - Это парик. Извольте надеть. - Не хочу я! – мое самолюбие было задето. – У меня и без того прекрасные волосы. - Извольте! – сквозь зубы процедил пристав, грозя кулаком. Против такого аргумента устоять было сложно во всех смыслах этого слова. Я нехотя нацепил на голову седое мочало и направился в зал под громогласный вопль пристава: - Встать! Суд идет! Я шарахнулся от него в сторону судейского стола и занял свое место между двумя престарелыми особями мужеска пола, каждый из которых напоминал корнеплод репы и сидел с лицом, полным высокомерного презрения. Левая Репа незаметно подвинула мне бумажку, в которой по-немецки было написано одно слово «Казнь». Это значило, что девушку надо было во что бы то ни стало сжечь. Правая Репа, оказавшаяся священником лет семидесяти, с желтым и морщинистым лицом, кивнула мне. Очевидно, что приговор был вынесен еще до суда и этот святоша вел дело. - Введите подсудимую. На сие приглашение явилась арийская синеглазая блондинка необычайной красоты и пышных форм. Войдя в зал, она стразу же стрельнула глазами в Правую Репу – священника. Выстрел сразил наповал. - ВИНОВНА! ВИНОВНА! – заорал тот и принялся колотить молотком по столу. – ВИНОВНА! - Уберите его кто-нибудь… - сказала Левая Репа. – Вот потому, Вэйзи, я и пригласил Вас на суд – введу сложности и опасности дела. Один, как видите, не выдержал напряжения. Вот, до чего его довели, подсудимая! Девушка вздохнула, колыхнув арбузными грудями и виновато потупила взор. Нет, ну такую надо Гисборну! Не даром он до женского пола охоч – вот будет ему красавица жена, авось забудет свое горе. И в дурдом упекать не придется – прям камень с души. - В чем сие дитя виновно? – спросил я, с трудом отрывая взгляд от бюста девушки. - Именно в этом. – сказала Репа. – Она ведьма, совратила мужа одной нашей горожанки. Во-о-он она в зале сидит. Я бросил косой взгляд на зал. В толпе жаждущих крови бюргеров, в глубине темной залы сидело некое подобие оволосевшего гиппопотама. - Это он и есть? - Это ОНА и есть. Жена в смысле. – флегматично проговорила Репа. Я поморщился и почувствовал, как от отвращения у меня свело скулы и шею. - Она же страшная…-прошептал я. - Ты тоже не Адонис! – раздался бас женщины из зала. У нее оказался хороший слух, и я уже начал побаиваться, что у нее и память будь здоров. Не долго думая я сделал выбор между счастьем Гисборна и своим здоровьем. Я взял со стола пергаменты с текстом, в котором была изложена суть дела. Откашлявшись, и бросив два взгляда – один опасливый на жену и один робкий на девушку, я приступил к чтению по бумажке. - Хильда Бренсгау…Вас обвиняют в колдовстве. Что вы можете сказать в свое оправдание?... –я аж брови приподнял: на этом текст протокола был окончен. – Это что, все что ли? - Несовершенство правовой базы. – краем рта прохрипел Репа. – Импровизируйте! - Вы совратили мужа этой…кхм…женщины! Прелюбодеяние – страшный грех. За него невинные души попадают в ад. На следствии вы показали нам…не мне, а третьему судейскому…Что вы там ему кстати показали? Не могли бы продемонстрировать? - Она не показала, а сказала! – прошипела Репа. - Так что вы там ему сказали? - Я сказала, что я невиновна… - проговорила Хильда и часто заморгала оленьими глазами, вызвав в зале стон умиления. - Вы знаете, я ей верю. – повернулся я к Репе. - А я нет. – сказал тот. – Короче, мой коллега, я так полагаю, тоже отключился от состояния вменяемости. Так что, ты ведьма, будешь гореть на костре. Слава Богу, что мы не позвали вас на следствие, а только в суд, Вэйзи! Мямля мягкотелая! Это меня основательно задело. - На своей родине я казнил невинных, между прочим! - А! – лицо Репы наконец прояснилось. – Так вы и есть Вэйзи Первый, Кровавый Сатрап? - Вэйзи какой? - Сатрап Кровавый! Но что-то ваше прозвище не очень оправдывает себя. Обвиненная…то есть обвиняемая, - вновь обратился Репа к подсудимой. – Ввиду несовершенства нашей правовой системы, отсутствия свободного времени, большом желании кончить дело и разойтись по домам, а также ввиду того, что вы ничего дельного в свое оправдание сказать не могли, приговариваю вас к сожжению. Девушка лишь задрожала, ахнула и упала наземь. - Унесите ведьму на костер. – сказал Репа, отряхнув руки как бы после работы. – Ну че рот раззявил? Так у нас суды и вершат. Тут вам не Англия с вашим прецедентным правом! И тут у меня созрела идея. - Давайте проведем следственный эксперимент. У меня есть друг, жуткий кобелина! Вот ежели она его совратить сумеет – значит ведьма. А если нет – вы ее отпустите. Репа долго размышлял и что-то мямлил под нос, пока наконец не высунул руку из широкого рукава и не произнес бодро: - Идет!
На следственный эксперимент Мач шел неохотно. Он упирался, рыпался повернуться и пойти назад, говорил что он от природы робкий и женщин боится, короче чего только не придумывал чтобы не работать. Следственный эксперимент решили проводить прямо перед кострищем. Собралась толпа страждущих голодных до кровавых сцен и жаждущих получить зрелище и уйти домой, пролетариев. Тут был и Репа. Из толпы периодически слышались робкие выкрики и призывы сжечь девушку. - Это он. Мач. В народе – Мачо. – я с довольной рожей положил Мачу руку на плечо. - Побьют… - почему-то вырвалось у того. - Давай свой эксперимент, нам пора идти есть сосиски с капустой. – сказал Репа. Я поставил Мача перед Хильдой. Тот сразу замыслил неладное, но его схватили два здоровых обывателя – прочувствовали, что парень хочет дать деру. - А-а…Что я должен делать? – спросил дрожащим голосом Мач. – Меня собираетесь сжечь? Я обошел Хильду с тылу, и, обхватив ее руками сзади, вцепился ей….в корсаж(нет вы не то подумали), а затем со словом: СМОТРИ! – рванул тот в стороны. Взору моего неискушенного соратника предстало молодое, роскошное, гладкое, с бархатистой кожей, нежное…так, что-то я увлекся. Короче он узрил ее во всей красе. - Ой! – только и вымолвил Мач и обмяк на руках бугаев в обмороке. - Я же говорил – не совратит. – я расстроено «захлопнул» корсаж и повернулся к Репе. - Невиновна… - пробормотал тот. Так, я нашел Гисборну новую невесту. Наверное, на этом наши похождения и подошли к концу. Я не хочу заглядывать в будущее, но с тех пор прошло немного времени – Гай встречался с ней, охотно общался. Они поладили, и, дай Бог, все кончится хорошо. Из судей меня чуть было не турнули, но за мой нестандартный подход к следствию, все же дали мне второй шанс. А за Мачем так и закрепилось теперь имя «Мачо».
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Посвящается создателям «черных» национальных мифов.
29.06.1194. Писать заметки в пути – дело крайне неудобное, особенно если ты путешествуешь по колдобистым дорогам Поммерании. Красивый летний пейзаж радовал глаз, аромат скошенного сена – нюх, и всю картину портило каменное лицо Гисборна, который сосредоточенно стегал лошадей, так что они уже периодически заваливались от усталости – мы ехали без перерыва уже почти сутки. Позади, мирно уткнувшись в подмышку Хьюго, посапывал Мач. А вот его «подушка» храпела как полк французских копейщиков. - Она была слишком уж заботливой. Прямо шагу не ступить без ее контроля. – начал разговор Гисборн, поняв, что я пялюсь на него с нескрываемым ехидством. Пару недель назад мы покинули Гамбург ввиду того, что Гисборн бросил красавицу жену, которую я спас от костра вследствие ее слишком высокой профпригодности. Очевидно, ему по-прежнему нужна была злобная баба, ненавидящая окружающую действительность, и пытающаяся ее сломать, а всех мужиков, что ее окружают изменить, как ей кажется, «в лучшую сторону», короче Мэриан. С тех самых пор мы катаемся на телеге вдоль балтийского моря, причем Гисборн старательно движется на восток. Сколько я ему не говорил, что Ближний Восток – это выражение аллегорическое, он уверенно вез нас в дремучие славянские леса, ожидая, очевидно, таким способом достигнуть Иерусалима. Странно и то, что его не удивило отсутствие лиц арабской национальности, поскольку встречали мы лишь рыжеусых поляков и немцев. Удивительно, каким образом он тогда умудрился добраться до Святой земли, чтобы грохнуть Ричарда! А может он там и не был вовсе. Съездил до дома, в свое родовое поместье, пока там отсиживался, придумал сказку про то, как ему помещал Гуд, а для правдоподобности набил себе татуху у Криволапого Стэнли на восточном конце города, где я по молодости проколол себе сос…не важно. Короче говоря, сочинил такую сказку и вернулся. Ну, судя по тому, что он, направляясь куда-то в сторону Кракова, думает, что едет в Иерусалим, эта теория имеет право претендовать на аксиому. - Дурак ты по самые яй…яйца где там, Хьюго? Ты захватил?..Я варил перед выездом... Дай мне одно. – Гисборн смерил меня взглядом, пока я пытался разбудить монаха. - Я бы точно их лишился, если бы остался жить в этих тепличных условиях. - Лишился кого? - Яй…Друзей, е-мое! – вспылил Гай. - А. Причендалов. Фигурально выражаясь. - Ну не реально же. – фыркнул Гай. - Смотри, если она нас догонит, боюсь что фигуральное может перерасти в реальное. Ты в курсе, что мы въезжаем на территорию Тевтонского ордена?* - Какого ордена? - Они только переехали сюда. Почти что полный аналог наших тамплиеров, только еще более гордые. Попросим у них приюта. Гисборн остановил телегу перед корявым столбом, на верхнем конце которого красовался надетый сверху шлем с трещиной, очевидно, от удара мечом. Под шлемом была прибита горизонтальная табличка, на которой сидел черный ворон. Надпись гласила: «Вы въезжаете в Пруссию, на земли Великого Тевтонского ордена. Добро проваливать отсюда!». Эта ветка дороги уходила в какие-то мрачные безлистные черные леса, над которыми вдалеке возвышались серые башни замка. Вторая ветка дороги уходила куда-то сквозь яблочные рощи. - Трудности перевода. – отмахунлся я. – Наверняка хотели написать «Добро пожаловать сюда». - Точно. А трупы вдоль дороги лежат, чтобы ночью с нее ненароком не свернуть. – буркнул Гай. – Едем в другую сторону. Гай дернул вожжами, и, поворотив коня, направился о второй ветке дороги. Указатель, в ее сторону был ровным, прямым, украшен висящей сверху черной широкополой шляпой, а на табличке под шляпой было меленькими буковками выведено: «Вы таки уже приехали? А шо нам с того будет?». Ровная аккуратная дорожка вела к какому-то поселению…
Гисборн так уверенно свернул с дороги, ведшей к замку, что повернуть назад не представлялось никакой возможности. Когда аккуратный поселок уже казалось был настолько близко, что даже запах печеного бил в нос, и можно было разглядеть игравших возле дома детишек, и Гай уже устремился туда, гоня коней рысью…нам дорогу вдруг перегородил вышедший с обочины человек в белой как снег рубашке, поверх которой была накинута черная безрукавка, на его же носатую, бородатую голову, была водружена черная шляпа наподобие той, что висела на указателе. Он добросердечно улыбаясь, направился к нам, и Гай остановил телегу. Я спрыгнул, и раскрыв объятия ринулся навстречу, как вдруг человек, не меняя выражения лица, и обняв меня крепко-крепко, проговорил лисьим тоном: - За пг’оезд по дороге – два шекеля! - Жид? – выпалил я. - Как можно? Сын Изг’аиля! – он отстарнился, по прежнему с ухмылкой, и проговорил: - Бег’л Лазарь. Евг’ей, сбог’щик податей! Берл тут же изменился в лице – очевидно, потому что в нем изменился я. С перекошенной от злобы рожей я повернулся к Гисборну и сквозь зубы произнес: - Ну. Доставай свои шекели!
* - Тевтонского ордена в прибалтике не было до 20-х годов 13-го столетия, и данное упоминание есть художественный жест, не имеющий к истории никакого отношения, равно как и существование Вэйзи и Гисборна.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Воскресенье, 11.04.10, 18:25
Шекелей у Гисборна, разумеется, не было. Радовало лишь то, что его суровое и безответное молчание свидетельствовало о признании им свое ошибки. - Дорогой друг! – воскликнул я. – Бегл! - Меня зовут Бег’л! – воскликнул еврей. - Да, я так и сказал. Так вот, мы несколько торопились, убегая от разгневанной жены этого господина, которого, кстати, зовут Гарфункель! – не мог я не отомстить Гаю. – В семейном кругу мы зовем его Гаем, но он очень любит, когда его зовут Гарфункелем. - О да! Молодые люди пог’ой очень высокго мнения о себе самое. Вот мой бг’ат Соломон! Он таки всегда возмущается, если мы сокг’ащаем его имя! Тетя Софа относится к нему как к сыну, а он ей гг’убит. Она всегда жалуется мене: «Чем я таки виновата…» - К делу! – разговор о семье еврея грозился перейти в бесконечный, а потому я решил быть краток. – Это сойдет вместо шекеля? Я повертел перед Лазарем золотым кольцом. - Таки да. – коротко ответил тот. Внезапно на козлах вскочил Гай. Кажется он заподозрил неладное и неслучайно. - Это мое обручальное кольцо! Кто разрешил вам его брать? - Будешь возмущаться, вернем к жене. – буркнул из телеги Хьюго. - А я не прочь бы вернутся. Я был хорошим чечеточником в Гамбурге. Мог бы сделать карьеру. Стал бы известен и богат. Обзавелся бы тупой блондинкой – любовницей, а потом меня бы пригласили на Бродвей. – размечтался Мач. - Куда? – спросил Гисборн. - Ну…на Бродвей. - Брод...Бордель? - Нет, мне кажется, что так называлось бы место, где ставили бы отвратные представления, но из-за известности его, все все равно ехали бы туда. Берл меж тем освободил дорогу и наша телега медленно двинулась к еврейскому селению. По дороге я спросил его, что за дорога вела к замку и кто в нем обитает. На мой вопрос еврей сильно разволновался и залопотал, что в замке обитают немецкие рыцари, что периодически они приезжают оттуда и устраивают жуткие погромы. А год назад они случайно сбили на коне какого-то пенсионера, и теперь еврейское поселение напишет всем королям петицию, что был произведен геноцид, что это непоправимая утрата для народа Израиля, и что теперь все должны и даже обязаны их любить и уважать, а также заплатить им денежную компенсацию. Причем говорил еврей так складно, что и прицепиться было не к чему, как будто бы он был прав. Остановиться мы решили на небольшом постоялом дворе на краю селения, носившем звучное название «Бульар Фельдмана». К слову, это был самый чистый постоялый двор, на каком мне предстояло бывать, и самый дорогой. Трактир этот, как и множество лавочек, магазинов и прочих проявлений цивилизации в поселении держал один из его отцов – основателей, по имени Борис Березман. Хотя в кругу евреев не принято сплетничать о своих, тем не менее, погонщик наш, который был немец и к народу Израиля себя не относил, указал нам, что этот человек, был одним из богатейших в земле, лежащей от нас к северо-востоку, и называемой там Русью. Жил он в городе под названием Новгород, что на наш язык переводится как Новый город. После того, как в городе к власти пришел влиятельный и жесткий правитель, Березман, заведовавший там казной, спер сколько мог и укатил за границу, за что его теперь в Новгороде люто ненавидят, вполне оправданно меж тем. А так как Березман оказался на редкость гадким человеком, то брал он наценку в трактире за все, разве что за смотр в окно не обирал честного человека. То есть меня. Разумеется, у него всегда был пункт менял, где можно было разменять нашу немецкую мелочь. Курс, разумеется, тоже был грабительский. Тогда мы попробовали переселиться в дом к Берлу. За неделю жизни там я начал тихо ненавидеть и Берла, и тетю Софу, и его брата Соломона, его сыновей Аарона, Левина и Бориса, а также его мертвую жену Юдифь. В доме царил хаос звуков и даже к мертвой жене а также всем царям Израиля Берл взывал так громко, что в какой-то момент Мач ушел. За ним ушел Хьюго. За ними Гисборн. Только потом я понял, что они нашли местечко потише и ушел тоже. Местечком потише оказался домик на самом краю поселения, который принадлежал старому рыбаку и отцу кучи миловидных евреек – старику по имени Матфей. Там было даже комфортнее, поскольку Гисборн и Ко часто ходили полюбоваться, как молодые еврейки помогают отцу ловить сетями рыбу в ближайшей речушке. Я же мог комфортно проводить время, сидя на завалинке в трусах, как старый холостяк, попивать местное пиво и никто бы мне слова не сказал. Воистину, отпуск от должности судьи был мне на пользу. Однако в одно пасмурное и туманное утро я вдруг услышал нечто… Земля под домом будто бы мерно задрожала как будто бы от того, что перемещается огромный великан – «Тррум! Тррум!» Только очень часто. Затем раздался какой-то боевой марш на немецком и я увидел строй солдат…
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Дальнейшее повествование ведется аббатом Хьюго, который позаимствовал журнал Вэйзи, поскольку у последнего не было возможности расписать все злоключения, произошедшие с ним в результате бегства Гисборна от жены, да и зла у него писать тоже не хватало.
Евреи высыпали из своих домов как горошины из стручков, встречать незваных гостей. Перед деревней остановился отряд солдат – арийцев. Махровые гансы, подтянутые, с каменными лицами в круглых шлемах. Вперед выехал один из них – на нем была черная форма, на левом плече красовались две вышитые серебром буквы «SS». Он заговорил с сильным акцентом: - Краждане евреи! Нам стало исфестно, что ви укрывайт тут некто Кай Кисборн. - Нет-нет. Никого мы не укрываем. – вышел из толпы Берл. - Тому, кто еко найдет, обещана награждайт сто шекель. - Это он. – Берл без тени сомнения ткнул пальцем в Гая. - Зачем же ты сдал его, засранец? – прошептал Вэйзи на ухо Берлу. - Они знают что он тут. Устроили бы погромы. Офицер меж тем, обвел толпу торжествующим взглядом, пока солдаты брали под руки Гисборна, и продолжил: - Тут также находиться…на-хо-дит-ся…находится беглый экзекутор Вэйзи и некий аппат Хьюго. - Аббат. – прокричал я. - Я так и сказать. Взять еко! А кте же Вэйзи? - Сдашь меня, вернусь, прокрадусь в твой дом и похищу…нет не твоих детей...твой носок, куда ты шекели ныкаешь! – пригрозил Берлу шериф. - За неко обещайт накрада сто пятьдесят шекелей! – гаркнул офицер. - Это он! – ткнул в меня пальцем кто-то из толпы, на что Берл, гордо подняв подбородок, проговорил: - Всех не подкупите, фашисты проклятые!
Вскоре нас троих уводили под белы рученьки здоровенные арийские вышибалы. Гисборн и я шли покорно, а вот Вэйзи неистово дергался из стороны в сторону и орал лихим зычным голосом:
Там за красным столом, весь окутанный дымом, За бокалом вина, сам Шериф судит тут! А на черной скамье, на скамье подсудимых, Сидит Найтон красотка и молоденький Гуд!
Весь долгий путь мы вынуждены были терпеть приблатненные песенки шерифа, которых он видимо нахватался еще в бытность свою шерифом, хотя однажды он все таки прервался чтобы спросить хрипатым голосом, щурясь одним глазом и дико ухмыляясь золотозубой пастью: - Начальниииик! Начальничкееееек! Кто нас замел-то, начальник? Кто сдал? Я ж эту суку на клочки порву, слышь! Ты же меня потом за мокруху повяжешь, начальниииик! - Вас нашла шена Кая, Хильда. Она арбайтен на нас. - Аааааааааааах! – Вэйзи скривил рожу и оскалился. – Вот ведь флика* поганая! Бесовка** лютая! Я ж ее как увижу – попишу падлу! Слышь, вертухай, ну опусти меня, а? Ну будь же ты человеком, ну? - Затнись! – офицер пихнул его сапогом в лицо, от чего Вэйзи упал наземь. Руки у него как и у всех нас были связаны, и потом его подняли солдаты. - Падла…-прошипел Вэйзи. - Мы поезжать в наш замок и вершить там правый правосудий. Люс!!! – гаркнул офицер.
В ответ Вэйзи лишь снова завыл:
Чтой-то мало света, Не пойти ль нам в кабинеты? Толстый лабух*** нам сыграет, Эй, маэстро, колыбельную давай!
- Мне, между прочим, не нравится, как вы отзываетесь о моей супруге! – возмутился тихо Гай. – И не думайте, что я не понимаю ваших блатных выраженьиц!
Поскольку многоуважаемый наш друг, попутчик и просто не очень хороший человек, Вэйзи, оказал сопротивление при задержании, его отправили в дальнюю камеру, а его дневник продолжил вести ваш покорный слуга, монах Хьюго. Гай же наш Гисборн, вынужден был отдавать свои многочисленные супружеские долги своей жене, от которой он сбежал. Мой удел был также тяжел - узнав что я монах, немцы обязали меня отправлять службы и соблюдать все обряды, поскольку, несмотря на то, что орден у них был монашеский, не нашлось ни одного человека, который разумел бы латынь в должной мере. Как выразился их предводитель - маленький человек с маленькими усами под большим носом - все они погибли в священной войне с недочеловеками, то есть со стаей волков, которая перегрызла их, когда они с миссонерской целью шли на восток. Судьба Мача оказалась проще пареной репы - он был популярен в Германии, и его слава чечеточника и йодлепевца быстро докатилась и до сих краев и он пользовался в замке бешеной популярностью. Но вот, Гисборн все отдал по счетам, и когда он, утомленный страстными объятиями жены, вышел наконец из спальни ея, и его и Вэйзи поволокли на допрос... Я позволю себе осветить некоторые его моменты в своих записях.
- Меня зовут Генрих Леопольд, по прозванию Кроткий... - перед посаженными на стулья Вэйзи и Гисборном сидел человек, лет сорока на вид, коротко постриженный, с прямым носом, скошенным назад лбом и маленьким подбородком. Над тонкими, плотно сжатыми губами его красовались небольшие усики. Сам человечек был небольшой и невзрачный на вид. - Вы и есть бывший шериф английского города Ноттингема, Вэйзи по прозвищу "Бессмертный"? - Каких только прозвищ мне не давали. Но это мне нравится. Повышает тонус. - улыбнулся Вэйзи. Генрих Леопольд пристально посмотрел на шерифа и продолжил: - За вашу голову, как и за голову вашего спутника Гисборна была назначена награда, и зная, что вы покинули пределы королевства, принц Джон привлек к поискам своих зарубежных коллег. Вы довольно скоро обнаружились в Шотладнии, но местный владыка довольно грубо сработал, и вот вы снова на воле. А потом вы вновь появились...в Гамбурге. Где вас и выследил наш агент и по-совместительству, супруга Гисборна. - Должно быть вы мой поклонник, раз так тщательно следите за моими перемещениями! - съязвил Вэйзи. - Послушайте...а вы не маньяк? Учтите, я не жертвую пряди волос и я не буду ставить автограф вам на груди! - Я должен был бы выдать вас вашему принцу...-продолжил Генрих Леопольд. - Но вот ведь одна незадача - вернулся его брат-король Ричард и мягко говоря намекнул на то, что действия Джона были...не совсем законными. Ввиду этого факта, нам вообще-то стоило бы вас отпустить... - Так чего мы ждем! - Вэйзи бодренько вскочил на ноги. - Мартин! - скомандовал Генрих Леопольд. Тяжелая рука ухнула на плечо старика, и Вэйзи сел на стул, охнув от столкновения родного геморроя с твердой деревянной поверхностью. - С другой стороны, Ричард признал незаконными и ваши действия в бытность шерифом и назначил награду и за вашу голову...такие дела, да... - Генрих загадочно замолчал. - Мы можем уладить этот вопрос? - чутье старого чинуши не обмануло - загадочное молчание и эффект момента подсказали ему, что немец предлагает сделку. - Можем. Герман! - на зов в плохо освещенную комнату вошел толстый воин в роскошных почерненых доспехах и с золотой рыцарской цепью, висевшей на его широкой груди. - Теперь ваша очередь. Рыцарь подошел ко столу и развернул на нем большую карту, нарисованную на пергаменте. Вэйзи еще никогда таких карт не видел - она была намного обширнее всех английских, что он до сих пор видел и охватывала много земель к востоку от Польши. - Вижу, что ваше внимание привлекла эта территория. - пробасил Герман. - У нас она также вызывает неподдельный интерес...Со стратегической точки зрения...
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Пятница, 05.11.10, 00:20
- А что это за местность? - поинтересовался бывший шериф. - Это Русь. Нам о ней мало известно. - О! Я слышал, что там половина народа сидит, а вторая половина сторожит первую, что там все дикие и не переставая пьют, и что там жуткая диктатура. А еще медведи по улицам ходят, верхом на которых ездят пьяные угрюмые бородачи... - наконец вступил в разговор Гисборн. - Очень похоже на Ноттингем. Только медведей у нас нет. - уточнил Вэйзи, подняв указательный палец вверх. - Мы знаем мало, но мы хотя бы не верим сказкам! - оборвал их диалог Герман. - Эта земля богата ресурсами, там много таких товаров, каких никогда не было по сей день в Европе, и, кроме того, имеются торговые пути на восток. Но нас огорчает тот факт, что люди тамошние темны и не признают нашей истинной веры, равно как и власти Римского папы. - Кошмар!!! - расширились глаза шерифа. - Не юродствуйте. - Я вам не мальчик. - Тогда вы точно не самая привлекательная девушка... - согласился Генрих. - Я бы с такой и в голодную зиму за ведро сметаны не стал бы... - начал было развивать мысль Герман, но Вэйзи оборвал рыцаря: - Ближе к делу. У вас там экономический интерес. У меня интерес - не оказаться в родных пенатах, поскольку я так и вижу как Дикки носит в кармане петлю, с моим вышитым на ней именем. Вы по какой-то причине не хотите отправиться на восток... - Медведи с бородочами...-предположил Гай, подняв бровь. - Возможно...Гисборн...Короче говоря вы хотите отправить туда нас. То есть в определенной мере наши интересы пересекаются. В чем же будет суть вашего поручения? - Вы должны отправиться в город под названием Новгород. Вы будете разведчиками - нам необходимо узнать все: план города, количество и состав гарнизона, уровень подготовки солдат, настроения среди населения, наличие запасов пищи и источников пресной воды в черте города, количество застав вблизи города, пути отступления и прибытия войск - все, что вы можете узнать, Вэйзи. Вы ведь уже штурмовали города. И вам должно быть известно, каким образом проводится разведка. - Вы готовите военное вторжение? - Именно! - заключил Герман. - Хм...а вы не боитесь... - Вашего побега? Нет. С вами отправятся наши люди. С одной стороны - чтобы следить за вами, а с другой - чтобы получить действительно достоверную информацию. - Отлично! - Вэйзи потер руки. - Осталось найти консенсус - сойтись в цене...
Маленькие свинячьи глазки Германа поползли на лоб, лицо побагровело, углы широкого рта опустились, образовав на многочисленных подбородках еще парочку. - Речь идет о вашей свободе и жизни! Ты еще смеешь торговаться, старик! - Сё-сё-сё! Я понял! Гисборн? Что ты знаешь о медведях? - Э-э-э-э... - Я тоже немного. Идем на восток. Кстати, а где наши попутчики? - Мы их вам представим на ужине. Прошу следовать за нами...-улыбнулся Кроткий Генрих.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
- Гисборн, сделай лицо посложнее, пожалуйста! - прошептал на ухо бывшему рыцарю Вэйзи. - Твоя оттопыренная челюсть из которой начала капать слюна, пугает наших столовников. Ну граф Фредерик, ну и что. Мир тесен, Гиззи, я понимаю, что вероятность встречи с ним в твоей картине плоского, лежащего на трех китах и большой свиноматке, мира, стремилась к нулю. Я тоже не ожидал. Но ведь и Мача мы не думали встретить. Гиззи. Ау. Хватит пугать людей. Такое ощущение что ты быстро разлагаешься - лицо осунулось, и челюсть открылась. Эххх... Отчаявшись что-то объяснять, Вэйзи заботливо, кончиками пальцев, приподнял нижнюю челюсть Гая "до щелчка", захлопнув ему рот, и с улыбкой повернулся к графу Фредерику из Ханхейма. - Вэйзи! Я так и зналь, что ви получить то, что заслужить! - Высокомерно посмотрел на собеседника, сидевшего напротив, фигляр из Баварии. - Вы тоже не по казино деньги мотаете! - парировал Вэйзи. - А ти лысеешь! - огрызнулся Фредерик. - Тоже мне новость! Вот если бы Гисборн полысел! Представляешь себе каков был бы брутал! - Вэйзи и Фредерик захихикали.
Шок Гая от встречи с единственным оставшимся в живых мужчиной, которому Мэриан подарила страстный поцелуй, был достаточно глубок. А потому он по прежнему пялился куда-то в район третьего глаза Фредерика, чуть скосив глаза, и не отреагировал на колкость шерифа никак, кроме как издав звук, напоминающий скрип от проведенного по стеклу мокрого пальца. Мало того, так еще с этим человеком ему предстояло отправиться в поход. Ну бывает же такая невезуха - в кои-то веки собрался в Святую землю каяться, так тут как тут - навязался покойный шеф, жирный монах-психопат, чечеточник-бывший разбойник и жигало! И едут они не в Святую землю, а на север - в обитель медведей и угрюмых алкашей!
-...Тогда я ему и говорю: "и еще она просила передать - смени наконец имидж"! - донеслось откуда-то слева. -Ви большой шутник! Путешьествий бить очень веселий! А, Гисборн!
Гай повернул каменное лицо прямо в ухмыляющуюся физиономию Фредерика. - Я проклят. - проговорило уставшее лицо. - О чем это ти? - Меня окружают ненормальные демоны-скоморохи в рясах, башмаках для чечетки и со вставными зубами. - снова сказало каменное лицо. На нем отразилась легкая степень усталости. - Да он просто хандрит! - Вэйзи задорно пихнул Гисборна в плечо и тот повалился на бок. - Э-э-э! Нет, это серьезно. У него начинается приход. Через полчаса начнет винить меня в смерти Мэриан, а через час - будет порываться кого-то убить. А потом начнет петь матерные частушки. И так раз в неделю! - добавил шепотом Вэйзи. - Как! Мэриан...умерла? - вскинул брови Фредерик. - Я не зналь...это очень ужасно. Она биль прелестный девушка. - Да...в Святой земле с ней случилось страшное несчастье. Что вы знаете о лечении иглоукалыванием? - Мало. Вэйзи сделал лицо, как бы говорящее "ну что тут поделаешь": - Не все процедуры одинаково полезны. - Оу... - граф понимающе нахмурился.
- Хайль Гогенштауфен! - поднял кубок Генрих. - Хайль Гогенштауфен! - подняли кубки Мартин - воин с лицом ротвейлера, и Герман. - Хайль Гогенштауфен! - поднялись рыцари и братья ордена. - Братья-рыцари! - произнес Генрих. - Сегодня у нас счастливый день. Мы нашли достойных людей, не являющихся членами ордена, согласившихся выполнить нашу миссию в Новгороде. Это сэр Гай Гисборн, лорд Вэйзи, их слуга Мач и брат Хьюго из францисканцев. Сопровождать их будет доблестный брат Фредерик из Ханхейма. - Так вот оно что! Ты крестоносец! - приподнял бровь Вэйзи. - Я...в какой-то момент пошла полоса неудач...я проигрываль и проигрываль...заложиль имение...В конце-концов мне пришлось податься в рыцари-крестоносцы. Я не мечталь о такой судьбе... - Аналогично, граф. - Господа! Сопровождать вас будет небольшой отряд наших братьев. А руководить им будет наш рыцарь Йозеф.
Из дверей в углу комнаты вышел маленький худой хромой человечек - тот офицер, что взял нас в плен.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
В этой части повествования юмора будет немного, так что те, кто читает похождения "не смеха ради"(с) может прочесть некоторого рода повествовательные моменты, охватывающие обширный временной промежуток.
С тех пор, как Вэйзи подписался на столь малоприятную миссию, но, тем не менее, сулящую определенные выгоды, прошло много времени. Лето кончилось и началась осень. Все это время немцы старательно, в меру своих талантов, обучали своих пленников языку и культуре той дикой, как им казалось, страшной и полной опасностей страны. Вэйзи с удовольствием впитывал в себя новые навыки и знания, подбиваемый непреодолимым желанием покинуть как можно скорее обитель рыцарей и попасть в Новгород, где он планировал затеряться от своих спутников-немцев и "свалить наконец во Францию, крем-Марго кушать и батистовые портянки носить". Гисборн меньше своего приятеля мечтал о портянках и большую часть времени он хандрил, исполнял супружеский долг (жена требовала по два раза на дню и плоть Гая уже отказывалась работать от такой нагрузки) и ел. Монах предпочел от обучение отказаться, чтобы выглядеть правдоподобнее, а Мача решили выдать за глухонемого циркача. Так время и шло. Казалось, что наши путешественники уже начали привыкать к замку, в котором они жили, к близости Балтийского моря, к периодическим выездам в еврейскую деревушку за мацой, однако, время неумолимо, и час расставания с гостеприимным краем пришел и настала пора отправляться в дикие и неизведанные края. Казалось, Вэйзи начал испытывать что-то вроде горечи расставания...
- Что ты играешь? - спросил он у Билла. Человек в свитере и очках повернул к Вэйзи голову от громоздкого предмета, напоминающего стол на трех ногах, в торце которого, где и сидел Билл, находился ряд белых и черных клавиш, на которые он нажимал, и стол издавал звуки. Билл мягко улыбнулся. - Это музыка из мюзикла "Шахматы". - Что такое мюзикл? - Это такое...творчество... - Как что? - Как ваше хоровое пение в церквях... - Билл снова опустил подслеповатые глаза на клавиши, быстро поправив очки на носу. - Только, видимо, намного красивее... - промолвил Вэйзи. - Грустная...Как странно. Я так редко произносил это слово. - Тебе прежде не приходилось унывать? - Нет, почему же. Приходилось. Но я очень давно не испытывал именно такой грусти. Прежде было что-то вроде досады. - Почему же сейчас грустишь? - Не знаю. Видимо от отсутствия места. Устал от отсутствия дома, от вечной гонки по свету. Вот и все. Билл очень располагал к себе. И Вэйзи говорил с ним откровенно, без лишних масок, которые он надевал в жизни. - Ты собираешься осуществить их план? - А что ты предлагаешь мне сделать? - Вэйзи подошел к роялю. - Я? Ничего. Ты знаешь свою цель и миссию. - Да. Миссия не давала Вэйзи покоя. Он просто не знал решения. Меж тем прошло уже более года с того момента, как он отправился в путь, а Гисборну все хуже, они все дальше от целей: как от цели Вэйзи, так и от цели Гая. И что делать - Вэйзи не знал. Он был прекрасный знаток чувств, но не мог понять что гложет его спутника, точнее, не мог понять, как избавить его от этого. Не мог же он вернуть Мэриан с того света? - Нет... - пробормотал Билл, будто бы прочтя мысли старика. Тогда что делать? Гисборна надо отвлечь чем-то! Но как, когда его окружает все чужое и враждебное, когда они скитаются по миру, не зная места и все мысли Гая в итоге направляются именно на перерывание собственного прошлого, вместо того, чтобы сосредоточиться на будущих целях. И мозг Вэйзи лихорадочно работал, не находя решения, мысленно он метался по замкнутому пространству, словно загнанный волк, не находя выхода.
Откуда-то в музыку влилась флейта. Скрипки. Мотив был поначалу грустный и тихий, но со вступлением новых неизвестных Вэйзи инструментов, стал немного громче. Внезапно Вэйзи увидел вокруг себя осенний парк (разумеется, он не знал что это), по которому бродили несколько человек. На лавке сидит влюбленная пара. Какой-то сутулый высокий человек выгуливает собаку. Старик бросает крошки голубям.
Вэйзи проснулся двадцатого ноября тысяча сто девяносто четвертого года. За окошком-бойницей шел густой снег хлопьями, и помещение перестал согревать даже огромный очаг без дымохода, находящийся в противоположной от Вэйзи стене. Старик повернулся на бок и вперил взгляд в снег, подтянув одеяло к подбородку. Позавчера ему исполнилось пятьдесят восемь лет. Так далеко редко кто заходит. А время идет. Вэйзи овладело чувство страха перед адом. Он смотрел на снег круглыми, как у ошпаренного кота, глазами, представляя, что это падающая с алых небес сера. Что делать! Что делать! Бежать в Новгороде и прямиком в Святую землю. Через дремучую Русь. По рекам! Там же должны быть реки. А реки ведут к морям. К Черному Морю. Там через Византию. Только бы успеть. Вэйзи пощупал холодные пальцы рук, как будто бы проверяя, жив ли он еще. Внезапно двери растворилась и в пороге возник Герман. - Пора. - коротко сказал он.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Пой песню так, словно она последняя в твоей жизни. Великий Колм Уилкинсон.
-Сильный ветер бьет в лицо, Отморозил мне...
- Кхм... - ...лицо. - Тебе с твоими талантами пиита только песни для трактиров сочинять! - пробубнил Гай сквозь кольчужный воротник. Гисборн ехал на мощной, мускулистой вороной кобыле, которой, к слову, ее сила особо много преимуществ не давала — уже почти неделю отряд тевтонцев, возглавляемый рыцарем Йозефом, продирался сквозь жуткий прибалтийский пейзаж — смесь болот и леса, точнее даже, лесистого болота. Выпал снег и потому началась распутица, отчего путь стал еще невыносимее, а белые с черными крестами одеяния братьев рыцарей сильно выделялись на фоне черного леса и коричневой подстилки из листьев. Йозеф опасался того, что нас заметит некая «жмудь» - что это, мне и моим спутникам было не ясно, вероятнее всего — какое-то местное чудище.
- Я со своими песнями выступал в лучших домах ПарижА и ЛондОна! - оскорбился шериф. Вэйзи не был, в отличие от Гая одет в рыцарские доспехи. На нем красовалась огромная красная шуба с волчьей опушкой, и шапка, которой, верно, можно было накрыть три головы. Ноги его были обуты в красные сапоги с загнутыми вверх носами. Так он, по словам Йозефа, был похож на «тупого иностранца, вырядевшегося так, потому как думающего что на Руси все так ходят». Вэйзи дал коню шпоры и тот, проваливаясь копытами в трясину, выехал вперед, поровнявшись с Йозефом и Фредериком, ехавшим во главе колонны. - Мне кажется, что Гисборну стоило взять с собой свою невесту. Ваша миссия долгая, и, может статься, что вы не скоро вернетесь из Новгорода... - проговорил Йозеф, отодвигая от лица еловые лапы, то и дело попадавшиеся на пути. - Не страшно. Женщины боятся Гисборна. - лениво воскликнул Вэйзи. - Они ощущают себя за его спиной как за стенами Ноттиингема. - Чувствуют надежность? - уточнил Фредерик. - Нет. Страх и безысходность. - Я, между прочим, все слышу! - гаркнул сзади Гисборн. - Вместо того, чтобы сплетничать, спел бы ты лучше про бабу! Про добрую бабу! - Ви музыкант? - вкинул тонкие брови Фредерик. - В некотором роде. Я играю на луке. Позвольте позаимствовать! - Вэйзи бесцеременно стащил лук у ближайшего пехотинца и принялся подергивать за тетиву с лицом таким серьезным, будто бы собирался разом опровергнуть все научные изыскания Архмеда. - Настраивает инструмент! - язвительно скрипунл сзади Гай.
Наконец, перестав теребить тетиву, Вэйзи запел:
Жила на свете баба по имени Медоуз, она была красива, как нежный гладиолус! Любили эту бабу в селе и стар и млад, явилось это следствием ее огромных...благ. Доооообрая бааааба! Дооообрая Баааабааа! Добраааая баааааааааабАААААААА! Добрая! Баба!!!!!!!
Жила Медоуз в хате в селеньи Глен-Хулакин, на хате намалеваны рунические знаки! Работала в трактире, что сбоку на холме, и в общем ее... блага нравились и мне! Доооообрая бааааба! Дооообрая Баааабааа! Добраааая баааааааааабАААААААА! Добрая! Баба!!!!!!!
Женился бы на бабе, да только есть проблема: у ней есть злобный батя - такая вот диллема. Неистовый старик готов убить любого, кто к бабы прикоснется телу молодому! Доооообрая бааааба! Дооообрая Баааабааа! Добраааая баааааааааабАААААААА! Добрая! Баба!!!!!!!
Вэйзи надрывался как последний раз в жизни, словно бы рожал ежика, а тевтоны меж тем, с угрозой для здоровья, сдавливали свои шлемы сбоков руками, чтобы хоть как-то приглушить адские звуки, издаваемые ротовой полостью старика, опытный же глаз стрелка, у которого Вэйзи отобрал лук, приметил, как медленно но уверенно черные виски Йозефа покрываются сединой, пока тот, не мигая, смотрел на вопящего Вэйзи, словно на демона из ада — выпучив глаза и чуть приоткрыв рот. Когда Вэйзи, наконец, издал заключительное «Дэннннь!» на своем «струменте», и Фредерик перестал морщиться, и питцы вернулись в свои гнезда, а монах, в далеком шаолиньском монастыре, наконец избавился от странного и тревожного чувства, которое вдруг охватило его в эти минуты, Йозеф спросил только одно:
- Вы импровизируете? - Нет, это его концертная версия! - снова сострил сзади Гисборн, пробивая мизинцем ухо. - Гисборн! Ты такой злой, что невольно складывается мнение, что ты так и родился — в кожаном плаще, с мечом в руке и щетиной на роже! - рассмеялся семенивший возле него Мач. - И сходу дал по коленке повитухе, рявкнув «Где мои налоги, старая стерва?». - Заткнись Мач. А то мне придется тебя стукнуть! - Хочешь верь, а хочешь нет — у меня иммунитет. Трогать нельзя, я гражданин чужой державы! - Это мы его специально, для Новгородской миссии научили. - уточнил Йозеф.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Суббота, 05.03.11, 18:40
Тевтонцы не напрасно опасались жмуди – через некоторое время эти подозрительного вида личности и правда стали мелькать меж деревьев. Они вполне соответствовали своему названию и вообще представляли собой прогрессивную ветвь Шервудских разбойников, пошедших в своей лесной эволюции дальше, чем их английские коллеги. Как только фигуры в шкурах, шапках, сшитых из кожи и вооруженные самодельными копьями и луками, показались на тропе войны, Йозеф поднял вверх правую руку в кольчужной перчатке, призывая отряд остановиться: - Стой, раз-два! - По порядку-у-у! Рассчитайсь! – добавил по привычке Гисборн. - Первый, второй, третий… - начали было солдаты, но Йозеф их оборвал резким шиканьем. - Всем построиться в боевое построение! – скомандовал он. Хотя какое могло быть построение на развороченной конскими копытами грязной дороге. - Мач! – воскликнул Вэйзи, пока его лошадь пыталась не рухнуть вместе с седоком, скользя копытами в грязевой каше. – За тобой родственники приехали! Вишь – по лесу шарятся! Подглядывают… Долго дикари скрываться не собирались и, не дав рыцарям построиться, набросились со всех сторон, принявшись копьями тыкать в лошадей. - Спасайте самое ценное! – возопил Вэйзи. – Меня! Но его глас не был услышан – похоже, в силу численного превосходства рыцари занимались только лишь тем, что спасали свои шкуры – в их редких рядах сразу же образовалась паника - судя по всему на нападение вообще никто не рассчитывал. Йозеф что было силы старался привести своих воинов в порядок, и те, на самом деле, давали достойный отпор налетевшим со всех сторон дикарям, однако, те перли и перли, как выразился бы потом Мач «как мухи на …..». Сравнение многим не понравилось… Вскоре пролилась первая кровь - когда в итоге один рыцарь пал от вражеской стрелы, вонзившейся ему в глазницу шлема, осев в седле. Вэйзи попытался было вступить в битву, чтобы сдержать натиск соперника, но силы его были уже не те, и за десять минут поручиться он не смог. И правильно сделал: его конь предательски заржал и упал в грязь вместе с ним. Почти тут же рядом рухнул еще один рыцарь. - Запахло жареным, друг! – рухнул рядом Хьюго. - Тебя подстрелили? Куда ранен? – заволновался бывший шериф. - Нет. Просто устал сражаться. - Отступайте на север! На север! Мы догоним вас там! – прокричал Вэйзи Йозеф, отбивавшийся от наседавших на него дикарей. - Быстрее! – рука графа Фредерика выхватила Вэйзи из лужи грязи и затащила на обочину. - Гисборн! Где Гисборн? Без него я не пойду! – забрыкался шериф. – Гисбо-о-о-орн! - Его нигде не видно! Мы должны двигаться дальше, чтобы не остаться здесь с ними наедине! – вылез из грязевого оврага Хьюго. Теперь было понятно, почему Йозеф приказал им удирать – разумеется, не из человеческого альтруизма – просто это был такой военный маневр: тевтонская тяжелая конница, практически не предназначенная для обороны, великолепно подходила для атаки, поэтому рыцари, опустив копья и мечи по команде Йозефа медленной рысью, толкаясь и скользя, пошли на прорыв строя жмудских дикарей. - Видишь ти, старый калоша! Давай двигай! – Фредерик для скорости ухватил Вэйзи за меховой воротник и швырнул вперед. – Мач! Живее! Мач бежал последним, постоянно подталкивая вперед Хьюго, который явно в силу комплекции, самостоятельно бы долго не пробежал. Когда наконец горе-разведчики оторвались, как заключил Мач, «точно на несколько миль», Вэйзи наконец остановился и, прислонившись к дереву, стоявшему на пригорке, над овражиком, где встали другие спиной, медленно осел в опавшую листву. Теперь он начал осознавать свою безысходность – он потерял Гисборна в каком-то чертовом бесконечном лесу, и теперь наверняка не сможет выполнить свою миссию и угодит в ад. Хотя впрочем, Прибалтика ничем не лучше… - Немножко передохнуль и пойти дальше. – присел рядом Фредерик. Сейчас они все напоминали скорее разбойников, или нищих, обобравших караван торговцев и нацепивших что попало. Ну или современных модников. Вся одежда их была изорвана, изваляна, какие-то предметы потерялись. Хьюго тщетно пытался найти бечевку, служившую ему поясом, потому что без нее его рясу холодным осенним ветром раздувало словно парус. Трагедии Мача предела вообще не было – во время боя один из дикарей сорвал с его головы шапочку. Однако мысли Вэйзи были о другом – Гисборн погиб. * * * Тем временем, где-то в в лесу, поднимая комья грязи вперемежку с пожухлой листвой, бежал долговязый человек в рыцарском одеянии. - Черт бы побрал чертовых тевтонцев! Черт бы побрал чертовых дикарей! Черт бы побрал…ну его точно поберет – и так ясно! – Гисборн наконец устал, и, ухватившись рукой за дерево принялся шумно дышать – месяцы «семейной жизни» даром не прошли: появилась одышка и теперь после пятисот метров пробежки, Гисборн издавал легкими звуки куда более яростные, нежели старая полковая кляча после сражения. – Ну? И где теперь мне их искать? – спросил рыцарь сам себя. – Не стоило от них отрываться так далеко… Разве ж их теперь сыщешь в этом чертовом лесу! «Отрыв от трудового коллектива приводит к полной деградации человека как индивидуума и личности.» - пронеслось в патлатой голове Гая. Коей он тут же тряханул, чтобы изгнать из нее какие-то странные мысли с заковыристыми словами. Не иначе Вэйзи когда-то сказал эту фигню – вот и привязалась!
- Кво вадис, сын мой? Куда идешь? Это латынь. – услышал он знакомый трубный голос. Гай поднял глаза и порыв ветра растрепал его немытые волосы. Перед ним стоял аббат Хьюго, в развевавшейся в такт деревьям рясе, обнажавшей самое сокровенное. - Ох… - Гай, поморщившись, отвернулся. – Вас.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Вторник, 14.06.11, 21:23
Явно незадавшийся день холодного месяца, года 1194-го.
Судя по тому, что на Гисборна, да и на прочих нашла хандра, наступил Ноябрь. В этих краях, кои расположены относительно Англии, как кажется, несколько севернее, снег выпадает очень обильно, пушист и мягок. Ну и невероятно холоден. К слову, границы эта земля не имела, видимо никакой иной, кроме естественных. А двигались путники, судя по всему, постоянно на север. Туда их вел проводник – граф Фредерик, они же не осмеливались ослушаться – в этих диких и неизведанных местах путники уже не раз сталкивались с крупными стаями волков – приходилось отбиваться, хотя однажды у кого-то проскользнула шальная идея, тем не менее, не лишенная смысла – схарчить серым монаха Хьюго – чтоб отстали раз и навсегда. Но путем голосования мысль почему-то не прошла, и Хьюго продолжил всех объедать... Граф Фредерик говорил, что они должны в конечном итоге достичь прихода Непорочного зачатия где-то в землях эстов – своего рода миссия католической церкви в этих, еще языческих землях. К нему и шли по сугробам, проклиная все на свете наши пилигримы. Путь их был столь же безрадостен, как серая монотонная пелена, в одночасье застлавшая небо, казалось навечно, и отправлявшая вниз тонны снега: денег практически не было, тем более таких, которые бы обращались тут, менял не было, одежда износилась, кони также отсутствовали. Часть оружия потерялась, а вторая часть затупилась – ее пришлось применять в быту. И вот, наконец, к концу ноября, как казалось Вэйзи, они наконец достигли первого, что могло указывать на присутствие европейцев – у берега моря, которого они старались держаться, стояла маленькая хижина и причал с навесом. Лишь только мы приблизились к причалу, как из хижины выскочил взъерошенный старикашка в шляпе, с шальными голубыми глазами и всклокоченной седой бородой, торчащей во все стороны подобно придорожным лопухам. Росточком он был даже ниже Вэйзи. Он начал эмоционально размахивать короткими ручонками в длинных, не по размеру, рукавах и лопотать что-то. - Вэйзи, а Вэйзи. А чей-то ихний паромщик на нас так яростно смотрит? – спросил Гай. - Чего-чего. Денег надо ему. Говорит: платите за проход, а то ща как пальну по вам из арбалета – будете знать. - Вообще-то он предлагай свой услуги. Айн момент. Я все уладить. – Фредерик молодцовым гордым шагом подошел к старикану и принялся у него что-то выяснять на повышенных тонах. Разговор продолжался долго, а потому Вэйзи с Гаем сели на поручень причала. Мач примостился рядом, а вот Хьюго не пустили – 4-го Боливар явно бы не выдержал. - Немецкий язык такой эмоциональный… - пробормотал Мач. - А мне кажется, что они просто ругаются. – предположил Гай. - Не могут договориться о цене…-почесал бороду Вэйзи. - Разумеется: граф говорит на немецком, а дед на эстонском. – заключил Хьюго, поймав на себе три пары глаз, в туповатом выражении которых читалось «Точно!».
Однако, видимо, частично за счет жестикуляций, эффект все же был достигнут и Фредерик с торжествующей улыбкой повернулся на каблуках к своим спутникам: - Ихь бин достиг успех в переговоры! Мы садимся на паром и плывем к острову Сааремаа. В следующий миг на бедную макушку графа ухнуло весло, смяв его любимую баварскую шапочку. - Что ты сказал о моей жене, засранец? – прошамкал дед (это Фредерик потом рассказал). - Майн готттт! – издал гортанный звук немец и повалился ничком в снег. - Вот вам и трудности перевода… - пробормотал Хьюго. – Вэйзи, у нас ведь осталось немного денег – дайте старперу и пусть сей достойный сын божий отвезет нас на остров Сааремаа. А то смотри вон, он уже пинает тело…Ой, прям по зубам, ужас! - Ла-а-а-адно! – протянул шериф. Ему явно было лень платить старикашке из своего кармана, а врожденная жадность еще и была значимым довеском к этому делу. Шериф засунул руку куда-то в мошну и достал оттуда пару мелких монет. - Почему он держит монеты в мошне? –поинтересовался Мач. - Чтобы никто их не нашел. – ответил Гисборн.
Звон монет оказался для паромщика куда более лучшим переводчиком, чем любой, кто знал бы наречие эстов, и путники начали грузиться на широкий паром, напоминающий по форме корыто. Внезапно (если это применимо к местному населению) из лесу вышли два рыжих и косматых человека – это были пограничники, которые сметливым глазом стража примерно пару дней пути назад смекнули, что границу их страны пересекли пятеро неизвестных. Через пару часов они, наконец, пришли к консенсусу, что надо бы арестовать нарушителей, но те уже скрылись за горизонтом. Собственно сейчас, воспользовавшись тем, что путники замешкались, два рыжих, высоко поднимая ноги и шагая по снегу, приближались к отплывающим в сторону острова Сааремаа, Вэйзи и Ко. - Именеееем короляяяяя! Стоооойте… – пропел один. - Отплыыыылииии ужееее…- добавил второй.
Паром потихоньку скрывался в тумане и паромщик затянул унылую песню про похождения парашника Вэйзи…
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Пролив до Сааремы был преодолен достаточно быстро, и на подходе к брегу острова, где на холме располагался как раз тот самый монастырь, где должны были просить приюта путники, Вэйзи как всегда посетила его муза остроумия. - Вот на подходе как раз и приход Непорочного зачатия. Гай, его должно быть назвали в честь тебя! На этом остроумие закончилось, потому как меховая шапка, заменявшая Вэйзи потерю его юности – волосы, улетела куда-то за борт в туман. Лысина мгновенно замерзла и покрылась инеем, отчего музе стало холодно и она ушла прочь. На том шериф и заткнулся. Тем не менее, он был в предвкушении – в кои-то веки он поживет на острове на отшибе цивилизации с целой толпой женщин! Нет, он думал не о том, о чем вы, мои пошлые друзья. Именно в те годы и был изобретен троллинг, легенду о котором вы сейчас узнаете. Итак, шериф, точнее бывший шериф Ноттингема сидел на пароме, полупокрытый снегом и с блаженной улыбкой думал о грядущем. Тот кто увидел бы его сейчас, скорее всего заподозрил бы менингит – мол, старый отморозок и так был, а теперь еще и башку заморозил без шапки. Но на самом деле причина загадочной, словно у Моны Лизы, улыбки была в другом – Вэйзи уже знал, как он превратит свое пребывание в монастыре в длительное развлечение.
Паром подошел к пристани и путники, сгрузившись с него, направились по кривой дорожке к приходу, находящемуся на небольшом возвышении. Почва тут была болотистая, равно как и по всей предыдущей земле, по которой довелось проходить путникам. - Нам надо придумать название нашей команде! – вдруг выступил Мач. - Чево??? – одновременно задали вопрос его спутники. - Ну название. Чтобы нас узнавали. У нас ведь неплохая дружная команда! Когда я был с Робином, мы говорили «Мы – Робин Гуд!». - Что ж ты нам предлагаешь? Увы, среди нас нет известных личностей, а наибольшая популярность пришла к Вэйзи в бытность его парашником. – развел руками Гай. – Предлагаешь нам выкрикивать «Мы – парашник Вэйзи!»? - Не звучит. – резюмировал Хьюго, тащивший под руку еще не отошедшего от полученной травмы, Фредерика. -Как вам – «Чечеточники из Гамбурга»? Или может быть «Бравые викинги»? «Горячие эстонские парни»? – предложения Мача явно не находили отклика в душах его друзей, только лишь Вэйзи по-прежнему блаженно улыбался, смакуя, как он будет издеваться над монахинями. Мач, бросивший на него взгляд, воспринял это как одобрение. – Отлично! Горячие эстонские парни! - Это еще нам аукнется… - пробубнил Гай. Пилигримы достигли стены прихода, выложенной из неровных серых камней в котором было небольшое отверстие для дверей, где, собственно и находилась низкая, но как казалось, добротно сделанная дубовая дверь. Вэйзи выступил вперед и постучал. Молчание. Через минуту он постучал еще раз. Снова молчание. А ветер-то на улице морозный. Третий раз – и снова никто не открывает. - Так, я все понял. Этот приход заброшен, либо у них молитва. Гисборн, может вы с Хьюго перелезе… - КТО ТАМ! – из-за двери так рявкнули, что шериф отскочил назад и опрокинул Хьюго. Это был даже не вопрос, а скорее визг возмущения. - Горячие эстонские парни. – выдал Вэйзи первое, что пришло в голову. – …То есть…мы от Ордена сюда прибыли. Орден святой Марии Тевтонской. Двери наконец растворились и путникам предстала настоятельница. - Добро пожаловать… - В Баскервилль-холл! – приступил к осуществлению плана Вэйзи.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
Сообщение отредактировал Sheriff - Четверг, 08.09.11, 00:04
Этот неловкий момент, когда за трапезой все сидят молча, лишь стуча ложками по глиняным тарелкам. Впрочем, в монастырях трапезы обычно проходят молча, за исключением молитвы перед едой. Так оно и было. Сперва сестра-кухарка приволокла чан с каким-то дымящемся варевом. Конечно, голодные путники съели бы все, что бы не подали, но забавность момента заключалась в том, что чан не издавал никакого запаха, а лишь дымился изрядно. - У вас там кипяток? Мы будем пить горячую воду? - бодро осведомился Вэйзи и хлопнув в ладоши, растер. - Эх! Давненько мне не приходилось едать настоящего сааремского кипятка. И тут же поймал на себе недовольный взгляд матери настоятельницы и сестры-кухарки. Сестра-Кухарка, которую граф Фредерик впоследствии за глаза звал на немецкий манер "кюхфрау", была необъятных размеров дамой, явно постившейся за счет монастырских кладовых, ну или чересчур часто пробовавшая пищу, со взглядом суровым, исподлобья, большим мясистым носом и высоким певчим голосом. Зачерпнув верхним окороком, из которого торчала поварешка, что-то из котла, она с таким остервенением швырнула содержимое в плошку Вэйзи, что оно, казалось, разлетится во все стороны, однако содержимое ухнуло в посуду подобно коровьей лепешке - камнем. Вэйзи и сидевшие рядом Гай и Мач приподнялись на скамье и заглянули на дно плошки, будто в колодец - с тревогой в глазах. - Это что, каша что-ли...? - промямлил Вэйзи. - Овсянка, сын мой! - стальным голосом проговорила с другой стороны залы мать-настоятельница.
К слову, столы располагались в два ряда, как бы двумя отдельными линиями и мужчин посадили за отдельный стол, а за второй уселись сестры. - Простите, а как ваше имя-отчество? - шериф аккуратно, с напускной аристократичностью подцепил краешкем ложки кашу и отправил ее в рот. - Матерь Мандолина. В течение этих двух секунд шерифу было крайне трудно сохранить бесстрастное выражение лица: во-первых каша состояла, по-видимому, только из воды и геркулеса, а во-вторых имя матери оказалось даже экзотичнее тех, что обычно дают женщинам при постриге. - Я должен записать... - Вэйзи отложил ложку и попросил у Хьюго пергамент и угольную палочку. - Итак... - Ман-до-ли-на. - с каменным лицом произнесла матерь. - Ман... да... - До! - До-о-о! Лина. Все, я запомнил! - Вэйзи сложил пергамент в четыре раза и сунул за пазуху. - Буду хранить ваше имя у самого своего сердца.
Похоже паясничания Вэйзи все же возымели эффект, хотя и не такой бурный, как он ожидал. Матерь с глухим стуком опустила на стол ложку, и пока он продолжил есть, произнесла. - Послушайте, Оттс, вы ведете себя недостойно. Мы приютили вас в нашей обители, так извольте проявлять хотя бы элементарное воспитание. - Вэйзи представился чужим именем. - А чем занимается ваша контора? - осведомился бывший шериф, подняв глаза от еды. - Контора пишет. - В плане? - Мы составляем историческую хронику. - Какой страны? - Англии. Мы получаем донесения от сестры Люпус, что обитает в Скаррингтонском монастыре и ведем хронику последних событий в Англии. Завтра мы вас с ними ознакомим, если вам интересно.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
