Примечания и благодарности будут добавлены после открытия авторства.

Поскольку фанфик очень большого размера, выкладываться он будет по частям до окончания конкурса

Донжон Ноттингемского замка превратился в диковинный огненный цветок. Эффектно, а главное, эффективно: то немногое, что останется от шерифа и его армии, проще будет закрасить, чем отмыть.
- Впечатляет, - высказался Арчер.
- Ты еще здесь?! - я отвесил ему воспитательный подзатыльник. - А ну-ка, живо в лес!
- А как же ты?
- Бегом, кому сказал! У меня здесь дело!
Младший братец с сомнением оглянулся на меня, однако ослушаться не посмел и резво дунул в заданном направлении. Всё пытаюсь понять, на кого он больше похож: на мою любвеобильную несостоявшуюся мачеху или на папашу-козла? Есть же люди, которые всё - даже детей - делают невовремя и некстати!
Я прошел через погреб (его, по счастью, пока что не завалило) и спустился в подземный ход. Дело, точнее тело, было там, где я его и оставил. Я уселся на пол и понял, что ужасно хочу заплакать. Даже не заплакать, а натурально зареветь, как ревел в детстве, когда мог позволить себе быть маленьким и слабым... Когда отец казался мне самым сильным, умным и добрым на свете... Когда Гай и Изабелла были живы, и тетя Гислейн была жива, и всё было хорошо, и никто не собирался умирать или исчезать из моей жизни на столько лет...
Я убрал мокрую прядь, упавшую ему на лицо. И вдруг мне показалось... Понимаете, я видел много убитых, и я всегда узнаю печать смерти - её ни с чем не спутаешь.У мертвых меняются лица, как будто кости черепа проступают сквозь кожу, и нос заостряется, а тут - нос как нос. Правда, у Гая он изначально на семерых рос, но вдруг чудо? Я поднес к его губам дагу* и едва поверил своим глазам, увидев на клинке облачко от дыхания. Живой!... Нельзя было терять времени, тем более, что я-то себя живым уже почти не чувствовал. Сколько он, бедняга, провалялся здесь без сознания? Достаточно, чтобы истечь кровью. Торопясь, помогая себе кинжалом, я расстегнул на нем заскорузлую от крови кожаную броню, разорвал рубашку и осмотрел раны. Скверные дырки, обе колотые, правое легкое пробито и сломано по крайней мере два ребра, однако ткани уже сомкнулись и кровотечение прекратилось. Такое раз в сто лет, но случается, в Святой Земле я видел воинов, выживших после подобных ран. Если не умер сразу – значит, есть шанс. Надо вытащить его отсюда, но как? Неподвижное, негнущееся тело я в своем теперешнем состоянии даже волоком не утащу. Впрочем, Малютку Джона или брата Тука ( чур меня, чур!) я бы и на пике формы с места не сдвинул. Я попытался напоить Гая водой из фляги, он не глотал. Тогда, набрав остатки воды в рот, я устроил ему небольшой холодный душ. Подействовало: Гай открыл глаза - точнее, вытаращил, силясь сообразить, на каком он свете. Честно говоря, с соображением у него всегда было не очень…
- Робин? – Нет, мать твою, Архангел Михаил! – Зачем ты вернулся?
- За тобой. Мне показалось неправильным оставлять тебя здесь.
- Ты сумасшедший.
- На себя посмотри.
Он собирался что-то возразить, но вместо этого отчетливо клацнул зубами. Потом еще раз, потом еще, потом затрясся в ознобе. Потеря крови, шок… Меня так же морозило, когда в лагере под Аккрой этот парень пырнул меня ножом. Только в Аккре было тепло и был Мач, а у Мача – жаровня, красное вино с имбирем и теплые одеяла. А здесь был только я, да и то в весьма потрепанном виде. Делать нечего – пришлось сгрести его в охапку и прижать к себе. У меня как раз начинался жар, так что мою неширокую грудь можно было смело использовать в качестве печки. Наконец он перестал трястись, и я сказал:
- Не люблю ночевать на кладбище. Пора выбираться отсюда.
- Что ты собираешься делать? – О Боже, доведет он меня своей душевной простотой!
- Нести тебя, а ты что подумал? Давай, держись за меня.
- Думаешь, ты железный?
- Верь мне! – если вы не забыли, это моя коронная фраза. С её помощью я успешно впутываю окружающих в неприятности. – Ты еще мемуары напишешь – «Я ехал верхом на легенде Англии!»
Короче, взвалил я его на плечи (шею при этом будто кислотой полили), выпрямился, сделал шаг, другой… Ничего, неплохая тренировка для любителей острых, но непродолжительных ощущений.
- Тебе тяжело, - высказал очередную светлую мысль мой «заплечный мешок».
- Мне будет легче, если ты будешь со мной разговаривать, - прохрипел я.
- О чем?
- Какая разница. Просто говори что-нибудь.
- А вопросы задавать можно?
- Глупые – нет! – отрезал я и чуть не упал. – А если не знаешь, о чем говорить, укуси меня за ухо.
- Что сделать?!
- Укуси меня за ухо. Зубами. РОтом. Мне станет больно, и я приду в себя.
Длинные волосы Гая свешивались ему на лицо, лезли мне в глаза и в нос. Говорил ведь: отрежь гриву, иначе будут проблемы – мелкие, но шустрые! И много! Хотя таких проблем у него вроде нет. У нас с ним койки на расстоянии вытянутой руки – я бы знал!
- Можно я все-таки тебя спрошу? – надо же, отмер! – В день солнечного затмения, когда ты пришел за своими людьми… Почему ты не убил меня тогда?
- А что бы я этим доказал? – я споткнулся и прокомментировал это событие тихим, незлым словом. – И потом, между нами что-то произошло… Ты как будто превратился для меня из предмета в человека. Непонятно, да? Я не умею объяснять такие вещи, но я их чувствую.
Меня штормило все сильней, а нужно было еще подняться по лестнице.
- Ты упадешь, - прозорливо предположил Гай.
- Тебе было видение? – ехидно поинтересовался я и в нехорошем контексте помянул его маму Гислейн. И тут он-таки укусил меня за ухо! Сомкнул на нем челюсти, как кабанья гончая*, и дернул головой, едва не оторвав напрочь! Король Ричард и мааааать его Элеонора!!! Я взвыл и в три прыжка одолел лестницу, как пришпоренный конь. Без особой нежности скинул Гая на последнюю ступеньку – хватит, попили нашей кровушки! – отодвинул крышку люка и долго стоял, запрокинув голову, с наслаждением вдыхая холодный вечерний воздух. Потом выбрался наружу, выволок за шиворот своего «почти семью» и сказал:
- Я просил укусить, а не отгрызть начисто! Еще раз так сделаешь – были в ряд, будут в кучу.
Потом я снова изображал верховую лошадь (скорее пони, с учетом разницы в наших габаритах!), а этот… сэр Гад обиженно сопел мне в распухшее ухо. В последнее время он вообще взял моду на меня дуться и обижаться. Как на друга. На чужих ведь не обижаются – какой в этом смысл?
- Эй, наверху! – я слегка встряхнул «седока», отчего он зашипел – видно, досталось сломанным ребрам. – У меня тоже есть вопросы. Например, с чего ты решил подставить за меня свою жизнь?
- А что хорошего в ней, в моей паскудной жизни? Я думал об этом, когда ждал казни. И не мог вспомнить ни одного достойного поступка, ни одного счастливого дня. Ты – всеобщий любимчик, Робин, и так было всегда, - с горечью отозвался он. – Откуда тебе знать, что чувствует человек, который никому на хрен не нужен?
Вообще-то я имел что сказать по этому поводу. Я считаю, что людям нужны те, кто что-то делает для них – помогает, заботится, поддерживает. А не те, кто слов-то таких не знает.
- Если у тебя никого нет, - попробуй сделать так, чтобы ты у кого-нибудь был!
Я не видел его лица, а он моего. Это было хорошо, потому что минуту спустя моей несчастной шее стало мокро и горячо. Боже, ну за что мне всё это! Почему, как рыдать, так непременно у меня на плече?! Я вам легенда Англии или всеанглийская рыдательная жилетка?!
- Слушай, - я тактично сделал вид, что ничего не замечаю, - ты хоть поговорил с Изабеллой?
- О чем?
- Ты знаешь о чем! О том, что ты сломал ей жизнь, понимаешь это и тебе не наплевать.
- Нет. Я не смог.
- Это нужно было сказать! – от досады я тряхнул головой и, по-моему, угодил ему затылком в лицо. Надеюсь, нос не сломал, а то кухарки меня не простят. – Она ждала этих слов!
- А ты?
- Меня слова не убеждают, - хмыкнул я. – Меня убеждают поступки. Я не жду от тебя исповеди и покаяния, с этим – к фриару Туку, пожалуйста. Я все равно не могу дать тебе отпущение грехов.
- Ты уже дал мне кое-что получше, - ответил он после паузы. Интересно, что?
- А что у тебя было с… моей сестрой? – Вот пристал! Тебе-то какое дело?
- Всё, - честно признался я и сплюнул, пытаясь избавиться от тошнотворного металлического привкуса. Во рту будто шервудские белки нагадили, мстя за своих невинноубиенных друзей.
- А с Мэриан? – не унимался этот правдолюбец и… надеюсь, хотя бы не богоискатель, иначе Туку я не завидую. Изведет!
- Тоже всё. Это что, допрос?
Вместо ответа он шумно, по-лошадиному вздохнул и уткнулся носом в мое плечо. Ты туда еще высморкайся, и всем будет хорошо!
- А с… блондинкой? – Ну сил моих нет! Если он еще что-нибудь вякнет, спрошу, что у него было с принцем Джоном. Хотя, может, не стоит? А то и впрямь отхватит ухо, он же псих, у него, поди, и справка есть!
- Ничего. И с брюнеткой, я имею в виду Джак, - тоже ничего. И с королевой Элеонорой у меня тоже ничего не было!!!
- А чего ты так орешь? Сожалеешь об упущенных возможностях? – Это что, юмор? Гм, похоже, я его недооценил!
- Пусть Джон о них сожалеет, - откашлялся я.
- Джооон??
- А он ей приглянулся, - вломил товарища бессовестный я. – Нора крупная женщина, и мужики ей нравятся тоже крупные. Джону она сказала: «Не могу поверить, что у тебя есть хоть что-то маленькое!»
Зря я это сказал… Как говорится, бывают шутки, от которых в зубах промежутки… В общем, мы упали. И следующие пять минут – или десять, кто их считал-то? – бились в конвульсиях от хохота. Два киснущих со смеху полутрупа…
- Держись, поехали, - отсмеявшись, скомандовал я.
- Может, не надо?
- Предпочитаешь, чтобы я тащил тебя волоком? Плохая идея. Дорога неровная, вон до того дерева одни уши доедут.
- Давай я попробую встать.
- Давай ты попробуешь не быть идиотом?
- То есть как? – мрачно ухмыльнулся он. – Вэйзи тебе подтвердил бы, что идиот – мое второе имя!
Так, это уже не юмор, а полновесный сарказм. Ну надо же! Растет на глазах!
- Тебе больно? – деловито уточнил я, взваливая его себе на плечи.
- А ты как думаешь?
- Это хорошо, смертельные раны почти не болят. Кстати, в принципе можешь и поорать, корона не свалится.
- Не хочу.
- Ну и терпи, как полный… древний римлянин. Муций Сцевола хренов. И перестань скрипеть зубами мне в ухо. Зубы-то целы?
Возле уха опасно лязгнуло. Значит, целы…
- Тебе удалось?... – Ну, наконец-то вспомнил о деле, а то всё лирика! Ты слишком занят собой, парень, вот в чем твоя главная проблема!
- Обижаешь! Я – Робин Гуд!
- Я запомню, - невозмутимо ответил этот нахал. – А что с шерифом?
- А с шерифом всё! На этот раз действительно всё. И с Изабеллой тоже, - добавил я нехотя: все-таки эта стерва была хороша! Если Гислейн была такой же – понимаю отца… - За ночь остатки галереи и деревянные перекрытия прогорят, и можно будет попытаться разобрать завал, но это уж без меня. Меня и так уже два раза тошнило.
Это в любом случае обойдется без меня, поскольку жить мне осталось от силы час, но… Робин Гуд я или нет?! Если у меня в запасе только час времени – повеселимся напоследок!
- Робин? – Повеселишься тут, как же. Скорее повесишься, с таким «жизнерадостным» собеседником!
- Ну?
- Скажи, почему ты не выдал меня Вэйзи? Это было такое простое решение проблемы!
- По-моему, ты об этом уже спрашивал. – Спокойно, Робин, глубоко вдохни и мееедленно выдохни. Леди и джентльмены, смертельный аттракцион: чудеса тупости и идиотизма! Демонстрируется регулярно!
- Но ты не ответил.
- Потому что это глупый вопрос! – Для умирающего ору я довольно громко. – Ты же не вещь! И что стало бы с моей честью? Выдать своего человека на расправу – после такого я точно Робин Гуд!
- Не ори, - попросил он. – Любой на твоем месте поступил бы именно так.
- Любой не может оказаться на моем месте, в этом-то все и дело.
- Знаешь, я, наверно, проклят. Все, кого я люблю, ненавидят меня. И умирают.
- Кто все? – Нельзя сказать, что с ним весело, но что не соскучишься – это факт!
- Мэриан… Изабелла…
- Мэриан взяла с меня слово, что я тебя не убью, если только не придется выбирать между твоей жизнью и моей. Или между твоей жизнью и жизнью короля. По-твоему, это доказательство ненависти?
- Я не знал…
- Из того, что ты не знаешь, получится Александрийская библиотека!... Теперь насчет Изабеллы – ты был виноват перед ней и отрицал свою вину.
- И что я мог сделать, чтобы она меня простила?
- Попросить прощения! Тебе не приходило это в голову, верно? Мэриан была права: ты неплохой парень. К тебе можно привыкнуть, мне это почти удалось. Но иногда ты ведешь себя как полный придурок!
- Только иногда? Ты слишком добр. Моя придурь дорого тебе обошлась.
- Брось, это судьба. - Оружие меня не берет, змеи, скорпионы и львы не кусают, в огне я не горю и в воде не тону – попытка сжечь меня за ересь бесславно провалилась, как и две попытки утопить (в Тренте и в замковом колодце), солнечный удар мне нипочем, гашеная известь – тоже, с замковых стен я слетаю как гордый орел, коридоры смерти прохожу насвистывая, всевозможные способы казни – от банальной виселицы до чана с кипящим маслом – меня тем более не впечатляют… Если еще и яд не подействует – значит, вообще никогда не сдохну! Вот, правда, в серной кислоте меня пока что не растворяли…
- Всё как-то не было времени спросить - а где твоя красавица сарацинка?
- Наверно, дома, в Аккре. Но красавица она не моя. Уилла Скарлета помнишь? Она его жена.
- !… Он что, принял ислам?
- Делать ему нечего! – поперхнулся я. – У них там все просто: трижды при свидетелях назвал женой – свадьба, трижды, опять же при свидетелях, сказал: «Талак!» - «Ты свободна!» - развод!
Джак, моя девочка… Как же мне её не хватает. Я скучаю по ней сильнее, чем по Уиллу, с которым мы выросли вместе. Умница, она всегда меня понимала. Лучше, чем Мэриан. Даже лучше, чем Мач, повидавший меня во всех видах. Я её очень любил – главным образом за то, что она не хотела за меня замуж. Ну, если и хотела, то быстро передумала… Я же говорю – умница. Какой из меня муж?
- Как ты?
- Бывало и получше. – Это уж точно. Голова гудит, как надтреснутый колокол, руки-ноги борются за независимость от организма, горло саднит, и жарко, как в пустыне. Держись, Робин. Это твоя последняя битва, и старуха с косой не выйдет из неё победительницей. Избежать поражения очень просто – достаточно умереть сражаясь. Сражайся, Робин Локсли. Еще шаг. И еще. Мысли путаются – плохой признак. Почему этот тип молчит, как рыба об лед?
- Эй, ты что, умер?!
- Размечтался! От меня так просто не избавиться. – Он прав: его ведь тоже и взрывали, и вешали, и топили, и травили, и поджаривали, и голову отрубить пытались, причем примерно в половине случаев это делал я.
- Да уж, я вижу… Слушай, а как тебе Арчер?
- А тебе?
- А я первый спросил!
- Не знаю. Я его не понимаю. Тебя я тоже не понимаю, но по-другому.
- Меня никто не понимает, и все по-разному. А Арчер – как по мне, он вроде Алана, только у покойника труба была пониже и дым пожиже…
Алан… Пятно на моей совести. Как же я не понял, что это очередной трюк Изабеллы? За одно это её следовало убить, да и меня тоже. Я поступил с Аланом как законченный… король Ричард. Так же купился на уловку врага и заподозрил в измене друга. Только меня и ребят спас Картер, а Алана никто не спас.
- Это не твоя вина. – Он что, мысли читает?! А раньше и слов не понимал!
- Тут есть и моя вина. Я должен был догадаться.
- А я должен был догадаться, как Изабелла воспользуется ядом.
- Ты другое дело. А я командир. Я отвечаю за то, чтобы мои люди не гибли зря.
- А если бы Изабелла решила подставить кого-нибудь другого, ты бы поверил?
- Гм… Нет.
- Вот видишь. Алан не был невинной жертвой.
- Ты умен не по годам! – Терпеть не могу, когда меня утешают. Я не ребенок.
Ох, не нравится мне, как он дышит. Тяжело, прерывисто, с нехорошим таким присвистом. И кровь, которую он то и дело сплевывает, мне тоже очень не нравится. Надеюсь, Тук знает, что с этим делать, потому что Матильда с Гизборном возиться не будет. То есть меня она, может, послушала бы, но я не успею, а никто другой её не уговорит.
- Было бы лучше, если бы я умер.
- Лучше для кого? – Может, он и прав. Без меня он, если выживет, останется один на свете. Арчер не в счет, ему, похоже, вообще никто не нужен… Кровь Христова*! Арчер! Он же всё слышал, чего доброго – проболтается, кто дал Изабелле яд! Если мои ребята узнают, Гай точно пожалеет, что не умер сразу.
- Знаешь, - заговорил он после паузы, - если честно, я всегда считал тебя героем. Я завидовал тебе, завидовал всему, что было твоим: титулу, землям, невесте…
- Не мучай себя. Мне это не нужно. – Некоторых ипохондриков нужно убивать в процессе постановки диагноза!
- Это нужно мне! …Я думал, что ненавижу тебя, но это было не так. В глубине души я хотел быть таким же, как ты, но знал, что у меня не получится. Зато у меня получилось стать не таким. Ты всегда присутствовал в моих мыслях, и все, что я делал, я делал тебе назло.
- Ты в своем уме?! – Я был потрясен. Всегда подозревал, что у этого парня не все дома, но не до такой же степени!
- Теперь да, - спокойно ответил он. – Я был слеп всю свою жизнь, а вот теперь прозрел, и мне от этого только хуже. Правда в том, что я всегда любил тебя, Робин.
Однако, сенсация! Храни Господь от такой «любви», а с ненавистью я как-нибудь сам разберусь! А может, мозг от этого яда погибает первым, вот мне и мерещится всякая ерунда?
- Я прожил не свою жизнь… - Он дышал часто и тяжело, как больная собака, приподнимал голову и снова ронял её мне на плечо. – Мое место было рядом с тобой, а я пытался занять твое.
- Нет, ты точно не в своем уме, - вздохнул я. – У тебя бред. Нашел, тоже, идеал. Мало ли я глупостей делаю?
- Дай мне сказать! Я не понимал, почему всё тебе – дружба, любовь, удача, слава? Почему мне - ничего? Я думал, что ты мое проклятие, а ты был моей совестью. Я как будто смотрел на себя со стороны, твоими глазами, и то, что я видел, было ужасно…
Он закашлялся, сплевывая кровь. Я опустился на траву, прислонившись спиной к стволу старой липы, и устроил его голову на коленях – всё не так жестко лежать. Лагерь близко, нас скоро найдут… должно быть, уже холодных. Как странно связаны наши судьбы! Их нити переплелись так, что не распутать – разве что разрубить. Кто он мне – враг, друг, брат, моё второе «я»? И кто я ему? Как же всё сложно…

***

Какое странное ощущение. Я стоял, не приминая траву, а рядом под деревом сидел другой я. Глаза сидящего были закрыты, голова свесилась на грудь, лицо под слоем грязи и копоти было юным и каким-то беззащитным. Он (я?!) не подавал признаков жизни. Гай тоже был без сознания, но по крайней мере дышал. Мне стало интересно – ну и дела, я что, умер? И тут появилась она.
Мэриан выглядела так же, как при жизни, - и все-таки не совсем. Она стала еще красивее и словно светилась мягким внутренним светом. На ней было что-то белое – плащ не плащ, накидка не накидка, - и она шла ко мне, не касаясь земли. Я стряхнул оцепенение и шагнул навстречу, раскрывая объятия.
- Лови меня! – счастливо, по-девчоночьи взвизгнула она и бросилась мне на шею. У нас это было вроде игры: ей нравилось, что я всегда успеваю подхватить её и не устаю держать на руках. «Ну и силища! – удивлялась она. – Откуда, кость-то у тебя тонкая?» - «А ты попробуй хоть раз натянуть мой лук – и узнаешь! – посмеивался я. – Только осторожно, он лягается как лошадь!»
Она была живой и теплой, и её губы, прильнувшие к моим губам, были теплыми и сладкими как мед. Мы целую вечность не могли оторваться друг от друга. Наконец Мэриан чуть отстранилась и снова засмеялась так радостно и весело, что я, сам не зная чему, засмеялся в ответ. Мы с ней вечно хохотали, поддразнивали и разыгрывали друг друга, и это тоже была игра: «Ты понимаешь, что я не хочу тебя обидеть? Ты мне доверяешь?»
- Милый, как же я соскучилась!
- А я без тебя чуть с ума не сошел. В прямом смысле слова.
- Я знаю, - на её лицо набежало облачко. – Я видела. Я всегда тебя вижу.
- Ээ?... – Мысль, что Мэриан видела нас с Изабеллой, меня почему-то не порадовала.
- Всегда, если тебе нужна помощь, - поправилась она. – И не красней, пожалуйста, какой ты смешной! Здесь не ревнуют, и я не такая дурочка, чтобы не понимать простых вещей!
- Такая, такая! Уж я-то знаю! – Я простил ей всё, кроме одного: дня её предполагаемой свадьбы, когда она посоветовала мне «повзрослеть». Чтобы девчонка, от горшка два вершка, давала такие советы мужчине, вернувшемуся с войны?!
- Ах, так?! Я уже говорила тебе, Робин Локсли, - когда-нибудь ты получишь! – райское видение влепило мне шутливый, но увесистый подзатыльник.
- Это ты мне? Своему господину и повелителю?! «Да убоится жена мужа своего!»
- А ты меня в угол поставь! Коленками на горох!
Мы снова расхохотались, представив эту картину. Потом Мэриан высвободилась из моих рук и тихо сказала:
- Всё, милый, тебе пора возвращаться.
- Куда? – тупо спросил я и после паузы добавил: - Зачем?
- Затем, что твой срок еще не настал, - ответила моя жена. – Ты будешь жить долго. А потом мы снова встретимся – уже навсегда.
- Но я не хочу возвращаться!
- Так надо, любимый. Господь дал нам свидеться – разве этого мало?
Я смотрел на неё не отрываясь, я хотел запечатлеть в памяти её облик в мельчайших деталях – и сияющие синие глаза, и ямочки на нежных щеках, и выбившуюся из прически каштановую прядь…
- И еще одно, Робин. Ты должен простить Гая. Сделай это ради меня!
- Я-то прощу, - усмехнулся я. – Вот не уверен, простят ли его жители Ноттингема. А есть ведь еще король Ричард…
- Я была неправа, когда играла его чувствами. Это было жестоко. Мне его жаль.
- Мне тоже. – Это правда. Даже когда я ненавидел его, он все равно оставался для меня мальчишкой, с которым я играл в детстве. Когда Изабелла занесла над ним меч, я понял, что не хочу его смерти. То же самое я почувствовал, увидев его на плахе.
- Не оставляй его, Робин. Гай не подлый, но слабый. Ты позаботишься о нем? Обещаешь?
- Конечно, милая. - Мало мне Мача, теперь еще и Гизборн! Если они вдвоем возьмутся за меня, требуя ежедневных подробных признаний в любви и весомых доказательств оной, - крестовый поход покажется мне увеселительной прогулкой. Может, не воскресать?
- Я люблю тебя.
- И я люблю тебя…
- Не забывай меня, ветреник!
- Никогда!
Меня швырнуло обратно в тело, как камень из баллисты.
- Ты жив!!! – завопил Гай, отчего я мгновенно оглох на правое (ненадкусанное) ухо.
- Что ж ты так орешь-то! – дернулся я. – Да жив я, жив, меня лопатой не убьешь… И вообще – тебе не кажется, что мы будем жить вечно?
- Мне кажется, что ты вроде выглядишь получше.
Я прислушался к себе – и правда, ничего не болит, и голова ясная. Пощупал шею – царапина как царапина. В общем, здоров как лошадь, хоть и устал, как собака.
- Я в полном порядке. А ты как?
- Тоже ничего, - с удивлением ответил он. – Дышать не так больно, и крови во рту нет. Слушай, по-моему, сюда идут!
Так оно и было. Минуту спустя на поляне появились мои ребята, и с ними были Уилл Скарлет и Джак! Откуда они здесь – их что, выгнали? Я поднялся навстречу… в смысле, хотел подняться, но тут Джак (а она никогда не была худышкой) прыгнула мне на шею с таким нездоровым энтузиазмом, что я плюхнулся на копчик, как в тот раз, когда Изабелла перерезала веревку. Мамааа!!! И это её я называл умницей?! Беру свои слова обратно! Все бабы – дуры, и всё зло исключительно от баб!

***

За тонкой дощатой перегородкой Тук играл в шахматы с Джак, а Мач попеременно помогал обоим советами. А может, мешал, это больше похоже на Мача. Я сидел возле Гая, который спал как убитый после лошадиной дозы сиропа опиумных маков. Честно говоря, я опасался, что теперь, когда он хуже чем бесполезен для команды, неприязнь к нему только усилится, но я недооценил своих ребят. Они, напротив, подобрели к нему, повидав его в настоящем деле. Да и я показал, что больше не потерплю ничего против Гая, и сделал это так, что поняла даже Кейт. Тем не менее ему было непросто. Впервые в жизни он полностью зависел от доброй воли людей, которых судьба дала ему в товарищи. К тому же я по себе знал, что человеку, страдающему от жестоких ран, нужны не только повязки и снадобья, предупреждающие лихорадку, - ему иногда хочется, чтобы его просто пожалели. Я хорошо помню, как был рад даже Мачу, который дул мне в лицо и клал руку на лоб, когда я метался в горячке. Гай тоже наверняка хотел, чтобы кто-нибудь с ним посидел, подержал за руку, как мама в детстве. Хотел, но, гордый, не показывал вида. Это и понятно: можно попросить совета, защиты, помощи, но как попросишь ласки?.. Да он и не подпустил бы к себе никого, кроме меня и, может быть, Арчера. Хотя Арчер таких вещей не понимает и не скоро поймет. Не потому, что тупой, а потому, что щенок.
Занавеска колыхнулась, пропустив Джак. Она присела на мою неразобранную постель и усмехнулась:
- Не так давно он был для тебя в одной цене с чумой!
- Не так давно ты ненавидела всех крестоносцев, - парировал я. – У нас с тобой не было времени поговорить. Я рад, что Уилл и ты снова с нами, но почему вы вернулись?
- Потому что здесь наш дом, - пожала плечами сарацинка. – Наш дом и наша семья.
Я смотрел на неё и чувствовал, как по лицу расплывается идиотская счастливая улыбка. Всё-таки я ужасно её люблю. Как сестру, которой у меня никогда не было. Оказывается, можно не любить женщину, которую хочешь (я про Изабеллу). А можно таять от нежности к женщине, которая совершенно не нравится. Кстати, интересно почему? Джак ведь красавица, это разглядел даже Гизборн. И так соблазнительно орет, вонзая меч в очередного врага!...
- Где ты откопал эту горшечницу? А главное, зачем?
- Сама завелась. От сырости, как плесень. Не гнать же её теперь.
- Женщины не собачонки, Робин. Никогда не подбирай их из жалости. Как она себя поведет, когда убедится, что не нужна тебе?
- А я знаю? - Женщины вообще непредсказуемы. Думаю, Изабелла сама от себя не ожидала того, что в итоге натворила.
- По-моему, Арчер на неё заглядывается, - заметила Джак.
- Заглядывается? Это что-то новенькое. Обычно он сразу переходит к делу!
- Странный у тебя брат. Совсем на тебя не похож.
- Он вообще ни на что не похож, - проворчал я. – Но я обещал отцу о нем позаботиться.
- Ты всегда делаешь больше, чем обещаешь. Это редкое качество. Ты очень хороший, Робин. Лучше тебя человека я не встречала.
- Гм, а Уилл как же?
- Уилл мой муж, я его люблю. А тебя уважаю. Ты соединяешь в себе столько прекрасных качеств, - неудивительно, что мужчины сохнут от зависти, а женщины – от любви.
- Издеваешься, да?
Сарацинка улыбнулась и бесшумно выскользнула наружу. Она всегда верила, что я поступаю правильно. Её не было с нами, когда я привел Гизборна, она знала его только как убийцу Мэриан и цепного пса Вэйзи. Но когда Гаю понадобилась помощь, её не пришлось просить дважды. Он терпел, пока мы с Джак обмывали его раны от грязи и запекшейся крови. Не издал ни стона, когда она удаляла осколки разрубленных ребер и накладывала швы – только грыз кожаный ремень, который Джак со словами «На, прикуси, а то зубы попортишь» сунула ему в рот. А потом я так же, как сейчас, сидел на краю постели и гладил его грязные спутанные волосы. Мач ревниво и раздраженно бубнил «Тебе самому нужно поспать», Кейт маршировала вокруг с невидимым плакатом «Он убил моего брата!!!», Тук предлагал меня подменить, не понимая, что это невозможно. И только Джак взглянула на меня своими бездонными глазищами и деловито спросила:
- Ты будешь до утра с ним сидеть?
- Да, буду.
- Хорошо, - кивнула она. – Следи за пульсом, он должен быть таким, как сейчас, - слабым, но ровным. Смотри, чтобы он не мерз. И не давай ему метаться: если начнется кровотечение, мы его потеряем.
В ту ночь я до зари сидел возле Гая, вглядываясь в его иссиня-бледное осунувшееся лицо. Страдание стерло с этого лица высокомерие и жестокость, и оно казалось помолодевшим, доверчивым и очень красивым. Дико хотелось спать, и я больно щипал себя свободной рукой. Мой брат не умрет из-за того, что у меня, видите ли, слипаются глаза. Ближе к рассвету он начал бредить, и я принялся тормошить его, называя по имени. Очнувшись, он тихо спросил:
- Ради Бога, Робин, зачем ты это делаешь?
- Я не хочу тебя потерять, - ответил я и с удивлением понял, что так оно и есть.
- Я думал, что ты никогда меня не простишь.
- Я сам так думал. Спи.
Спи, спи-усни!
Там, в степи золотой,
Ветер нежно ласкает ковыль.

Спи, спи-усни!
На зеленых волнах
Качаются белые птицы…

Спи, спи-усни!
В темном небе ночном
Месяц звездам поет эту песню…*
Эту колыбельную напевала мне мама в детстве. Чудны дела твои, Господи! Сказал бы мне кто-нибудь хоть месяц назад, кому я буду петь мамину песню!... Он заснул, не отпуская моей руки, а утром в наш закуток заглянула Джак, послушала его дыхание, посчитала пульс и сказала, что ручается за его жизнь. Только тогда я плашмя повалился на топчан и вырубился прежде, чем моя голова коснулась подушки…
Сейчас мне просто не хотелось спать – в голове после общения с Норой царил полнейший хаос. Поэтому я даже обрадовался, когда из-за занавески высунулась лоснящаяся от удовольствия физиономия Арчера. Нагулялся, котяра!
- Как он? – громким шепотом спросил младший братец.
- Нормально. Скоро будет как новенький.
- А он теперь точно не умрет? – Это что, проявление родственных чувств? Рехнуться можно!
- Не волнуйся. У него нет гиппократова лица.
- А что это такое?
- Когда человек смертельно ранен или болен, черты его лица изменяются. Это ни с чем не спутаешь, особенно если видел сотни раз. А я видел много смертей.
- В Святой Земле?
- Да.
- Круто! Расскажешь мне об этом как-нибудь потом?
- Мач тебе расскажет, - отмахнулся я. – Он тоже считает, что это круто. А я не люблю воспоминаний. Джон уже вернулся?
- Забудь о нем! Услышав о королеве, он с великого перепугу залег на дно.
- Что это значит? – Уж если наш храбрый Джон чего-то боится – от него можно ожидать любого сюрприза. Надеюсь, он по крайней мере не сбежал в Уэльс!
- Я встретил его, когда возвращался из Неттлстоуна. Он сказал, что до отъезда королевы погостит у Матильды. Ей, кстати, крышу надо починить.
- Нам бы это тоже не помешало, - хмыкнул я. – Иди спать, Арчер. Завтра у нас много работы.
- Как думаешь, Гай согласится, если я попрошу его поменяться со мной местами?
- Я не соглашусь, Арчи, и хватит с тебя.
- Почему?
- Потому, что я привык по утрам находить свои вещи там, где я их оставил вечером.
Родственничек надулся, но больше для вида. В сущности, он добряк, хотя принципы у него чересчур гибкие. Дитя улицы, что возьмешь!
- Так что на «большого медведя» завтра не рассчитывай, - заключил братец и злоехидно добавил: - Зато Кейт уже здесь!
- Иди спать, я сказал!
Арчер вымелся, гадко захихикав. Так, если сейчас сюда явится Кейт, я… Я просто всех пошлю и уеду в Австрию освобождать короля Ричарда! Чья-то рука отодвинула занавеску…
- Мач! Как ты мне… дорог!!!
- Разве? Что-то не заметно, - скепсиса в голосе Мача хватило бы на дюжину покойных шерифов. – Ты то с Арчером, то с Уиллом и Джак. Или с ним! Я ему уже завидую!
- Завидуешь чему? Сломанным ребрам или дырке в легком?
- Нет, тому, что ты с ним разговариваешь. Уделяешь ему столько времени.
- Мач, я тебя умоляю!... Ты же знаешь – для тебя я сделал бы то же самое. Как говорил Демокрит, «мы нуждаемся не столько в помощи друзей, сколько в уверенности, что мы её получим».
- Кто такой Демокрит? – Как мне знакомо это выражение лица: «Хозяин, пойдем лечиться, а?»
- Древнегреческий философ.
- Ненавижу это! Когда ты рассказываешь о спартанцах, или о Ганнибале, или о Цезаре и Вар… Вор…
- Верцингеториксе?
- Да!... В общем, каждый раз, когда ты о них вспоминаешь, - это означает «Давайте сделаем то, чего вам не хочется делать ни в коем случае!»
- И ты еще жалуешься, что я с тобой не разговариваю!
- Нет, я жалуюсь, что ты меня не ценишь и не замечаешь! Всегда есть кто-то, кто для тебя важнее, чем я. Кто я, Робин, - твой друг или твои старые домашние тапочки? – Такое впечатление, что Мача воспитывала стая дятлов. А потом они его выгнали, потому что он всех задолбал!
- Мач, ты больше чем друг. Ты член семьи.
- И поэтому завтра ты опять меня с собой не возьмешь?
- Ты же знаешь, Гая нельзя оставлять без присмотра. Вдруг ему хуже станет?
- Пусть за ним присматривает кто-нибудь другой! Почему я?
- Потому что я тебе доверяю.
- Это агрумент, - согласился Мач. Господи, это от меня он нахватался таких слов? Или от Тука? Хотя слово «эвфемизм» он выучил, когда Тука еще с нами не было. Значит, все-таки от меня…
- Аргумент, Мач. Кстати, о чем вы обычно разговариваете, когда остаетесь вдвоем?
- Ну… о тебе, - пустился перечислять Мач, - о короле Ричарде, о наших приключениях в Святой Земле…
- Ты что, произносишь монологи?
- Я иногда отвечаю на его вопросы.
- Да, и о чем он спрашивает?
- Где ты, чем занят, когда вернешься и кто еще там с тобой.
- И всё?!
- Нет, - признался Мач, решив быть честным по отношению к подопечному. – В первый раз он еще спросил, не сержусь ли я за то, что из-за него ты оставил меня в лагере.
- И что ты ответил?
- Что не могу на него сердиться, он ведь спас тебе жизнь.
- А на меня, значит, можешь?
- Я не сержусь. Я беспокоюсь о тебе, Робин. Кто-то ведь должен беспокоиться и о тебе тоже!
- Я ценю это, Мач. Со мной ничего не случится. Не надо переживать.
- Ты всегда так говоришь! Думаешь, ты неуязвим?
- Думаю, что я не готов к внеочередной ночи Калилы и Димны. Иди спать
- А ты?
- Я тоже, если со мной не захочет побеседовать кто-нибудь еще. Тук, например, пока что не приходил…
- Спокойной ночи, хозяин. – Иногда, без свидетелей, Мач называет меня так. Он скучает по тем временам, когда нас было только двое.
Я стащил с Мача дурацкую засаленную шапчонку (хоть бы он постирал её, что ли?) и взъерошил ему волосы. Все мы когда-то были маленькими, помним об этом и изредка хотим на ручки, но Мач, дай ему волю, с моих ручек вообще бы не слез! Он душит меня своей преданностью, как плющ, порой это утомляет, и тогда я могу сорваться и наорать, но потом мне бывает ужасно стыдно. И я спешу загладить вину, а есть только один способ это сделать: позволить обожать себя дальше. На Мача бесполезно сердиться, его бессмысленно перевоспитывать, его нужно принимать таким, какой он есть.
Оруженосец ушел. Я пристроил на коленке дневник, хотя писать при свете масляной лампы было неудобно, слишком темно. К тому же коленки у меня костлявые, почти как спина у Кейт. (О Боже, только не это…) В дощатую перегородку деликатно поскреблись. По крайней мере, это не Кейт, она обычно старается застать меня врасплох.
- Кто там? Входите, только тихо.
- Это я, - Уилл уселся ровно на то место, где до этого сидела его жена. – Робин, все в порядке. Я доставил королеву в Керклисс, как ты и велел. Она переночует там, а утром отправится в Лондон.
- Одна, что ли?! – подскочил я. С ума сойдешь с этой семейкой Плантагенетов!
- Нет, под охраной троих монахов, которые до пострига были воинами. И сама королева переоденется бенедиктинкой, так безопаснее. Путешествующую знатную леди могут ограбить или захватить ради выкупа.
- Разумно, хотя монахиня из неё та ещё… В котором часу завтра она тронется в путь?
- Уже сегодня, Робин. Рано, на исходе третьей свечи*.
- Отлично, Уилл. Ты свободен, только пришли ко мне Тука. – Прочь, пошлые мысли! Каждый раз, когда я вижу довольные рожицы Джак и Уилла, мне становится интересно: когда они успевают, а главное, где?
Наш воинственный фриар не заставил себя долго ждать:
- У тебя появился план, Робин?
- Полплана, - дежурно отшутился я. – Отправляйся в Керклисс, ты едешь с королевой в Лондон.
- Ты подвергаешь мой обет целомудрия опасности.
- Подвергаю, а что делать? Я не могу оставить королеву без надежной охраны, Джон её боится, а разлучить Уилла и Джак у меня не хватит духу. И отпустить их обоих я тоже не могу, у меня останется слишком мало людей. Гай еще долго не удержит ничего тяжелее ложки, Мач занят Гаем… Кто остается? Ты, я, Джон, Кейт да наш безголовый братец. Силища!
- Ты прав. Хорошо, Робин, я иду. – Интересно, в каких войсках он служил, прежде чем стать священником? Надо будет оставить его заместителем, если все-таки надумаю ехать выручать короля.
- Даже не думай об этом, - отрезал Гизборн. Интересно, как давно он не спит?
- Ты ясновидящий? Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
- Я знаю тебя, - безмятежно сообщил Гай, ухмыляясь углом рта.
- Ну и что?
- А то, что ты думал о короле Ричарде и о том, как его освободить.
- А почему бы и нет? В Священной Римской империи у нас найдутся союзники – помнишь того баварского графа? К тому же все замки похожи один на другой, и устроить побег из любого из них вполне возможно. Тем более, что, по сведениям Элеоноры, Ричарда не держат в цепях и даже позволяют ему ездить на охоту.
- Уже известно, где именно его держат?
- Да, это романтическая история. Его отыскал трубадур по имени Блондель*.
- Должно быть, он похож на Мача, - тихо засмеялся Гай. Ему было больно смеяться. – Мач тебя тоже где угодно отыщет.
- Оставь Мача в покое. Не надо его обижать и высмеивать, а если это делаю я, значит, я неправ. Хорошо, предположим, ты угадал насчет Ричарда. Почему ты считаешь, что это плохая идея?
- Потому, что ты нужен здесь. Я допускаю, что ты сумеешь добраться до короля и даже – чем черт не шутит! – сумеешь вызволить его из плена. Я даже не исключаю, что вы с Ричардом благополучно ускользнете от людей принца Джона и Филиппа Французского, - тебе нет равных по части героических авантюр. Но здесь ты потеряешь всё, чего достиг.
- Какой же ты зануда, - уныло проворчал я. – Согласен, всё это пустые мечты. Я знаю, что моё место здесь, и дай-то Бог, чтобы нам с Элеонорой хватило сил сохранить для короля хотя бы часть Англии!
- Английский король не тот человек, которого можно долго держать в заточении, - задумчиво проговорил Гай. – Так или иначе, скоро он будет свободен. И тогда ему очень пригодится то, что ты здесь для него делаешь!
- Тебя не подменили часом? Раньше ты не был таким умным!
- Раньше я вообще старался поменьше рассуждать, но это не значит, что я дурак. Просто, начав думать, я неизменно приходил к выводу о собственном ничтожестве.
- Духоподъемный вывод, - посочувствовал я.
- Не то слово.
- На, это твоё, - я протянул ему подписанное королевой помилование. Глаза Гая полезли на лоб.
- Как ты это получил? Ты что, пытал её?!
- Пытать старую леди – это грязно, Гизборн! Просто шантажировал.
- Надеюсь, о тебе она тоже не забыла. Потому что ты бы ей не напомнил, это уж точно.
- Я восстановлен в правах графа Хантингтона и лорда Локсли. Но это не более чем формальность. Пока король не вернется, принц Джон не оставит попыток украсть его трон.
- Мой отец был вассалом твоего, - заметил Гай. – Может, нам стоит продолжить семейную традицию? Ты примешь от меня оммаж*?
- Это важно?
- Для меня да.
- А я планировал, когда ты поправишься, порекомендовать тебя Элеоноре.
- Хочешь пристроить меня в хорошие руки?
- А ты что, пес? – Почему в девяти случаях из десяти он понимает меня неправильно? – Не пори чушь. На службе у королевы-матери ты получишь то, к чему всегда стремился, - земли, титул, положение. И я буду за тебя спокоен, потому что Нора своих людей ценит и бережет. И не дает их в обиду никому, даже собственным сыновьям.
Гай пристально смотрел на меня снизу вверх, опираясь на локоть и дыша ртом – как видно, усилие потревожило раны. Меня поразило пришибленное, сердито-беспомощное выражение его лица.
- Я тебе не навязываюсь, - вздохнул он. – Ты много сделал для меня. Я не могу требовать большего – по какому праву?
- Ты о чем?! – Я ошалело затряс головой, как конь, замученный оводами (одним, чернявым таким, носатым…). Похоже, стая дятлов потрудилась и здесь. – Я думал, так будет лучше для тебя!
- Нет! Если хочешь от меня избавиться, так и скажи. Но по своей воле я не оставлю тебя. Никогда.
- Надеюсь, это обдуманное решение, - я пожал плечами. – Хорошо, я приму от тебя коммендацию. При условии, что мы обойдемся без преклонений. (Я бы обошелся и без поцелуев, но тогда этот ипохондрик опять что-нибудь напридумывает!)
- Нет, всё должно быть по правилам.
- Я изменяю правила, когда они мне не по душе. Никто не будет стоять передо мной на коленях.
Мы сели лицом к лицу, взявшись за руки, как велит обычай.
- Сэр, отныне я ваш человек, - произнес он отточенную столетиями формулу вассальной клятвы. – Клянусь, если Бог мне поможет, любить и почитать вас, служить вам советом и мечом, быть вам опорой в дни войны и мира.
- Сэр, я высоко ценю вашу преданность, - ответил я, отчего-то волнуясь (не хватало еще забыть или перепутать слова!). – Клянусь любить, почитать и защищать вас, как члена моей семьи.
- Теперь дай мне что-нибудь, - шепотом подсказал Гай, видя, что память мне явно изменяет.
- Вот, у меня больше ничего нет. – Я порылся в карманах и вытащил медаль, привезенную из Иерусалима*. Оставалось скрепить клятву поцелуем мира. Кто-то же их сидит и придумывает, эти обычаи?! В глаза бы ему посмотреть!
- Ладно, давай сделаем это! – Мы одновременно наклонились вперед, едва не треснувшись лбами, поскольку оба со страху зажмурились. Я поцеловал его в щеку (как оказалось, это не больно) и подставил свою. И в этот момент…
- Хозяин Робин! Я твою рубашку постирал и зашил, вот… А почему вы целуетесь?!
- Мач, заткнись!!! – зашипели мы, как две кобры. А что толку-то? За Гиза не поручусь, он у нас везунчик, но я ТАК еще ни разу в жизни не попадал!

***

Хочешь, чтобы дело было сделано, - поручи его Уиллу. Так я и поступил, отправив Скарлета с трофеями в кузницу, а сам в обществе братца приступил к занятиям. Во-первых, я отобрал у ребят мечи, пока они не поубивали друг дружку (надо будет озадачить Уилла, пусть сделает деревянные). Во-вторых, велел им сесть в кружок, смотреть, слушать и запоминать.
Гай был неправ, когда говорил: «Не лги, что не любишь войну!» Мне нравится оружие, а не убийство. Это совсем особое чувство – когда ты берешь меч, прикидываешь его вес и балансировку, когда оплетенная рукоять сама ложится в ладонь, а клинок поет в предвкушении поединка. Бой на мечах очень красив – как красивы шторм и гроза, танец огня и реющее на ветру боевое знамя. Когда-нибудь люди перестанут убивать друг друга, но боевое фехтование не исчезнет – им будут заниматься просто для красоты.
- Парни, для начала запомните главное – никогда не работайте «холодной» рукой. Запястье – самое слабое звено в связке «плечо – рука – клинок», всегда разогревайте его вращательными движениями кисти, вот так!
Потом можно приступать к отработке ударов по «Сарацину»*, но не в полную силу – сначала рука должна привыкнуть к отдаче. Второе по важности правило – не прилипайте взглядом к оружию противника! Вы ведь сражаетесь с человеком, а не с мечом! Иди сюда, Кейт!
Хороший боец с большой неохотой встает в пару с неопытным новичком. Неумеха плохо владеет оружием и собственным телом, не чувствует дистанции, его движения непредсказуемы, как у пьяного. Убить не убьет - для смертельного удара нужна сила и концентрация, с которыми у начинающего тоже не очень хорошо, - но ухо отрубит или глаз выколет запросто. А за движениями двух мастеров меча неопытный глаз просто не уследит, так что Кейт в этом смысле – ходячее учебное пособие. Кое-что умеет, так что меч мне на ногу не уронит (не хотелось бы), но ошибок в единицу времени делает столько…
- Кейт, ты – девушка, значит, сокрушительные прямолинейные удары – не твой конек, для них у тебя просто не хватит сил. Да это и не нужно. Смотрите, ребята: подрез под колено, отрубание кисти или удар рукоятью в лицо подчас эффективнее смертоносного рубящего удара!
Ишь размахнулась! Ух ты моя хорошая…
- Кейт, ты подставляешься! Открылась, побежала вслед за мечом… Бить нужно без замаха, вот так! – Молниеносные удары с разворотом корпуса – мое маленькое хобби. – Замах – причем подчеркнуто наивный, «с плеча» – служит лишь для того, чтобы обмануть противника, заставить его открыться. Целимся якобы в голову, а бьем в бедро или бок!
- Кейт, спасибо, отдыхай! Арчи, иди сюда… А вот этому учиться нужно подольше. Пока просто смотрите и имейте в виду – такое тоже бывает!
Я не люблю техники «меч-щит» и редко ей пользуюсь, предпочитаю обоеручное фехтование - «меч-дага». Мой учитель лорд Шеридан использовал дагу для вспомогательных ударов, нанося ею противнику неглубокие, но болезненные и обильно кровоточащие порезы. Оно и понятно, - вы бы видели, какое у старика пузо! Мастерство, может, и не пропьешь, но с таким пузом особо не побегаешь. Я молодой и борзый, поэтому поступаю наоборот: ложный выпад мечом – противник открывается – разворот корпуса - клинч – удар кинжалом в сердце или в почку.
- Что смотришь? Падай, ты убит! – В королевской охране я, знаете ли, не крестиком вышивал!
- А теперь внимание! Кольчуга не защищает от эстоков и концентрированных рубящих ударов, поэтому противника в кольчуге нужно рубить и колоть. Панцирь надежнее кольчуги, пробить его сложно, зато можно промять. Запреградное действие – слышали о таком? Сейчас объясню: это когда доспехи немного сплющены, а под ними – гуляш и раздробленные кости. Значит, вполне эффективным оружием против рыцаря в доспехах является что? Лес рук! Правильно – старая, добрая английская дубинка!
- Арчи, возьми меч! Нет, другой, этот жалко. А ты принеси мне палку поухватистее. Рраз! – Кто сказал, что дубинка – не оружие против меча? Хороший удар в боковую плоскость – и в руке противника остается осиротевшая рукоять!
О, Скарлет вернулся – вовремя!
- Уилл, становись! Парни, перед вами самое смертоносное оружие – боевой топор, или секира! Скандинавские викинги предпочитали секиру мечу, а воевать эти ребята умели. Король Стефан, величайший из английских рыцарей, в битве при Линкольне в 1141-м году от Рождества Христова разил врагов огромным боевым топором. Хронист Роджер де Ховден описал подвиги Стефана в этом сражении, и наш король Ричард, прочитав хронику, тоже обзавелся секирой, одним ударом которой можно отрубить голову коню. Секира прорубает любые доспехи! Секира благодаря своему балансу позволяет наносить страшные, сокрушительные удары! От неё нужно либо уворачиваться, либо подставлять щит. Уилл, давай!
Скарлет улыбнулся и всё с той же доброй, застенчивой улыбкой домашнего мальчика сплеча рубанул «Сарацина» по башке. Брр… впечатляет.
- Отлично, Уилл! А теперь ты, Арчер. Бери лук, стреляй.
- Куда? – растерялся младшенький.
- В меня! Только помедленнее, чем обычно.
- Но… как это? – беспомощно и чуть ли не испуганно переспросил сводный братец.
- Тебе показать как? Разучился? – рявкнул я.
- Смелее, - еще шире заулыбался Скарлет. – Робин знает, что делает.
Надувшийся Арчер взялся за лук – я не глядя отбил стрелу мечом. Та же участь постигла вторую и третью, а от четвертой я попросту увернулся, после чего кабаньи глазки Арчера сделались большими, как у Гая. Потом он с тем же успехом метал в меня ножи, а расслабившиеся зрители бурно аплодировали «английскому самоубийце». Выглядит это и впрямь зрелищно, а достигается элементарно: берешь палку и просишь товарища кидать в тебя детский тряпичный или кожаный мячик. Сначала - в голову, отвыкая моргать, отшатываться и дергаться, потом – в корпус…
- В общем, ребята, на каждую кастрюльку есть своя крышечка! Главное, чтобы одно к другому подошло по размеру!
Всё, хватит с них на сегодня. Значит, так: завтра пошлю в Локсли Джона, пусть поучит парней орудовать дубинкой, у него это здорово получается. Послезавтра – Уилла, он поднатаскает их с топором. Потом – Мача, с мечом и щитом он неплох. С Гаем разок Джак посидит, Арчера с Кейт (кто сказал, что я интриган и сводник?!) отправлю в Клан, а мы с Уиллом организуем народное ополчение в Неттлстоуне. Жалко, фриара нет, у него к крестьянам подход, а меня они пару раз привечали вилами…
Мы отправились в усадьбу мыться и приводить себя в порядок – все, кроме Кейт, которая побежала проведать мать и сестренок. Мне было неприятно находиться в усадьбе Локсли – это место больше не было моим домом. Мелькнула дикая мысль - спалить её, что ли? Шучу, я же не принц Джон, лучше отдам под лазарет или школу…
До лагеря мы добрались уже затемно. Остальная компания была в сборе: Джак что-то помешивала на сковородке (эй, оно не взорвется?!), мрачный набычившийся Джон (это признак смущения и раскаяния, если кто не знает) поворачивал на вертеле оленя, отстраненный от кухни Мач с видом неоцененной добродетели пришивал к моему шапу* полуоторванный капюшон. Эх, хорошо-то как… Я почувствовал затылком пристальный взгляд, обернулся и увидел Гая. Бледный как снятое молоко, он подпирал спиной дверь в деревянный схрон, куда мы с ребятами перебирались на зиму. Придурок! Вот чего он стоит, - у нас сесть не на что, что ли?
- Мач, позаботься о лошадях, пожалуйста. А плащ оставь, там уже латать – не за что хватать!
- Все в порядке, Робин? – подняла голову Джак.
- Мы сегодня втроем перебили отряд наемников, посланный принцем Джоном в погоню за королевой, - сообщил я, расстегивая портупею. – Конечно, все в порядке!
- Весело живем! – подтвердил младшенький, встряхиваясь, как большой невоспитанный пес. – Робин, а ты нам расскажешь про короля Стефана? Ну, того, про которого этот, мать его, Ховден хронику написал?
- Могу, в принципе. А тебе зачем?
- Ну… просто интересно.
Остальные тоже поставили уши топориками, похоже, мне не отвертеться. Просветительские, философские, душеспасительные, воспитательные и прочие беседы традиционно провожу я, обнять и пожалеееть – тоже по моей части, а теперь и сказку на ночь ждут от меня? Да что я им, Шахерезада, что ли?!
- Ладно, будут вам дозволенные речи. Только поесть-то дайте, или меня уже сняли с довольствия?

- Как вы, наверно, знаете, у Вильгельма Бастарда было трое сыновей – Роберт Коротконогий, Вильгельм Рыжий и Генрих Грамотей. Вильгельма Рыжего застрелили из засады на охоте, и тогда Генрих сразился со своим старшим братом Робертом, пленил его и до самой смерти держал в заточении в замке Кардифф. Так Генрих стал королем Англии. У него было двое детей – сын Вильгельм и дочь Матильда, которую он выдал замуж за императора Священной Римской империи. Принц Вильгельм погиб во время кораблекрушения, когда корабль «Бланш Неф» затонул при отплытии из Барфлёра. Единственной наследницей осталась Матильда – впоследствии она овдовела и вышла вторым браком за Жоффруа Анжуйского, но до конца дней требовала, чтобы её титуловали императрицей. Король Генрих созвал своих вассалов и заставил их поклясться в верности Матильде как будущей английской королеве …
- Ого! Значит, Англией должна была править женщина? – нехорошо оживилась Кейт.
- Так оно и было бы, но у Бастарда, кроме сыновей, имелась дочь по имени Адель, которая вышла замуж за Стефана, графа Блуа, - одного из пэров Франции и героя Первого Крестового похода. Адель была необычной женщиной – мудрой, деятельной, очень образованной, покровительницей искусств…
- Как королева Элеонора? – предположила Джак.
- Да, наверное. Но речь не о ней, а о её старшем сыне Стефане, который был родным племянником английского короля. Стефан тоже, как и все английские бароны, поклялся служить Матильде, но после смерти короля Генриха в 1135 г от Рождества Христова нарушил клятву и захватил трон. Его поддержала церковь, поскольку епископом Винчестерским в ту пору был его родной брат Генрих.
- Должно быть, церковникам не очень понравилось, что женщина сядет на трон! – презрительно фыркнула Кейт.
- И это тоже, - миролюбиво поддакнул я. (С ней иначе нельзя – устроит скандал на ровном месте, а нам всем так хорошо...) – Но сыграла свою роль и репутация Стефана как великого воина. Он еще в юности прославился своими подвигами, сражаясь в Нормандии на стороне своего дяди Генриха против французского короля Людовика Шестого. К тому же Матильда отличалась безрассудством, высокомерием и жестокостью, а Стефан, напротив, был истинным рыцарем, великодушным и благородным.
- А что это за битва при Линкольне? – подал голос Арчер. – С кем он сражался – неужели с Матильдой?
- Да, именно с ней. Матильда, при всех своих недостатках, была решительна и смела, как львица. Она не смирилась с тем, что кузен похитил её корону, и в Англии вспыхнула многолетняя гражданская война… Стефан был благородным человеком и великим воином, но недальновидным королем. Много раз он наносил императрице поражения, однажды захватил её в плен – и вернул ей свободу без всяких условий вместо того, чтобы принудить к миру! И знаете, как она ему отплатила?
- Убийц подослала, наверное? – предположил Мач с присущим ему оптимизмом.
- Нет, до этого не дошло. Они же как-никак были кузенами, росли вместе… Но когда в 1141 г от Рождества Христова Стефан потерпел поражение в битве при Линкольне и тяжелораненным был взят в плен, Матильда заковала его в цепи. Думаю, она хотела его смерти, но вмешался её сводный брат и полководец – граф Роберт Глостерский. Он был единственным человеком, с которым Матильда хоть как-то считалась, поскольку он командовал её армией. Он помешал ей убить Стефана.
- А почему король потерпел поражение, если он был такой великий воин? – Дотошная все-таки эта Джак!
- И лучшего воина можно задавить числом, застать врасплох или заманить в ловушку, - вздохнул я, невольно вспомнив о своем короле. – Стефану изменил Ранульф Честерский, Матильда его перекупила. К тому же Стефан – рыцарь во всем! – добровольно оставил превосходную позицию на холме, спустившись в болотистую низину.
- Зачем?! – поперхнулся сидевший рядом Скарлет.
- Чтобы не запятнать себя нечестной победой, - я с усмешкой пожал плечами, сам не зная, как относиться к этому самоубийственному великодушию. – К тому же Матильду поддержали валлийцы, а Стефана предали фламандские наемники. Боевой конь Стефана пал, пронзенный арбалетными болтами. Король дрался как лев, его меч сломался после града богатырских ударов, тогда-то он и взялся за секиру.
- И что с ним случилось? – заинтересовался Арчер. – Он так и умер в плену, как Роберт?
- Нет, - снисходительно успокоил его Гай, - Стефан вернулся на трон и правил вплоть до своей смерти в 1154 году. Ты бы хоть книжки иногда читал, что ли!
- А я неграмотный!
- Не мешайте! – зашикали на них остальные, а я продолжил:
- Жену Стефана по странному совпадению тоже звали Матильда. После того, как король оказался в плену, многие отвернулись от него, решив, что все кончено. Но королева Матильда возглавила армию, разбила войска императрицы и взяла в плен самого Роберта Глостерского. Матильде пришлось обменять Стефана на Роберта, в противном случае её бы осудили и покинули все её сторонники. Отважная королева не только вернула свободу и, возможно, спасла жизнь Стефану, но и отстояла его трон. Разбитая на голову императрица так и не смогла короноваться и с позором бежала из Лондона!
- А как случилось, что наш король Ричард – внук Матильды? – спросил Уилл.
- У Стефана был единственный сын по имени Юстас, и он погиб. После этого Стефан и Матильда по настоянию своих вассалов, уставших от войны, заключили мир. По его условиям императрица отказалась от прав на престол, а король взамен назначил её сына своим наследником.
Наступила та особая сосредоточенная тишина, которая возникает, когда несколько человек размышляют об одном и том же. О верности и предательстве, доблести и жестокости, коварстве и благородстве… В этой тишине их мысли словно смешиваются, и говорить незачем – всё понятно и так.
- Робин, а Стефан похож на короля Ричарда? – Что я говорил по поводу стаи дятлов?
- Мач, я не был знаком с королем Стефаном. Но думаю, что похож.
- Робин, откуда ты столько знаешь? – Надо же, младшенький впечатлен!
Я пожал плечами. Никогда не считал себя кладезем учености (смешно сравнивать с той же Джак), к тому же мое образование прервала война.
- Робин по рождению – лорд и пэр Англии, - вместо меня ответил Гай. – Его готовили для этой роли.
- Да, и почему тогда он здесь?
- Потому, Арчи, что я осознаю обязанности, вытекающие из моего происхождения.

***

Я сидел на поваленной бурей сухой лесине и смотрел на звезды. Если долго смотреть, начинает казаться, что они тихо-тихо шелестят, словно шепчутся между собой. А иногда – звенят, как хрустальные колокольчики. А потом запрокинутая голова начинает кружиться, и звезды кружатся вместе с ней… В Шервуде много уголков, куда я прихожу, если хочу побыть в одиночестве. У меня тоже есть мысли и чувства, которые я не поверяю другим. Здесь, например, я обычно отдыхаю, а в другом месте ору во всю глотку: «Ааааа! За…и ВСЕ!!!» и другие слова, недостойные слегка одичавшего, но все-таки графа. Что характерно, помогает.
- Джак, бесполезно прятаться от меня в моем лесу! Я знаю, что ты здесь. Выходи.
- Не помешаю?
- Ты – нет. – Вот почему умные девушки достаются другим, а меня осаждают истерички и дуры? Тут поверишь в рок, фатум, магометанскую судьбу, - как бишь она называется? Кысмет?
Сарацинка уселась рядом со мной. Ей наверняка было холодно. Я расстегнул пряжку плаща и укрыл им девушку.
- Ты это делаешь не задумываясь, верно?
- Делаю что? – растерялся я. Меня нелегко поставить в тупик, но Джак это иногда удается.
- Заботишься о других. Я наблюдала за тобой – ты помогаешь и отдаешь так же легко, как другие берут и просят.
- Незачем за мной наблюдать. Нашла малоизученное явление природы. Твой муж о нас ничего ненужного не подумает?
- Подумает ненужное – уволю из мужей, - беззаботно отмахнулась свободолюбивая женщина Востока. - Уилл не глупец, он уважает меня. И знает, что ты – выше любых подозрений.
- Алана жаль, - вздохнула она после паузы.
- И мне жаль… - Вслух я вспоминал о нем редко, но это не значит, что я забыл. Не забыл и не забуду. Как всех, кого я потерял. Как всех, кому я остался должен, кого подвел, кого не сумел спасти…
- Когда умерла мама, мне было всего пять лет. Я не понимал, как она могла оставить меня одного, уйти навсегда? И тогда папа сказал, что после смерти мы становимся звездами, чтобы светить друзьям и любимым, которых оставили на земле…
- Твой отец был хорошим человеком, - грустно улыбнулась Джак. – Может быть, Алан сейчас смотрит на нас с небес?
- Может быть… «Звезды мрака ночного – живые они или нет? Может быть, и разумны, и чувствуют собственный свет? Говорят – воздаяние ждет за могилой людей, говорят и другое: мы сгинем, как злаки полей…»
- «Я же вам говорю: совершайте благие дела, не бегите добра, сторонитесь неправды и зла! Мне воочию видно: пред тем, как начать переход, покаянные слезы душа истомленная льет…» - подхватила девушка. Гортанная арабская речь диковато звучала посреди английского леса.
- «Наши души заржавели в наших телах, как мечи, но вернется их блеск, столь же яркий, как звезды в ночи!» Я еще не забыл арабский?
- Говоришь не совсем чисто, но правильно, - ответила Джак с присущей ей прямотой. – Не ожидала встретить франка*, цитирующего великого аль-Маари. Это мой любимый поэт!
- Мне он тоже нравится. А теперь давай помолчим, - попросил я. – Просто смотри.
Во ведь странно – с женщинами, которых любил, я никогда не смотрел на звезды. С Мэриан нам вечно не хватало времени, а Изабелла… она была слишком земной. Сидеть бок о бок, деля на двоих один плащ, - это было так здорово, что я пожалел об отсутствии у меня сестры. Потом вспомнил Гая с Изабеллой, облился холодным потом и передумал.
- Ты спрашивал, почему мы вернулись, - после долгого молчания заговорила Джак. – Мы вернулись к тебе, Робин. Знаешь, в чем твоя сила? Ты возвращаешь людям самих себя. Ты как будто открываешь в них то, чего они сами о себе не знали. Джон до встречи с тобой был обыкновенным громилой, Алан – мелким жуликом, Мач по натуре – нытик и трус…
- Они не такие, Джак.
- Потому что ты их сделал другими. Твой брат тоже стал другим.
- Арчер? Он просто не привык думать ни о ком, кроме себя, потому что о нем тоже никто никогда не думал. Но он быстро учится.
- Гизборн тоже.
- В том, что Гай стал таким, есть и моя вина. Я не должен был о нем забывать.
- Ты был ребенком!
- Я был лордом, Джак. Защитником своих людей.
- Сказать тебе, о чем я думаю? – улыбнулась сарацинка. – Пройдут десятки, может быть, сотни лет… Забудутся битвы, деяния королей… Забудется многое, но не твое имя.
- Не сходи с ума, Джак. Только не ты. Я этого не переживу!
…Гай листал книгу, которую я позаимствовал у Тука. Он скосил на меня глаза:
- Свидание было успешным?
- А ты ревнуешь или завидуешь? – Я кинул в него подушку. – У меня все свидания успешные, других я не признаю! А кстати, почему ты не спишь? Опять вылил снотворное, бессовестное лицо?
- Ну вылил… Мне не настолько больно, чтобы нельзя было терпеть, и надоело все время спать. Мне есть о чем подумать, Робин.
- Думай, - разрешил я, - но, раз ты больше не нуждаешься в лекарствах, значит, пора тебя приставить к работе!
- Ыыы?! – По-моему, перед внутренним взором Гая промелькнули уборка территории и рубка дров.
- Будем испытывать трофейные мечи. Какие годятся, а какие – лучше сразу о колено. Поможешь?
- Попробую, - отдышался этот умник. - Я же не оружейник, каких-то тонкостей могу и не знать…
- Ничего, я подскажу, если понадобится. Мечей целая телега, а я один. Не дотемна же мне с ними …ся?
- Так ты завтра никуда не едешь?
- Надеюсь, что нет, - сонно пробормотал я, падая в койку со смутной мыслью о неснятых сапогах. Спаааать…

***

Люблю я палаток белеющий ряд,
Там копья и шлемы на солнце горят,
Разносится ржанье коней,
Сердца крестоносцев под тяжестью лат
Без устали бьются и гневом горят!
Люблю, как вассалы, отваги полны,
Сойдутся друг с другом в упор!
И шлемы разбиты, мечи их красны,
И мчится на вольный простор
Табун одичалых коней!
Героем умрет – кто героем зачат!
О, как веселится мой дух и мой взгляд!*
Я не пьян! Просто выспался впервые за последнюю неделю. И впервые за последний месяц с утра пораньше у меня не запланировано совершение подвигов. В общем, настроение хорошее, вот и пою.
- Мач, только не вздумай подпевать! – Голос у моего верного оруженосца на редкость противный, король Ричард как-то заметил, что в жизни не слыхал подобного ослиного рёва.
Сопя от обиды, Мач приволок и брякнул передо мной вязанку мечей. Именно вязанку - их там было штук пятьдесят, не меньше. В лагере нас было трое – Гай, Мач и я. Вдвоем мы точно до обеда провозимся. Почему вдвоем? А потому, что если Мача тоже припахать, - обеда не будет!
Как испытывают мечи? Рубят сухое дерево и смотрят, не расхлябалась ли рукоять. Кладут плашмя на голову и резко пригибают к ушам – если закалка слаба, клинок выпрямляется не сразу. Бьют плашмя по гладко оструганной доске – недостаточно вязкий металл при этом разлетается вдребезги. А еще…
- Ты умеешь на звук определять однородность металла?
- Вообще-то нет.
- Это несложно, - я наугад выбрал меч и щелкнул по нему ногтем. – Звон должен быть чистым, высоким. А этот дребезжит – значит, там раковина. Вот, послушай этот меч. А теперь – сравни с моим!
Я достал из ножен свой меч и подал Гаю рукоятью вперед. Он попробовал ухоженный клинок ногтем, послушал, кивнул… кажется, дошло.
- Теперь смотри: если поднести его ко рту, на клинке появится облачко от дыхания, видишь?
- Ну, это все знают.
- Конечно. Но штука в том, что это облачко должно уменьшаться в размерах, сохраняя правильную форму. Важно не то, как долго оно продержится, а именно равномерность.
- И что мы таким образом проверяем?
- То же самое – плотность и однородность металла. Если след от дыхания исчезает неравномерно, значит, внутри пустоты, раковины и пережоги. Такой клинок, во-первых, легко ломается, во-вторых, перекалённый металл образует осколки с острыми краями. Подобное оружие опасно только для своего хозяина.
- Слушай, откуда ты столько знаешь? – Они с Арчером поют с одного голоса!
- Я отпахал пять лет войны. - Как же я устал растолковывать очевидные вещи! – Страшной войны, в сравнении с которой то, чем мы занимаемся здесь, - детские игрушки. Я научился выживать и побеждать на этой войне. Поэтому я не пренебрегаю ничем, от чего зависят поражение или победа.
Гай спрятал глаза под своими коровьими ресницами, будто затаившись. С ним это часто бывает. Точно такое же лицо у него было, когда мои ребята прощались друг с другом в тот день, едва не ставший последним для нас обоих. Иногда он наблюдает за мной, думая, что я этого не вижу. Зря он так думает. Причина та же – я воевал, он – нет. Человек, который выжил на настоящей большой войне, волей-неволей приобретает глаза на затылке, но это так, к слову. Смешное у него при этом выражение, что-то вроде: «Ты на самом деле такой или притворяешься? Но с какой целью?» Короче, если я внезапно (для него) оборачиваюсь, он моментально прячется в невидимую скорлупу. Без скорлупы я его видел всего раза три: когда шериф предлагал мне выдать его и разойтись без драки, когда он думал, что умирает, и когда я тащил его в лес. Сейчас он хотя бы не делает вид, что он здесь проездом. «Враг моего врага», ха-ха! Я понимал, что он лжет, и он знал, что я понимаю. Чудной он все-таки. Не моргнув глазом признаётся в убийстве, зато любовь и благодарность скрывает, как преступление. Проявляет жалость и доброту – и стыдится их, как чего-то глубоко неприличного. Не понимает, что для ненависти не требуются сила и храбрость – они нужны, чтобы любить и доверять! Любовь – самый многотрудный подвиг из всех возможных: тебя ведь могут оттолкнуть, бросить, предать. Любовь делает беззащитными и уязвимыми самых гордых и сильных. Но только она придает жизни красоту и смысл.
- Эй, ты где? О чем думаешь? – Я слегка подтолкнул его локтем.
- Так… Думаю, вот если бы людей можно было так же проверять…
- Башкой об пень, что ли? – расхохотался я. Он обалдело уставился на меня, потом неуверенно улыбнулся. Слава те Господи, хоть улыбаться начал как человек!
- Короче, смотри: мечи с зазубринами сразу откладывай в сторону! – В местах зарубок клинки неожиданно ломаются, поэтому каждую зазубрину нужно сразу же обрабатывать напильником. Ничего не попишешь: незарубающиеся клинки слишком тяжелые, быстро утомляют руку.
- А если рукоять без оплетки?
- Такие тоже. Молодец, у меня это из головы вон. – Рукоять без кожаной оплетки «щучкой» выскальзывает из руки. Конечно, некоторые привязывают её к запястью петлей, но это уже per aspera ad astra*… Зачем решать проблему, если можно её не создавать?
Я взялся за дело. Посвист моих молодецких ударов и хруст разрубаемого дерева заставляли Мача досадливо морщиться – он хлопотал на кухне, то есть священнодействовал, а я создавал нервную обстановку. Ладно, потерпит… Я же терплю, когда он хнычет или требует подробного отчета о том, как конкретно он мне дорог!
Плохих клинков было неожиданно мало, зато хорошие были в ужасном состоянии. Зазубрины, пятна ржавчины, зарубки на рукояти… Кто не уважает и не бережет свое оружие, тот недостоин его носить. Ну кто же подставляет крестовину под удар? Пальцы лишние, что ли? А главное, хвостовик клинка – штука тонкая и хрупкая, сломается же запросто, и много вы навоюете с одной рукоятью?
Гай, в общем, справлялся со своей частью работы, хотя было заметно, с каким трудом он одолевает слабость и головокружение. Пару раз я открывал рот, чтобы сказать: «Отдохни, хватит!», но так и не сказал. Судя по лицу, упрямец был близок к обмороку. Надо устроить перерыв, тогда и он переведет дух. Не успел я подумать об этом, как взгляд его вдруг «поплыл», меч выскользнул из раскрытой ладони, и он упал мне на руки.
- Мач, принеси воды, быстро!
- Зачем? – флегматично поинтересовался оруженосец, стоя ко мне спиной и помешивая суп.
- Утопиться хочу!! Достал ты меня!
Мач принес-таки воду в кружке и флягу с вином – тем самым, из запасов хаттерсейджского каноника. Вина там убыло меньше чем на треть. Я смочил водой лоб и виски Гая, и он открыл глаза.
- Выпей это! – я поднес ему флягу.
- Зачем? Я в порядке…
- Не умничай! – разозлился я. – Полведра кровищи вытекло, тявкаешь мне еще! Хочешь, чтобы я зажал тебе нос?
- Не хочу. – Он все-таки отпил немного. – Помоги мне встать.
- По-моему, тебе лучше лечь.
- Да говорю же, я в порядке! Сил только что-то нет.
Бздынн!!!
- Мааач!!! Гости у нас!
- Слышууу! – ответный вопль слился с удаляющимся топотом.
Я отволок Гая в нашу ээ… кладовку? чуланчик? (Ну точно не спальню! Спальням графьев полагается быть помпезными!) и таки заставил лечь. Тут появился Мач с гостем, который оказался ни кем иным, как сэром Джоном из Йорка! Боже, как тесен мир…
- Рад тебя видеть! Как Беатрис?
- На Троицын день родила дочку и с тех пор, по-моему, еще похорошела. Девочку назвали Мэриан – как юную леди, с которой ты так мило беседовал. Беатрис загадала: будет сын – назовем в твою честь, дочка – в честь твоей дамы сердца! Кстати, как она?
- Неплохо, я полагаю. Она в раю.
- Как?! – отшатнулся Джон. – Умерла?...
- Убита, мой друг. Погибла, защищая своего короля. – Я не хотел, нет – я просто не мог говорить о Мэриан. Слава Богу, Джон это понял и прекратил расспросы.
- Вот о короле, а также о его брате я и хотел с тобой поговорить, - начал он, когда мы сели за стол и налили по кружке. Не кагор, всего лишь яблочный сидр, но все-таки…
- И что не так с королевским братом? Не считая того, что он чокнутый придурок? – устало спросил я.
- Этот придурок додумался до весьма неглупой идеи, - пожал плечами Джон. – Хотя, может, ему подсказали… Словом, в Михайлов день* близ Йорка состоится турнир, на котором наш дорогой принц устроит своим сторонникам нечто вроде смотра. Шериф Йорка – его креатура, местные бароны так же держит его руку. Я решил, что тебе следует об этом знать, и вот я здесь.
- Ты правильно поступил, Джон. Кроме тебя, много ли в Йоркшире дворян, верных законному королю?
- Немало, Робин, но в основном это нетитулованные бедные рыцари. Те, кому есть что терять, поддерживают принца или выжидают.
- Они дождутся, - сплюнул я. – Наши, местные, уже дождались!
- Что ты задумал? О, нет! – воскликнул Мач.
- О, да! – ответил я и, не удержавшись, показал ему язык. Джон, непривычный к моим выходкам, слегка окосел…

***

Даааа… Давненько не надевал я доспехов – еще со службы у короля Ричарда. Успел основательно подзабыть, как это тяжело, противно и неудобно. Стеганый гамбезон, набитый путанкой из конского волоса, вороненая кольчуга двойного плетения, шлем-шишак с кольчужным капюшоном (на ватном подшлемнике, мама родная!). А я, дурак, еще не верил Туку, когда тот рассказывал, что человек на восемь десятых состоит из воды!
Хотя чего это я разнылся? Совсем избаловала меня вольная жизнь. В возрасте Арчера, готовясь к посвящению в рыцари*, я бегал, плавал и даже танцевал в доспехах – и ничего! Опять-таки, как я уже говорил, на всякую кастрюльку есть своя крышечка. Кольчугу нужно очень туго подпоясывать – это уменьшает нагрузку на спину и плечи, а если поверх неё надеть льняную котт-д-арм*, железное кружево не будет раскаляться от солнца. На шлем с той же целью наматывают кеффе – белое… собственно говоря – полотенце. Здесь, в Англии, этот обычай еще не привился, поэтому по намету на шлеме легко узнать крестоносца. Озадачу девиц, пусть сошьют мне кеффе и верхнюю тунику с крестом. Надо бы еще homme le guerre* придумать, что ли…
День за днем проходил в изнурительных многочасовых тренировках. На поляне Рыцарей Уилл Скарлет установил вращающегося «Сарацина», и я с упорством мученика идеи атаковал его, меняя Принца на Забияку, а меч на лэнс*, от которого тоже порядком отвык. Манекен имел противовес – полупудовый мешок с песком, который при промахе вышибал всадника из седла. То-то повеселились ребята, когда в первые дни я летел вверх тормашками два раза из трех!... Потом тело вспомнило былую науку, и теперь гордый Мач не успевал подавать мне новые копья взамен изломанных и переседлывать лошадей.
С лошадьми, кстати, тоже хватало мороки. Поскольку Джак еще не разрешала Гаю садиться в седло, я тренировал обоих наших коней, припахав к этому делу ополченцев из Локсли – заодно и сами поучатся уворачиваться от копыт, кованных на шипастые боевые подковы!... Дела у парней, между прочим, шли на лад. Конечно, мечи – пока учебные, деревянные - они еще держали как мётлы, зато с секирами и дубинками управлялись неплохо, и из длинного лука по мишени не промахивался ни один. До меня или Арчера им по-прежнему было как до Луны, но для эффективной боевой стрельбы их навыки вполне годились: вражеские солдаты далеко не ивовые прутики. Всё же привычка к оружию меняет человека, помогает ему выпрямиться и подтянуться, в том числе и духовно!... Мои арендаторы больше ничем не напоминали забитых, сломленных морально людей, которых заботит лишь собственное выживание: теперь это были гордые, уверенные в себе мужчины, настоящие английские йомены. Дать им толкового командира – того же Тука или хоть Скарлета, - и Локсли голыми руками не возьмешь. Неттлстоун и Клан тоже надежно защищены, мы с ребятами хорошо потрудились, так что в Йорк я поеду с легким сердцем, оставив дела в порядке.
Что требуется от рыцарского дестриера*? Он должен быть резвым и поворотливым, уметь осаживать, резко останавливаться, с места подниматься в галоп, делать левады, курбеты и каприоли*. В схватке дестриер кусает и валит грудью вражеских коней, давит пеших врагов, вид оружия его не страшит, а приводит в ярость. С Принцем мне в этом смысле повезло - он был злобным и норовистым от природы, а вот Забияка, вопреки кличке, оказался несколько туповатым. Парни сломали о его сытые бока не один дрын – всё это под громкие обиженные вопли Гая, который решил, что его повторно лишают любимой лошади. Когда Забияку спер Арчер, Гай с этим кое-как смирился – брат все-таки! – но смотреть, как несчастного коня крестьяне забивают дубьем, ему было невмоготу.
- Это не конь, это дрова! – орал я в ответ. – На дровах на турниры не ездят! Или я выучу его как следует, или забирай своё сокровище и оставайся с ним дома!
После месяца упорных тренировок Забияка выдал-таки первый приличный каприоль. Помощники с заранее отрепетированными паническими воплями брызнули врассыпную, и воодушевлённый жеребец погнался за ними, кровожадно хрюкая. В тот день произошло еще одно долгожданное и радостное событие – вернулся Тук.

***
Внушительную фигуру фриара я заметил издали и, бросив Мачу копье, поскакал навстречу. Я был рад его видеть. Осадив Принца, я спешился, и мы обнялись. Меня считают сентиментальным, но я рано лишился родителей и слишком хорошо знаю, каково это – когда тебя некому обнять. Мы с моими ребятами каждый день рискуем жизнью, и, по-моему, грешно жалеть любви для тех, кого можешь потерять. Тук выглядел довольным.
- А знаешь, кого я тебе привез?
- Надеюсь не кота в мешке, - пошутил я. – И не какую-нибудь фрейлину королевы, которая наслушалась дерри-даун* о моих приключениях и жаждет стать наградой герою!
- Имя Гираута Борнеля* тебе о чем-нибудь говорит?
- Эн* Гираут здесь?! Откуда? – Лиможский клирик Гираут Борнель, «Глава трубадуров», был с королем Ричардом при Аккре. Из Святой Земли он отплыл в Испанию, ко двору Альфонса Арагонского. Где Испания, и где Ноттингемшир?
- Я встретил его на обратном пути из Лондона, - пояснил монах, широко шагая и делая отмашку на солдатский манер. Я едва за ним поспевал. – Точнее, выручил. Бедняга продулся в кости, и хозяин гостиницы удерживал его насильно, потому что ему нечем было заплатить.*
- Надеюсь, ты заплатил за него?
- Гм… в каком-то смысле. Я наставил хозяина на путь христианского милосердия и гостеприимства. – Манера Тука наставлять несколько брутальна, хотя в убедительности ей не откажешь - однажды он хуком справа «упокоил с миром» меня самого!
- Гостиницы больше нет?
- Не делай из меня вандала! Она просто требует ремонта!
- Капитального?
- Ну разумеется!
- А как королева?
- Хорошо. Хотя, видимо, не так хорошо, как до моего отъезда.
- Аххахаха!!! – я толкнул его плечом и чуть не взвыл: такое ощущение, что со всей дури врезался в каменную кладку. Стесняюсь спросить – как конкретно он умерщвляет грешную плоть, что эта самая плоть вздувается стальными буграми, как у хорошо кормленного племенного быка? Во всяком случае, постом он себя в дороге точно не изнурял. Сколько нужно жрать, чтобы поддерживать такие кондиции? Я же его не прокормлю!
- Я уже был в Локсли, - продолжал Тук, - что ты сделал с крестьянами? Их невозможно узнать!
- Зажарил и съел, - отмахнулся я: неохота было пускаться в длинные путаные объяснения. Да Тук и сам знает – ничто так не унижает человека, как беспомощность, и ничто его так не возвышает, как способность постоять за себя и свою семью. Мысли о родине, свободе и справедливости приходят потом, для начала хотя бы это!
- Как Гизборн? И как ваш брат?
- Арчер - нормально, не пропускает ни одной юбки. Гай - тоже неплохо, похож на ручку от метлы, но швы уже сняли, выкарабкивается.
- Вот так промысл Божий обращает к добрым последствиям даже дурные поступки, - изрек монах. – Грех, который совершили ваши родители, сделал вас братьями и помог переступить вражду!
- Угу, - меланхолично подпел я. – Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься…
- Эй, ты на что намекаешь?
- Я тебе не «эй», а граф Хантингтон. И не намекаю, а прямо говорю: епитимья тебе обеспечена!
- А ты не епископ! – Фриар попытался «благословить» меня как в день нашего знакомства, но во второй раз со мной такие штуки не проходят. Я увернулся и ткнул его кулаком (кулак бы тоже ушиб, не будь на нем кожаной, обшитой кольчужными звеньями боевой рукавицы).
- Зато из тебя со временем получится образцовый епископ Церкви Воинствующей. Вроде Турпена*!
- Аминь. Я за это выпью! – подобрел фриар. Всегда подозревал, что он человек с амбициями!
- А я бы уже съел что-нибудь! – встрял подбежавший Мач. Тук чуть не лишил меня оруженосца, хлопнув его по плечу. Видимо, тоже соскучился.
Сейчас вернемся в лагерь – впервые за долгое время вся моя команда в сборе. Господи, хорошо-то как! Кейт на радостях покроет меня поцелуями, как горшок глазурью… Мамаа! Не хочуу!!!
- Тук, а где ты оставил Гираута?
- В усадьбе Локсли, а что?
- Съезжу повидаюсь с ним! Вернусь к вечеру! – я вскочил на Принца и дал ему шенкеля прежде, чем Тук успел удивиться, а Мач – начать канючить. У меня гость, и я, как вежливый хозяин, просто обязан его почтить!
*************************************************************************************************************
А вот сегодня я пьян! А чё, имею право! Я, этта… целый месяц тре-ни-ро-вал-ся, ддаа! Зато теперь одной левой всех победю… жу? жду?! Короче, отмутузю!
Нечего и пытаться перепить трубадура, а если он носит рясу – тогда тем более! Мы выпили за встречу, за короля Ричарда, за королеву-мать, за Англию, за рыцарство, за поэзию, за прекрасных дам, за Святую Церковь, за… какая, в сущности, разница – за что? Щаззз спою!!!
Увы! Любовь, зачем ты мне велела
В последний раз переступить порог
Прекраснейшей, которая умела
Так много лет держать меня у ног!
Но вот настал разлуки нашей срок…
Что говорю? Уходит только тело,
Его призвал к себе на службу Бог,
А сердце ей принадлежит всецело.
Скорбя о ней душой осиротелой,
В Святую Землю еду на Восток,
Не то Спаситель горшему уделу
Предаст того, кто Богу не помог.
Пусть знают все, что мы даем зарок
Свершить святое рыцарское дело
И взор любви, и ангельский чертог,
И славы блеск стяжать победой смелой!*
- С-с-стяжал? – поинтересовался мой собеседник (или честнее назвать его собутыльником)?
- Чё, с-славу-то? Ддаа! А х… ли толку? – Интересно, почему после второй (третьей? пятой?!) бутылки петь получается лучше, чем говорить? А соображать так вообще не получается, если честно…
Господь сидит на царственном престоле,
Любовь к нему отвагой подтвердят
Все те, кого от горестной юдоли
Он спас, приняв жестокий смерти хлад.
Простит он тех, кто немощью объят,
Кто в бедности томится иль в неволе,
Но все, кто молод, волен и богат,
Не смеют дома оставаться в холе.
Потоки слез мне щеки бороздят –
Я еду вдаль, предавшись Божьей воле,
Я не боюсь страданий и преград,
Одна любовь – причина тяжкой боли…
- Одна! – я грохнул кружкой по столу, пресекая возможные возражения. – Одна этта… любовь! Изабелла не считается, она сама ко мне лезла, а Кейт ваще дура, дура, дура! Ик…
…Как я садился на лошадь – не помню. Кажется, со скамейки, причем с третьей попытки. А может, с седьмой. Как ехал – тем более не помню, умница Принц, что довёз, с меня полбутылки белого в дробленую пшеницу. Вот как ребята, давясь от смеха, вынимали мою светлость из седла – помню… частично. К сожалению. Вроде бы я свалился на Джак и, оценив шанс, навязчиво одарил её не вполне дружеским поцелуем. Если это видел Уилл – лежать мне в уютном гробике красного дерева, украшенном высокохудожественной резьбой. О Боже, я действительно сказал Кейт «Уйди ты, сссудорога…» или только подумал?! Если сказал – жить я, может, и буду, но недолго и несчастливо. Ооой…
- Pax vobiscum!* – зычный голос фриара прогремел над моей контуженной башкой, подобно трубе Судного Дня.
- Аминь, рассыпься… - проскулил я, загораживаясь локтем от солнца. Глаза слезились и наверняка были опухшими и красными, как у кролика. И чувствовал я себя как освежеванный заживо кролик.
- Головушка бо-бо? – ехидно поинтересовалась Джак.
- Доброе утро, хозяин! – внес свою лепту в издевательство над командиром бессовестный Мач.
- Какое оно, на хрен, доброе?! – озверев окончательно, я попытался его пнуть, но не достал. Зато убедился, что головушка таки бо-бо. И сильно!
- Ыыыы… Есть у нас что-нибудь выпить?
Скарлет, сжалившись (значит, не видел!), подал мне кружку с яблочным сидром. Выхлебав его, я понял, что жизнь налаживается. На службе у короля Ричарда мне случалось, продрав глаза наутро после попойки, оглашать окрестности паническими воплями: «Ты кто?!» и «Где я?!». В этот раз, хвала Пречистой Деве, обошлось. Но столько пить мне нельзя! Во мне после второй бутылки просыпается нездоровый отцовский интерес к чужим ба… в смысле, супругам!
- И что вы на меня уставились? Легенда Англии с похмелья выглядит так же неприглядно, как легенда Франции или этой, как её… Руси!
Я гордо (но меедленно) встал и, пошатываясь, поплелся на реку – купаться. Вообще-то на дворе не май месяц, с наступлением холодов мы моемся в бочке, подливая в воду отвар полыни*. Но после вчерашнего ледяная вода мне не повредит.
…По возвращении я уже был в порядке – настолько, что рискнул сунуться к Джак с извинениями:
- Я вчера перебрал немного… какое там! Нализался как рутьер! И вел себя соответственно. Ты это… того… не обижайся, ладно?
- Ты о чем? – сарацинка так натурально округлила глаза, что я чуть было ей не поверил.
- Вчера ты и правда напился, - вмешался Тук, - если не как рутьер, то как тамплиер. Но оно стоило того!
- Не понял? – вытаращился я. – Что ты имеешь в виду?
- Эн Гираут едет с вами в Йорк! – Тук восторженно, как давеча Мача, ударил меня по плечу. – Я ни на что подобное даже не рассчитывал! Ты понимаешь, Робин?
- Нет, - жалобно ответил я. – Какого чер… в смысле, зачем он с нами едет? И что в этом хорошего?
- Да ты что! Великий Борнель, Глава трубадуров, желанный гость при дворах Альфонса Арагонского, Адемара Лиможского, Бокэра, Оранжа! К тому же духовное лицо!
- Начинаю понимать…
- Вот именно! – Фриар хотел было огреть меня по второму плечу, но я был наготове и увернулся. Кость у меня тонкая, и вообще я, знаете ли, вам не лошадь. – Принц Джон не осмелится прикончить вас в его присутствии, иначе он ославит его на всю Европу! А его самого – тем более: попробуй тронуть личного друга того же Альфонса Второго, а потом направить к нему послов!
- И… что? Я уговорил Гираута ехать с нами? – Не пом-ню! Мач имеет полное право сказать мне: «Хозяин, пойдем лечиться!»
- Нет. Он тебе проспорил. Вы держали пари, кто вспомнит больше сирвент, и ты выиграл!
- Дааа?! – Перепеть трубадура – это покруче, чем перепить! Интересно, как мне это удалось?
- А пари состояло в том, что проигравший выполнит одно желание победителя. Борнелю в таких случаях обычно заказывают песни, но ты пошел дальше – ты велел ему сопровождать вас в Йорк!
- Ну, раз велел… - я помотал головой, утрясая новости, и рявкнул: - А чего вы расслабились? Тук, Джон – марш рыть ямы Вегеция*, Уилл, Арчер – делать ловушки, девушки – на вас сегодня обед, Гай, Мач – со мной в Локсли! Будем учить наших ол…потенциальных героев строить стену щитов*.
- Думаешь, они уже готовы к этому? – усомнился Мач.
- Может, и не готовы. Но до нашего отъезда осталась всего неделя. И я не хочу, чтобы в мое отсутствие кто-нибудь нагадил мне в тапки!

***

Всю неделю мы лихорадочно подчищали хвосты. Гай каждый день тренировался на Поляне Рыцарей, Джак вместе с Матильдой сбились с ног, готовя всевозможные снадобья, от ранозаживляющих бальзамов до суставных растирок для лошадей. Поскольку сарацинка регулярно шепталась то с Туком, то с Арчером, я подозревал, что народной медициной дело не ограничится. Ну что ж, раз мы собираемся на вечеринку, - небольшой фейерверк не повредит!
Тук, Малыш Джон и Кейт каждый день отправлялись в Локсли и окрестные деревни – тренировать ополченцев, Скарлет и Арчер в поте лица рыли схроны, настораживали ловушки и самострелы на всех дорогах через Шервуд – в общем, готовили Ноттингемшир к полномасштабной партизанской войне. Во второй раз врасплох нас не застанут. Мач приводил в порядок два комплекта доспехов – мои и Гизборна, а я успевал ВСЁ.
В день отъезда выпал первый снег, и пришедшая проводить нас Матильда авторитетно заверила, что это к добру. Джак в платье пажа уверенно сидела в седле, держа в поводу пони, навьюченного доспехами и припасами на дорогу. Гордый и сосредоточенный Уилл упирал в стремя древко баньеры* с белым саксонским драконом – под этим знаменем первый эрл Хантингтон сражался с данами при короле Альфреде. На мне снова был плащ крестоносца, мой щит украшал свежеизобретенный герб – замок, охваченный пламенем. Такой же герб красовался на щитах Гая, Уилла и Мача. Мое копье*.
К нам подъехал Борнель. Знаменитый трубадур ловко правил пегим жеребчиком, который ему, как священнику, вообще-то не подобал – служителям церкви полагается ездить на мулах. Впрочем, это даже хорошо, лошадь резвее и выносливее мула, но вот эти поводья с бубенчиками… Они всю дорогу будут так бренчать? Никогда не понимал этой моды!
Мач напялил начищенный до блеска шлем-шапель, привезенный из Святой Земли.
- Сними эту штуку! – засмеялась Джак. – У тебя уши к ней примерзнут, пока доберемся до Йорка!
Оруженосец не удостоил её ответом, тогда Уилл, улучив момент, гулко щелкнул по шлему. Мач возмущенно обернулся, но Скарлет с каменным лицом смотрел на дорогу между конских ушей. Мач наклонился поправить пряжку путлища, и в тот же миг подзатыльник ему отвесил Гай. Рука у него тяжелая – шапель отозвалась жалобным звоном… Надо ли говорить, что на кошачий вопль разъяренного Мача он ответил презрительно-недоуменным взглядом? Спасибо Мачу, теперь ребятам будет чем заняться в дороге!
- Ну, что? Пора!
Нам действительно было пора. Мы уже попрощались с теми, кто оставался дома. Не хотел бы я быть на их месте. Ненавижу беспомощно ждать. Я первым пустил Принца рысью, следом мерно защелкали подковы Забияки и остальных коней, зазвенели бубенчики, гулко хлопнула, расправляясь на свежем ветру, баньера, поплыл над головами крылатый дракон…
Проезжая Локсли, мы поравнялись с церковью, недавно отстроенной заново после приснопамятного пожара.
- Езжайте, я догоню, - я спрыгнул с коня и шагнул в полумрак, пахнущий смолой, ладаном и воском. Служба только что закончилась, прихожане разошлись. Это было кстати: я хотел побыть наедине с той, кого про себя считал своей госпожой и верховным сюзереном. Раскрашенная гипсовая статуя Девы Марии в окружении горящих свечей стояла у алтаря. Я опустился на одно колено, глядя на неё снизу вверх: склоненный лик Пречистой Девы, освещенный десятками трепетных огненных язычков, казался живым и печальным. Наскоро пробормотав «Ave Maria», я встал и надел на шею статуи ожерелье Изабеллы*. Я сохранил его – сначала потому, что собирался вернуть хозяйке, потом – как память о нашем маленьком приключении, а потом просто рука не поднималась выбросить или отдать. Пусть Дева Мария помолится за грешную душу той, которая дала мне это ожерелье…
- Святая Дева, тебе ничего не нужно? Не обижают? Если что, я разберусь!
Конечно, гипсовая статуя ничего не ответила, но мне показалось, что уголки карминовых губ дрогнули, пряча улыбку. Я вышел из церкви – ребята терпеливо ждали меня в седлах. Принц щипал побитую инеем травку. Я вскочил на коня и с места поднял его в галоп. В уши ударил слитный топот копыт, мы вброд пересекли Трент и, не сдерживая рвущихся вперед лошадей, поскакали по старой римской дороге…

Конец первой части

*Дага – длинный кинжал для обоеручного фехтования (меч/дага и шпага/дага).
*Задача кабаньих гончих как раз и состояла в том, чтобы удерживать вепря за уши, пока хозяин-охотник подбегает с рогатиной.
*Средневековое ругательство (божба)
*Лежащая у ног борзая символизировала мирную кончину, живой лев – гибель в бою на стороне победителей, мертвый лев – тоже гибель, но на стороне побежденных, отсутствие шпор, меча и шлема – смерть в плену и так далее.
*Элеонора Аквитанская в молодости сопровождала в крестовом походе своего первого мужа, Людовика Французского, и принимала личное участие в боевых действиях.
*То есть шерифа.
*Иммунитет – неподсудность королевской власти.
*Стихи Лаикалассэ.
*Третья свеча – примерно 5-6 часов утра. Ночь делилась на три свечи: первая догорала в полночь, вторая – около 3-х часов, третья – перед рассветом.
*Как гласит легенда, место заточения Ричарда случайно обнаружил трубадур Блондель де Нель, исполнив под стенами замка кансону, которую сочинил по заказу короля. Тот услышал и подпел ему из башни, где томился в плену.
*Оммаж, или коммендация, - вассальная рыцарская присяга. Вассал, стоя на коленях, вкладывал свои руки в руки сеньора и произносил клятву верности, после чего они обменивались ритуальным «поцелуем мира». Считалось, что отныне сеньор и его «верный рыцарь»(то есть принявший присягу) - члены одной семьи.
*Медаль паломника – обычно такие «сувениры» изготавливались из олова, а носили их на шляпах или приколотыми к плащам.
*Мусульмане предпочитали именно кобыл, в знак уважения к пророку Мухаммаду, никогда не ездившему на жеребцах. Рыцари, напротив, принципиально не садились на кобылиц, как впоследствии русские казаки.
*Рутьеры (брабантская рута) – фламандские наемники, отличавшиеся такой жестокостью, что *Церковь призывала всех добрых христиан истреблять их, как бешеных собак.
*Бастард, или седельный меч, - меч с рукоятью в полторы руки, оружие пешего боя.
*Кривой меч (по сути – длинный тесак), ведет родословную от скрамасакса – боевого саксонского ножа.
*Портупея – перевязь для меча и кинжала, носили её обычно не на талии, а на бедрах.
*Эсток – название меча, предназначенного как для рубящих, так и для колющих ударов, а так же название колющего удара мечом.
*Эспадон – двуручник, оружие пешего боя.
*Коннемара, гафлингер, уэльский и нормандский коб в Европе традиционно считаются пони, но в нашем понимании это некрупные лошади.
*Сарацином назывался манекен для тренировки.
*Шап – суконный плащ с капюшоном.
*Арабы называли франками всех европейцев.
*Сирвента, написанная Бертраном де Борном по заказу Ричарда Львиное Сердце.
*Через тернии к звездам
*В рыцари традиционно посвящали юношей не моложе 21 года.
*Цветная (как правило, гербовая) туника, которую носили поверх доспехов.
*Nom de guerre – например, Тель-Баширский Волк - прозвище иерусалимского барона Жосслена де *Куртэнэ - или Манифер (Железная Перчатка)- прозвище Алана, графа Бретани.
*Лэнс – рыцарское копье.
*Левада – свечка (конь поднимается на дыбы, позволяя всаднику рубить нападающих пехотинцев с обеих сторон). Курбет – прыжок на задних ногах, при этом передние копыта коня яростно бьют, помогая разорвать кольцо окружения. Каприоль – высокий прыжок, которым рыцарский конь ломает боевое построение пехоты.
*Дерри-даун – старинная английская хоровая песня. Именно к этому жанру относятся баллады о Робине Гуде и его вольных стрелках.
*Гираут Борнель – лимузенский клирик незнатного происхождения, прославленный трубадур, признанный «глава цеха». Был с Ричардом Львиное Сердце при Аккре.
*Эн – уважительное обращение к уроженцу Окситании.
*Распространенная в Средневековье практика.
*Епископ Турпен – герой «Песни о Роланде», священник-воин.
*Конон де Бетюн, «Песнь о Крестовом походе»
*«Мир вам!»
*Охотничья хитрость. Запах полыни отбивает запах человека и помогает скрадывать дичь.
*Ямы-ловушки с острыми кольями на дне.
*Боевое построение саксонской пехоты. О стену щитов Гарольда раз за разом разбивались атаки рыцарей Вильгельма бастарда в битве при Гастингсе.
*Боевое рыцарское знамя
*Копье – рыцарь со свитой вассалов и оруженосцев, средневековая боевая единица.
*Таков обычай католиков.

Гисборн зажал зубами кожаный ремень, и Джак занялась его раной. Робин что – то говорил ему, Гай слышал его голос, но смысла слов уже не понимал - боль заслонила собой всё. В висках стучало одно: «Только не стонать…». Страх показать свою слабость, да ещё перед женщиной, пересиливал даже адскую муку. Как долго продолжалась эта пытка – Гай не знал, кажется, время остановилось для него. В какой – то момент дыхание перехватило настолько, что он стал близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. «Боже милосердный…, пошли мне беспамятство», - Гай нечасто обращался к Господу, и эта мольба была всего лишь соломинкой, за которую хватается утопающий. Он ненавидел это чувство, когда вот – вот перестанешь быть, когда лоб ломит так, как будто к нему прижали кусок льда, а перед глазами стоит густой фиолетовый туман из множества мелких точек. Но сейчас Гисборн хотел только одного - он хотел, чтобы этот тошнотворный шквал накрыл его, он оглох бы и провалился в небытиё.
Постепенно боль отпустила настолько, что Гай смог открыть глаза. Свет из высоких окон ослепил, и невозможно было понять, где он находится. Ноги подкашивались, он почти упал на кресло с низкой прямой спинкой и тяжело навалился локтями на стол. Гисборн поднял голову – рядом с ним сидела Мэриан. Она не была светящимся ангелом, ничто не изменилось в ней - она была такой, какой он знал её всегда.
Мэриан улыбнулась по своему обыкновению, склонив голову набок, и накрыла своей ладонью его руку. Боль отпустила совсем, и голова стала ясной. Гай глубоко вздохнул. Странно, он смотрел на Мэр и у него было такое чувство, что они расстались только вчера и только за тем, чтобы сегодня встретиться снова. Как будто не было между ними никаких недомолвок, лжи…, не было тех унижений, которыми он мстил ей… Не было убийства…Но его любовь к ней не стала слабее – и это тоже было там, с ним.
- Мэриан, чем я заслужил такую милость? – он говорил тихо, едва слышно.
- Своим упрямым характером, сэр – она улыбнулась. – Эта милость для нас обоих, Гай, - лицо её сделалось серьёзным, но не строгим, скорее, просто спокойным, – второго шанса у нас не будет.
Гисборн смотрел на Мэриан, и ему совсем не хотелось ни о чём говорить. Если бы время перестало существовать…
- Я не понимаю…, впрочем, я вообще мало что понимаю... в жизни.
- Ты научишься, Гай. Научишься быть самим собой,– она помолчала, – ты должен стать самим собой.
- Сомневаюсь, что я успею, Мэр. Кажется, мои попытки умереть несколько участились, - Гисборн грустно усмехнулся.
- Ты просто устал, но теперь всё изменится…
- Что изменится, Мэриан? Никакой жизни не хватит на то, что бы искупить весь тот позор, которым я покрыл своё имя.
- Не тебе судить, Гай. Ты нужен Робину. Ему многое дано, и многое предстоит сделать. Провидение хранит его, но оно не может быть абсолютно бесплотным.
- Мэриан, ты хочешь сказать, что доверяешь мне его… жизнь? – брови Гисборна поползли вверх, и выражение лица сделалось почти детским.
- Да, Гай. Теперь никто не сможет стать ему более надёжной опорой, чем ты. И ты позаботишься о том, что бы имя его осталось в памяти людей.
Немой вопрос застыл морщинкой между бровей Гисборна. Мэриан снова улыбнулась:
-Ты найдёшь способ…, твоего характера хватит на всё.
Какое - то время они смотрели друг на друга, решая известную только им двоим общую задачу.
Мэриан хотела подняться, но Гай удержал её:
- Мэриан… Мне нужно знать…
- Что, Гай?
Он хотел было спросить - и не мог, язык присох к нёбу. Она поднялась и встала у него за спиной, положив руки ему на плечи.
- Гай, я знаю, что ты меня любишь… И тогда знала.
Прости меня.
Он не смог запрокинуть голову, что бы взглянуть на неё. Сил хватило только на то, чтобы поцеловать её руку и прижаться к ней мокрой щекой.
- У нас больше не будет возможности встретиться, - она как будто хотела заставить его договорить начатое, но Гисборн молчал - он чувствовал, что если сейчас попытается сказать хоть слово, то просто разрыдается.
Помедлив немного, Мэриан заставила Гая подняться. В его сознании чётко отпечаталось, что она простила ему ВСЁ и эту его слабость тоже.
- Я буду твоим Провиденьем, Гай Гисборн, я обещаю, - она провела рукой по его волосам, заставив немного наклониться вперёд, и коснулась губами лба.
В ответ она услышала: «Спасибо, Мэриан», - но это не были слова, произнесённые вслух.

***

Солнце было ещё высоко, но воздух уже начал наполняться вечерними запахами. Ветки деревьев на фоне осеннего неба казались нарисованными тушью. В прозрачном воздухе всё было чётким и ясным. Осенняя иллюзия - уходящее, ускользающее нечто.
Чтобы не быть застигнутым короткими и скоротечными сумерками, отряд встал лагерем. Развели костёр, обустроили место для ночлега. До ужина все занялись походными хлопотами, а после того, как труд Мача был оценён по достоинству, и добрый эль дал о себе знать лёгким туманом, стали собираться ко сну. У костра остались только Робин, Гай и Мач. И если первым двум явно было о чём поговорить и что обсудить, то Мач остался исключительно из чувства солидарности с Гудом, как он сам себе это объяснял, на деле же - ревность и любопытство были главной причиной его бессонницы.
- Нам нужно выбрать девизы…, может быть, взглянешь? - Гай протянул Робину клочок бумаги, на котором было что – то написано.
- Первый девиз - для тебя, второй – для меня, - пояснил он.
Робин прочёл вслух: «Уверен», «Я верю».
Гуд высоко вскинул брови и широко улыбнулся. Выражение его лица словно говорило: «Почему бы нет?»
- А почему такие? – Мач с серьёзным видом уставился на Гая.
Потупившись, Гай ответил:
- В отношении Робина, думаю, что для человека, в чьей голове «отроду не ночевал здравый смысл», девиз вполне подходящий.
Робин расхохотался. На лице Гисборна появилась полуулыбка.
- А ваш? Почему вы себе выбрали такой девиз?
- Здесь всё просто - во-первых, он созвучен с девизом Робина, а во вторых, - Гай немного помолчал и обратился к Гуду: - помнишь, что ты сказал мне в подвале, перед тем как взвалить на себя?
- А ты, что…, помнишь, что я тогда нёс? - лицо Робина выразило крайнее удивление, - ты же был в полубессознательном состоянии.
- Ты сказал: «Верь мне», это я точно помню.
- Да у меня была лихорадка, Гисборн, - Гуд хохотнул, - А если меня потянет не в ту степь? – Робин попытался подколоть и поубавить пафос своего новоиспечённого вассала.
- Робин, это – девиз, - на лице Гая появилась его знаменитая нахальная ухмылка, - Мы же в Англии, и по нашим правилам он может быть приурочен только к этому турниру. Впредь я могу не обременять тебя и прочих благородных рыцарей такими громкими заявлениями. – Гисборн подхватил тон и явно издевался. Робин сделал в сторону Гая резкий выпад, но тот успел сгруппироваться, и кулак «легенды Англии» встретился с «железом». Оба, едва расхохотавшись, опомнились – их маленький отряд, не считая Мача, спал…, или делал вид, что спит.
Мач подобрал выпавшую у Робина записку с девизами и заметил:
- А у вас красивый почерк, сэр Гай.
-Мы-гы – одна из причин, по которой Вэйзи взял меня на службу, - Гисборн произнёс это таким тоном, что было непонятно – шутит он или нет. Робина снова начал разбирать смех.
- Шучу, - Гисборн криво усмехнулся, покосившись на Мача. – Нет, конечно, просто…в своё время меня готовили к поприщу герольда. Так, что… хороший почерк – это как владение мечом – практика.
- Герольд? Вы что, дудели в горн? – Мач задал этот вопрос с такой непосредственностью, что Гай, решивший в этот момент промочить горло, громко закашлялся, и фляжка едва не выпала у него из рук. Робин уже не хохотал, он просто согнулся пополам и смеялся беззвучно.
- Почему вы смеётесь, хозяин Робин? Вас что, не удивляет, что сэр Гай горланил о рыцарских подвигах на турнирах? – «добил» Мач.
- Не удивляет, - сквозь смех простонал Робин, - просто у Гая было время поведать мне об этом прежде. На второй вопрос Гай тоже ничего не смог ответить – его продолжал душить кашель.
- А почему же вы не стали герольдом, сэр Гай? - кажется, удивленная физиономия грозила Мачу надолго сделаться его маской. Его ни капли не волновало, что Гисборн не мог прокашляться и всё время вытирал слёзы. Наконец несколько придя в себя, Гай не без сарказма прохрипел:
- Таланта менестреля не хватило, - и снова сдавленно закашлялся.

В своё время в разговоре с Гисборном Робин спросил его:
- Неужели ты не понимал, что вступив в гильдию, со временем ты мог бы стать уважаемым человеком, знающим своё дело?
Гай повернулся к нему:
– Ты помнишь меня в детстве? Ты мог бы себе представить, что я всю жизнь буду заниматься ведением геральдических записей и красоваться на турнирах, приёмах или нести дипломатическую службу? Разве сам ты хотел бы зависеть от щедрости рыцарей, выступающих на турнирах и принимать подачки, именуемые подарками?
- А разве рыцарь не зависит от щедрости своего сеньора?
- Это другое, - Гай вздохнул, - согласен… я был бы неплохим знатоком фамилий, геральдических сводов, законов и правил. Но, поверь, даже если бы я не представлял рыцарей на турнирах, это бы не решило проблемы. Несколько раз мне приходилось выезжать со свитой барона в качестве помощника де Гиня, и я хорошо усвоил, что, при положительном раскладе, в мои обязанности будет входить и решение приватных вопросов и прочего и прочего. Поверь, даже в том возрасте я не питал иллюзий на счёт своих способностей. Я всегда знал, что лишен живости ума, но именно это и подсказывало мне, где я могу потерпеть неудачу. Теперь, по прошествии времени, ты можешь сказать, какой из меня дипломат. Останься я в герольдах – я либо оказался бы вечным персевантом*, либо погряз бы в фамильных свитках … и то и другое не для меня.
- Зато вряд ли кто – то сравнился бы с тобой в умении публично молчать, - Робин похлопал Гая по плечу. – Послушай, откуда у тебя этот вечный страх оказаться смешным? Это ведь как стена, об которую ты лбом бьёшься…и за которую сам никого не пускаешь. С опытом пришла бы и уверенность в себе, разве тебе требовалось объяснять подобное?
- Моего опыта «оказаться не у дел» в Гисборне мне вполне хватило. К тому же я был смешон, Робин…, был смешон, и надо мной смеялись. В своё время я решил, что никому не позволю посмеяться над собой «за так». Я знаю, что, находясь рядом с Вэйзи, я внушал страх, отвращение, что угодно, но…кроме тебя никому не приходило в голову смеяться надо мной. Возможно, тебе покажется странным, но поверь, таких провидцев и смельчаков, как ты, слишком мало, а за силой и властью можно скрыть очень много.
- «Посмеяться за так…». Ты что, хочешь сказать, что и теперь позволяешь мне посмеяться над тобой в обмен на что-то? Ты действительно веришь в то, что говоришь?
- Да, в обмен на то, что смех твой будет беззлобным и в обмен на твоё братское отношение ко мне... Робин, я перестану, как ты говоришь «прятаться за этой стеной» только в одном случае – если встречу ещё одного такого же… - Гай попытался подобрать слово, но красноречия ему не хватило, - как ты.
- Ты идиот, Гисборн.
- Это не новость и это ничего не меняет.
Какое – то время они молчали. Робин мысленно удивлялся упрямству Гая. Гай же, в свою очередь, думал совсем о другом. Он заметил, что не чувствует никакой неловкости в этом молчании. Подобное впечатление дорогого стоит, и Гисборн очень чётко обозначил это в своём сознании.

- Значит…, герольдом вы не стали? - и без того круглые глаза Мача казались почти совиными под вздёрнутыми бровями.
- Нет. Так случилось, что мне было позволено стать одним из оруженосцев при младшем сыне барона. Гийом был законный бастард, - Гисборн вдруг замолчал, а потом медленно повернулся к Робину. Оба подумали об одном и том же и поняли, что мысли их сошлись. Гай сделал какое то непроизвольное движение руками, как будто не знал, куда их деть, но совладал с собой и продолжил:…

***
Наконец все трое немного успокоились и перевели дух.
- Ладно…с девизами разобрались. Что с твоим именем? - в голосе Робина прозвучали любопытство и ожидание.
- Я бы хотел оставить своё прежнее, - теперь Гай был абсолютно серьёзен, - рыцарские прозвища не меняют. Он помолчал, как будто собираясь с мыслями. Он давно не слышал своего рыцарского имени.
Уже укладываясь спать, Гисборн тихо спросил Робина:
- А что, Борнель не согласится быть нашим герольдом на турнире?
- Гираут? Хо! Он – же священник! Надо заключать очередное пари…, - и словно опомнившись, серьёзно добавил, - пить больше не буду! Сразу предупреждаю! И тебе не дам …
Гисборн хохотнул:
- Я на марше не пью, а вообще – звучит весьма обнадёживающе: «священник – пари – пьянка». Если к перечисленному добавить «герольд» - это никак не уронит его «святого достоинства». Так что, не скромничай – ты можешь уговорить кого угодно и как угодно.
- Ну, тебя, положим, легче убить, чем уговорить… Хотя убить - тоже проблематично…Ладно… война покажет…

***
Робин коротко вскрикнул и проснулся, провёл рукой по влажному лбу. «Что это было? Сон. Какая - то обезумевшая толпа рвала Гисборна на части», - он повернулся в сторону Гая. Того тоже явно мучил кошмар, но он никак не мог проснуться. «Хоть совсем спать не ложись – вот семейка…», - промелькнуло у Робина, и он как следует толкнул соседа в плечо. Гисборн на мгновение «затих» и с трудом очнулся ото сна. Увидев перед собой Гуда, Гай закрыл глаза и медленно подтянул руки к вискам.
- Что? - Робин тихо спросил, чтобы никого не разбудить – рассвет дал о себе знать едва заметной серой полосой.
Не совсем проснувшийся Гисборн, не размыкая ресниц и не соображая, простонал:
- Изабо… - и тут, с явно дошедшим до него смыслом произнесённого, резко открыл глаза.
Робин смотрел на него, закусив нижнюю губу, и взгляд у него был как у больной собаки.
- Робин… Робин, пожалуйста… - неумелая попытка Гая «замять сказанное» не дала никакого результата, но выражение лица у Гуда изменилось – такого порыва от Гисборна он никак не ожидал. Они оба одновременно поднялись и перебрались ближе к уже почерневшему кострищу. Робин, осторожно, чтобы не завалить угли, подложил несколько хворостин.
- Ты действительно продал её? - Гуд спросил не оборачиваясь.
- Да.
- Расскажи мне, - Робин попросил спокойно и в то же время настойчиво. Почему – то для себя Гисборн воспринял это как приказ…, нечто, прозвучавшее свыше. Гай вздохнул, как будто получил разрешение, без которого он не решился бы вспомнить об этом. Помолчав немного, Гисборн всё же собрался с мыслями и начал:
- Это случилось в Брионе на день святой Люсии*. Турнир был немного короче обычного, впрочем, как большинство турниров, приуроченных к этому дню. Было тепло, снег совсем не держался и быстро сходил.
Не знаю, почему, но конные ристания были назначены на второй день, в результате и без того не лучшее поле превратилось просто в кисель. Снег совсем растаял. За первый день в ходе состязаний на мечах грязь местами размесили почти по колено. Не скажу, что поединки в тот день дались очень легко, но я заявил себя на три боя и одержал победу во всех трёх. Во второй день, к началу состязаний всё поле подтаяло и превратилось в скользкое месиво. Бились на обычных турнирных копьях. В мой щит трижды ударил один рыцарь…с опущенным забралом - последние слова Гисборн произнёс глухо.
- На щите у него была изображена кедровая ветка, и представлен он был только рыцарским именем - «Кедровая ветвь». Ничего подобного мне как ученику герольда ни в каких свитках или рассказах агентов не встречалось. Это был рослый рыцарь, примерно одного со мной роста. Хотя по фигуре в доспехах судить – дело неблагодарное, так же как и оценивать манеру держаться, одно я могу сказать точно – я очень хорошо знал кто это, потому, что не раз видел его в доспехах и на турнирах, и мне было странно, отчего он скрывает лицо и имя.
В первый день этот рыцарь не принимал участия в соревнованиях, поэтому, всё, что произошло дальше вообще осталось для меня загадкой. В качестве выкупа им была предложена очень нешуточная сумма в сорок марок. Я отказаться не посмел… Не скажу, что от большого ума, но …это могло быть расценено как трусость.
Когда подали третий сигнал - я дал шпоры своему гнедому, он рванулся вперёд, но едва пройдя треть положенного пути, резко убавил ход. К тому моменту как мы поравнялись с моим противником, я понял, что при такой скорости моя задача - хотя - бы удержаться в седле. Рыцарь направил своё копьё мне в забрало и ударил на всём скаку. Даже если его удар и не был слишком точен, то мне хватило и этого. Его копьё разлетелось, но я был напряжён до такой степени, что даже треска не слышал. Как ни странно - моё копьё тоже переломилось, и в седле я хотя и с большим трудом, но удержался, … ненадолго. Не знаю, как мне удалось проделать такое. Когда я стал заходить на второй круг, мне нужно было сбросить обломки старого копья и выхватить из бочки новое. Я ещё раз пришпорил коня, но когда следующее копье уже было у меня в руке, меня вдруг здорово повело, и на второй круг я просто не вышел – потерял сознание.
Очнулся я, когда мой оруженосец Томас уже снял с меня шлем. Как до палатки дошёл – не помню. Ещё помню, как герольд вышел от меня после того, как объявил о результатах поединка и решении судьи. Смысл до меня тогда тоже толком не дошёл – Томас мне потом с чувством и расстановкой объяснил ещё раз, что же меня ожидает. К слову сказать, оруженосец мой к вечеру этого дня вид имел абсолютно потерянный, как будто это он проиграл поединок. Противник не собирался брать меня в плен, а указанную сумму просил считать долгом чести. В условии уплаты этого долга он сообщил, что намерен быть на турнире в Руане, который имеет место быть через четыре недели, и если у меня не имеется указанной суммы он готов получить её на означенных ристаниях.
У меня были кое - какие сбережения, но такой суммы… Даже если бы я продал всё своё снаряжение, у меня едва набралось бы две трети. Ссудить мне такие деньги тоже было не подо что.
Поднялся я не сразу, но как только почувствовал, что могу держаться в седле, то решил обратиться за помощью к сьёру Гийому – кроме него, из моих знакомых таких денег в долг дать не мог никто. К несчастью в шато Le rayon solaire я узнал, что «законный бастард» месяц назад оставил замок и отправился в Святую землю воевать с сарацинами. До турнира в Руане оставалось недели две. Тогда я решил попытать счастья у дяди, но по прибытии в Мюссэ обнаружил, что дела его, мягко говоря, расстроены.
Если дело не касается тебя лично, то попытка отвоевать у кого - то немного землицы и объединить два лена – дело обычное. Как и следовало ожидать, явился я к «шапошному разбору» - местная война уже отгремела. Дядя мой, будучи честным вассалом своего сюзерена, остался, правда, при своих землях, но … даже такие маленькие войны и для победителей бывают разорительны…
Гисборн продолжал методично ломать одну хворостину за другой, не замечая ничего кругом:
- Изабеллу я встретил со смешанными чувствами – у дяди она жила из милости, обеспечить её приданым я до этого времени не смог, а если учесть, в каком положении оказался сам и зачем приехал… Признаться, о Торнтоне я не сразу вспомнил, хотя он уже до этого обращался ко мне с предложением насчёт брака с Изабо. Я тогда получил небольшой отпуск, и несколько дней провёл в доме у дяди… я тогда скучал по ней.
Гай замолчал ненадолго и его взгляд застыл, как будто перед ним возникло видение из его юности.
- Торнтоны жили не слишком далеко от Мюсэ. Жили вполне прилично, но в отношении «имени» - род захудалый. Мне претило, что Торнтон не гнушался ростовщичеством и знался с евреями - не как человек благородный, но как делец. Я отказал ему, точнее, его отцу. У меня и в мыслях не было ничего подобного – продать сестру, да и …
Гай повернулся к Робину, - ты помнишь мою матушку?
Робин ответил одними глазами.
- Тебе может быть покажется странным, но… я «примеривал» свои поступки к тому, что бы она сказала мне в ответ на них. Со временем я загнал это вглубь себя, что бы «не слышать её».
Гисборн сделал паузу, - с того самого времени, как отослал Изабо…
Я отправился к Торнтону и сообщил ему о своём согласии… и, если его намерение остаётся в силе, я был готов стать его родственником. Сделка состоялась. Я отослал её, сказав только, что теперь у неё будет муж, и что она должна вести себя благоразумно. Я был холоден с ней, и хотя она явно мало что понимала, мне было неловко, и я… постарался побыстрее покончить с этим. Присутствовать на венчании я тоже не собирался…, я действительно продал её… и продал за очень хорошие деньги.
Полученную сумму я разделил на три части. Те деньги, которые должны были остаться после уплаты долга, были разделены между мною и дядей, который эти два года содержал Изабеллу в своём доме. Это было моим решением. Не знаю…, может быть, я тем самым старался загладить свою вину перед ним и перед леди Урсулой…, кажется, она была привязана к Изабо.
Как бы там ни было, теперь я знал, что Изабелла замужем, что у неё есть крыша над головой, и что муж её человек не бедный. Признаться, я даже был рад тому, что всё так сложилось, и что судьба Изабеллы устроилась. На тот момент я был уверен, что фактически дал ей гораздо больше, чем вообще мог дать.
- Почему ты не разу не навестил её потом?
- Сначала это был просто страх … страх - увидеть её… Я не думал, что она несчастна, но я боялся, что она выскажет мне, что я поступил с ней как с вещью. А со временем всё как – то притупилось… Я старался подавить всякое воспоминание о ней.
- Ты должен был попросить у неё прощение.
- Робин, это было её навязчивой идеей. Что такого могло измениться в её жизни, если бы я извинился перед ней?
- Ты дал бы понять ей, что она тебе не безразлична, что она может доверять тебе.
- Доверять? Робин, ты что, слепой? Ты много доверял ей? А ведь ты единственный, кто вёл себя с ней по - человечески. …Безразлична…, когда она появилась в Ноттингеме, я почувствовал себя так же, как много лет назад, когда сошёл на берег в Бретани. Когда она сказала, что сбежала от мужа, моей первой мыслью было: «и что я теперь должен с тобой делать?».
Робин грустно усмехнулся:
- Неужели не было ничего, что бы привязывало тебя к ней?
- Это пустой разговор, Робин. Единственное, за что я ей благодарен, это в том, что с её появлением в Ноттингеме всё понеслось в тартарары и моя прежняя жизнь окончательно рухнула. Более логичного завершения моих мытарств, чем казнь, трудно было бы представить.
Гай низко опустил голову:
- Это страшно, Робин… – умереть так позорно…на плахе, не в бою, не …,
страшно ждать этого мгновения.
- Поэтому ты дал ей яд? – Робин спросил очень тихо, как будто боялся спугнуть. Гисборн порывисто кивнул, прикрыв рот рукой - сказать он уже ничего не мог.
Немного успокоившись, Гай спросил:
- Ты действительно любил её?
- Любил. Это тяжело объяснить, Гай. Тяжело оттого, что я причиняю боль тем, кого люблю. Как будто я расплачиваюсь своими близкими за …способность помогать другим, за то, чтобы кто – то был счастлив или просто жил. Я не смог удержать Мэриан – ей нужна была свобода… Она вообще была как птица…Я не смог удержать Изабеллу, - Робин откинулся, упершись спиной в дерево, и уставился в небо, - она была бы прекрасной женой… ей нужен был дом…, дети…
Гай посмотрел на Гуда с изумлением.
- Да, Гай…вы с ней вообще…очень похожи…
- Да я ничего не слышал от неё, кроме слова «власть»…
- Ты её не слушал, Гай…, поэтому и не слышал, - Робин усмехнулся, - от тебя тоже всегда было слышно только это слово… Могу тебе сказать, что только Мэриан слышала что – то ещё…Она вообще понимала тебя лучше, чем ты можешь себе представить. У неё просто не хватило времени расшевелить тебя.
- Наверное, ты прав, - Гисборн выдохнул, приоткрыв рот и его нижняя губа чуть подалась вперёд.
- Мне трудно, Гай… Трудно от того, что меня не понимают, как будто я нахожусь под стеклянным куполом. Разве только Джак… И я…я тоже часто не понимаю людей, которых люблю.
-Гисборн внимательно посмотрел на Робина, потом отвернулся к огню:
- Ты слишком много требуешь от людей, которые тебя окружают. Ты сам… Робин…довольно того, что ты принимаешь людей такими, какие они есть – это немало, и этим не всякий может похвастать… А понимать…люди сами себя часто не понимают… Хотя, кто знает,… ты всегда добиваешься своих целей.
- Это не зависит от меня. Пойми, Гай… «Легенда Англии» - да это же…просто звук. Я живой, я совершаю ошибки, а люди считают, что я не имею на них права… Это дикое напряжение – не иметь возможности отступить, усомниться, да просто испугаться. Я не знаю, что мною движет…как будто некогда меня опоили чем – то…
Гай улыбнулся:
-…я феей одарён ночной в глухом распадке…
Робин вздрогнул, как от лёгкого щелчка по носу, но Гай этого не заметил. Он просто переспросил:
-Так?
- Да. Ты так легко сказал это…
- Просто это лежит на поверхности. Ты же научился жить с этим – так живи. Есть нечто, что не оставит тебя …
- Ты веришь в это?
- Я? - Гисборн рассмеялся, - ты же знаешь, что доверчивее меня найти трудно, - и, поумерив смех, добавил: - ну, и подозрительнее тоже.
- Мне вообще этого не понять…, - Гуд потянулся к колчану, вынул стрелу и что – то стал задумчиво чертить на земле.
- Робин, когда тебе всё время лгут, ты по неволе станешь подозрительным, а что касается доверчивости… Если вообще не верить никому – то как жить? Ты же доверял Алану…
Повисла тишина.
- Я должен был рассмотреть его…, - Робин переломил стрелу, - я мог уберечь его, но… мне, как всегда, было важнее кого – то спасти. Фактически я опять пожертвовал своим человеком, ради другого…, я потерял Алана – я просто перестал ему верить.
- Тогда почему ты поверил мне?
- Потому, что ты был моим врагом… а Алан был мне другом – и он предал. Я не мог рисковать, к тому же… разочарование оказалось сильнее меня.
- Ты считаешь, что поверить врагу – меньший риск?
- Ты чётко обозначил свою цель, Гисборн… и потом, ты очень прямолинейный…
Гисборн с интересом взглянул на Гуда:
- В смысле «…а умный у нас – Шериф»?
- Гай, ты слишком занят собой! Ты вообще кроме себя кого – то видишь?
Помолчав, Робин добавил:
- Доверие вернуть почти невозможно... Я – не смог. Алан пытался вернуться, помогал Мэриан… он всё время метался – одного слова ему было бы достаточно.
- Робин, дело было в том, кто сказал бы ему это «слово»...
- Нет, - Робин сказал это жёстко и коротко, перебивая Гая, - он сам всё решил. Он сам сделал этот последний шаг ко мне, никто ему ничего не говорил…

Во второй день турнира все заявившие о себе благородные рыцари примут участие в групповых поединках.
Условия поединка:
Один рыцарь с первой стороны выступает против трёх рыцарей второй стороны. Его задача выбить из седла одного из трёх противников и уйти от атаки.
Поединок длится до тех пор, пока:
рыцарь, «уходящий от атаки» не будет выбит из седла, или ранен так, что не сможет продолжать бой. Сигналом невозможности продолжать бой с его стороны должно быть поднятое забрало; либо
один из трёх атакующих рыцарей не будет выбит из седла.
Если рыцарь «уходящий от атаки» сломал копьё, то его сквайр должен подать ему новое.
Если кто-то из атакующих рыцарей ломает своё копьё, то его сквайр должен подать ему новое.
Рыцарь без копья (с любой стороны) не может быть атакован до того момента, пока не получит нового копья.
Поединки проводятся до тех пор, пока все заявившие о себе рыцари «желающие уйти от атаки», не покажут своего боевого мастерства.
Призами для победителей является оговоренный выкуп.
После захода солнца все рыцари приглашаются на празднование в ознаменование завершения второго дня ристаний.

В третий день турнира все заявившие о себе благородные рыцари примут участие в melee*.
Условие проведения боя:
Бой проводится на тупых копьях и боевых мечах.
Бой проводится на открытой, но огороженной местности.
Если рыцарь выбит из седла, то сквайры противоположной стороны могут увести его коня в lices*, пока сам рыцарь будет сражаться. Конь становится призом противоположной стороны.
Если рыцарь выбит из седла, и не в состоянии продолжать бой, то сквайры противоположной стороны имеют право увести его в lices, если «свои» не отобьют его.
Выбитый из седла рыцарь имеет право продолжать бой на мечах со спешившимся для этого противником, либо с выбитым из седла противником, находящимся в сходном положении.
Призами для победителей являются оговоренный выкуп, кони, доспехи и оружие побеждённых.
Бой продолжается до захода солнца, либо до того момента, пока одна сторона не будет полностью повержена.
Обеим кампаниям предлагается представить по одному рыцарю для проведения честного и беспристрастного судейства. Оговоренные благородные рыцари не примут участия в ристаниях, но оказанная им честь будет высочайше признана обеими сторонами и его высочеством принцем Джоном.

Коннетабль турнира закончил свою «пламенную» речь и над многоуважаемым собранием снова поднялся гул голосов. Обсуждения и споры не заняли много времени, так как обе кампании знали своих героев, да и опыт участия в подобных соревнованиях у собиравшихся заявить о себе рыцарях был изрядный.
Повернув коней к месту представления грамот, Гуд и Гисборн принялись обсуждать предстоящее событие:
- Ты когда – нибудь слышал о подобных условиях melee? - Робин прищурил один глаз и хитро уставился на Гая.
- Ну, если ты имеешь в виду боевые мечи, то…это вполне приемлемо, к тому - же страсть принца к масштабным мероприятиям…. Даже странно, почему melee займёт только один день, а не два, - по всему было видно, что Гаю вспомнилась его прежняя «развесёлая» жизнь.
- А что тут странного - вдруг мы во второй день поубиваем друг друга, и на финальный бой никого не останется.
Гисборн рассмеялся:
- Ну да, принц всё рассчитал: третий день – побоище, потом закрытие турнира и торжественные похороны…М-м-м?, - Гай повёл бровью и покосился на Гуда.
- Ты имеешь в виду - с фейерверком и иллюминацией? Без оглушительных празднеств ты умереть не можешь?
- Ну, если ты намекаешь на Ноттингем, то я этого ничего не видел и, честно говоря, даже не почувствовал.
- Так и я о том же… Может быть повременим? И поскромнее…
- Ладно, повременим, но на счёт «поскромнее»…не уверен. Как-то у меня без размаха не получается, меня всё больше к массовым сценам тянет… - картинная серьёзность Гисборна раздразнила Робина, и тот съязвил:
- Гисборн, у тебя мания величия… Вы с принцем не родня?
- Плантагенеты в нашем роду? Вот не знал, - Гай привычно изогнул бровь, и… хотел сдержать свою знаменитую усмешку, но не смог.
- А вообще, всё логично… никто из уважающих себя рыцарей не откажется от участия в подобной схватке, тем более, что это же не «Мировой турнир»*. Принц с успехом мог бы разрешить и копья… - ясеневые, - о боевых копьях Робин сказал так «нехорошо», как будто имел в виду осиновые колья.
- И всё же с первыми двумя днями принц явно поскромничал, - в голосе Гисборна прозвучала лёгкая досада.
Спешившись недалеко от шатра распорядителя турнира, Робин отсчитал Мачу и Уиллу равное количество монет для того, чтобы те внесли плату за участие.
- Робин, - Гисборн приподнял брови, глядя на деньги, - добавь – персеванты «живут» от турнира до турнира.
- Вдвое?
- Ну, Мачу можно добавить и втрое – герольду есть, что сказать уважаемым участникам турнира и гостям о твоей скромной особе. Не лишай парня хлеба. А мне хвастаться нечем, так что Уиллу накинь пару монет и этого хватит.
- Тебе нечем похвастаться? Ты же жил этим!
- Ну, вот именем и хвастну, - Гай рассмеялся неожиданно открытым смехом, - я пойду с ребятами – поговорю с герольдами и выберу нам достойного… Раз уж Борнель не согласился, - Гисборн хмыкнул и в сопровождении двух оруженосцев отправился к палатке главного герольдмейстера.
Когда Гай вернулся в шатёр, вид у него был не сказать, что удручённый, но … явно его что-то беспокоило. Он достал свою «охранную грамоту» и передал её Робину.
- У меня дурные предчувствия, пусть лучше эта индульгенция побудет у тебя…
Робин с интересом посмотрел на Гисборна:
- А ты не хочешь поделиться своими предчувствиями?
- Да в общем – то особо нечем делиться, просто… через пару часов герольды передадут списки заявивших о себе рыцарей принцу. Его высочество не из тех, кто прощает такие мелкие обиды, как покушение на его августейшую особу. Если вдруг светлая мысль озарит его разум, то он попытается схватить меня. Не хочу, что бы это случилось здесь – ни к чему нам привлекать к себе внимание до турнира. Вообще надо было озаботиться этим раньше…
Гай накинул свой длинный плащ, отчего его и без того внушительная фигура стала казаться ещё выше.
- Этот документ гвардейцам не указ, да они, наверняка, и читать – то не умеют. Если у меня его выдерут, то я вряд ли смогу доказать, что он у меня вообще был. Вся надежда на то, что принцу не придёт в голову арестовывать меня перед самым турниром, ну, а ещё лучше, если эта мысль вообще…
- Ты уверен, что списки будет просматривать сам принц?
- Тоже не уверен. Но эти списки будет просматривать тот, кто организовал этот турнир и кто, возможно, стоит за всем этим.
- Гай, а может быть, ты поведаешь мне ещё о каких - нибудь своих подозрениях.
Гисборн усмехнулся уголком рта – «Чудак. Никак не может уяснить, что не все так благородны, как он…Нужно будет просветить его в некоторых вопросах … Хотя…нет…не стоит тревожить незамутнённый разум.»
- Поведаю… Разреши Уиллу пойти со мной. Если всё обойдётся, то мы переночуем на каком -нибудь постоялом дворе и вернёмся завтра утром.
- Что ж, хочется верить, что светлая мысль не посетит его высочество ни сегодня, ни, не дай Бог, завтра.
Однако надежда Робина не оправдалась. Около девятого* часа в шатёр ввалились четверо гвардейцев. Получив исчерпывающий ответ относительно местонахождения сэра Гисборна, они довольно резво удалились, а немногим позже Уилл вернулась в лагерь с известием о том, что Гая действительно арестовали.

***
- И чем я, по вашему, хуже Ричарда? На меня даже покушались так же, как и на него!
- Да неужели? И кто же сей доблестный сорвиголова, который не постеснялся выбрать себе столь значимую мишень?
Принца не смутил явно ироничный тон королевы, и он заявил:
- Желаете полюбоваться? Извольте, - на надменном лице его высочества появилась не менее надменная улыбка. Он картинно махнул рукой, и оруженосец исчез. Принц соединил кончики пальцев и закатил глаза.
В этот момент в покои вошёл приближённый её величества и доложил ей, что граф Хантингтон просит аудиенции. Королева, с усмешкой покосившись на своего отпрыска, попросила сейчас же допустить графа к себе.
Первым в покои вошёл Робин, а почти следом за ним вошли гвардейцы принца, вплотную примкнувшие к плечам Гисборна. Принц разлепил рыжие ресницы, и его кошачьи глаза сделались круглыми. Робин с удовольствием оценил внешний вид своего вассала. Гай был уверен, что Робин вытащит его, и оттого непоколебим и спокоен. А спокойный Гай Гисборн с его абсолютно прямой спиной – это нечто напоминающее монумент.
«Арбалета не хватает…», - мелькнуло у Робина.
Между тем артистическая натура принца почти мгновенно пришла в боеготовность, и, деланно поджав губы и вскинув брови, их высочество уставился на матушку.
Элеонора, поприветствовав своего любимца, обернулась к сыну.
- Взгляните, - принц явно был доволен собой, ведь он умудрился без всяких усилий арестовать государственного преступника. «Вот она – сила реальной власти, а не какой – то там… легендарной!» Королева оценивающе рассматривала Гисборна, и по её губам заскользила едва заметная улыбка.
- Как вас зовут и кому вы служите? - обратилась она к Гаю.
- Меня зовут Гай Гисборн, ваше величество. Я служу графу Хантингтону, лорду Локсли.
Королева с лукавой улыбкой обернулась к Робину, и он подал ей подписанный ею же охранный документ. Элеонора прочла его: «Однако…!» Она снова обратилась к Гаю:
- Значит это вы дважды покушались на короля Ричарда? - улыбка слетела с её лица, а голос прозвучал ровно и холодно. Гисборн низко опустил голову и судорожно сглотнул.
Принцем Джоном овладело смешанное чувство удивления и ревности, как у обиженного ребёнка: «Ну, ничего своего в этой стране! Даже убийцу – неудачника я должен делить с Ричардом!»
- Ваше величество, я прошу вашего высочайшего разрешения на участие сэра Гая в турнире, - Робин улыбался одними глазами.
- Значит, у вас тоже есть желание поучаствовать в этом балагане?
- Безусловно, ваше величество. Кто – то же должен продемонстрировать крепость позиций короля в его отсутствие, - Робин даже не попытался проявить дипломатичность в присутствии принца.
- Что ж, - Элеонора одарила Гая взглядом, от которого ему грозило превратиться в кусок льда.
- Я надеюсь, сэр Гисборн, что вы не посрамите вашего оружия на грядущем турнире, - и совсем тихо добавила, наклонившись к Робину, - мерза-а-вец…, но … хорош. Мы не будем против, если впредь вы будете являться к нашему двору в его сопровождении.
Гай очень медленно выдохнул, едва разжав губы. Несмотря на «подписанное прощение» он был уверен, что находился в дюйме от того, чтобы лишиться шпор*.
- Но, ваше величество! Этот человек покушался на меня, - голос принца прозвучал тихо и, пожалуй, это была первая фраза, произнесённая им за весь вечер без напыщенности и жеманства.
- Ну не убил же, - равнодушным тоном ответила Элеонора, чем прекратила всякие прения по этому вопросу.
- Кстати, - королева изобразила на своём лице милостивую улыбку, - раз уж всё принимает такой серьёзный оборот - у вашего турнира будет «патронесса». Леди Клеменс де ла Фрез будет рада огласить имена победителей турнира.
- Графиня де ла Фрез? Но… ваше величество! – принц не мог скрыть своего удивления.
- Не стоит благодарить меня, мой мальчик. Леди Клеменс станет достойным украшением твоего бугурта.
Первой из покоев Его высочества вышла королева, за ней последовали Гуд и Гисборн. Элеонора знаком показала Робину, что хочет перемолвить с ним пару слов наедине. Гаю не нужно было объяснять подобных вещей, и он, низко поклонившись, вышел на галерею, которая опоясывала внутреннюю стену замка по периметру. Последние слова, брошенные королевой, заставили Гая задуматься, из - за чего, едва выйдя из дверей, он буквально столкнулся с высоким, под стать ему самому, господином. Мгновение они смотрели друг на друга… «Жюль де Ламбри», - Гисборн был явно обескуражен. Едва не снёсший его рыцарь тоже был удивлён, но его реакция не была столь прямолинейной и не ввела его в ступор. Он даже машинально чуть склонил голову в знак извинения за своё столь стремительное передвижение, но не более… Проводив барона взглядом, Гисборн увидел, как он, не останавливаясь, без всякого доклада прошёл к принцу.
Покинув замок, какое – то время Робин и Гай ехали молча. Каждый думал о своём, и никто не смел нарушить этого молчания. За последние полчаса Гисборн услышал и увидел так мало, а вспомнил и почувствовал так много, что всё это заставило его по обыкновению замкнуться. Гай уже поблагодарил Робина за то, что тот так скоро явился к принцу, но Гуд понял, что с Гисбрном что-то произошло или происходит. Желая разговорить его, Робин сказал:
- Королева высказала пожелание…быть внимательными, если вдруг возникнут какие-то толки по поводу Ричарда, его плена или выкупа… сам понимаешь, столько народу и не все лояльны законному государю.
Гисборн не сразу оторвался от своих мыслей, а когда понял о чём речь, то усмехнулся:
- Не думал, что королеве следовало говорить тебе об этом. В том, чтобы вылавливать информацию в такой обстановке – «Легенде Англии» просто нет равных.
Не давая Гаю снова замолчать, Робин спросил его:
- Ты что-то узнал? На тебе лица нет.
- Нет. Ничего … я просто не ожидал увидеть королеву. Честно говоря, я уже мысленно попрощался со шпорами.
Робин, чувствуя, что дело не только в «шпорах», всё же решил не напирать, а наоборот - попытался несколько разрядить обстановку:
- Элеонора – твоя спасительница, Гисборн. Кстати, она выразила желание видеть тебя и впредь.
Гай невольно придержал коня, и Гуду пришлось оглянуться, что бы оценить реакцию на произнесённое. Затея Гуда не удалась. И без того невесёлая физиономия Гая возымела весьма бледный вид - такой же шок в широко распахнутых глазах застыл у Гисборна в тот момент, когда Кейт едва не всадила в него меч. Робин невольно рассмеялся.

***
- Вы отпустили его, ваше высочество? - Жюль де Ламбри даже не пытался скрыть своего возмущения.
- Моя матушка приложила к этому руку, барон. Выписала ему индульгенцию и самолично разрешила участвовать в турнире. И кто бы мог подумать! Кому? Мерзавцу, который покушался на её любимого Ричарда! – принц поморщился и томно откинулся на спинку кресла. – А позвольте спросить: вас - то отчего так заботит судьба этого канальи?
Последнее признание повергло де Ламбри в шок: «Ай да Га-ай! Остаться в живых после покушения на короля…Участие в турнире – да это смешно по сравнению с тем, что он вообще ещё дышит…Счастливый неудачник, впрочем, он им всегда был…»
Между тем у барона не было большого желания раскрывать истинную причину неприязни к Гисборну, но он смекнул, что тот и без того увяз по уши…и ещё один грех ему не повредит.
- У меня с ним личные счёты, ваше высочество, так же как и у Вас. По наущению моего младшего сводного брата он…убил нашего отца. Оба они устроили всё так, что в убийстве обвинили меня, и мне пришлось бежать. Если бы вы не оказали мне покровительства…
Повисло гробовое молчание. Принц аж привстал в своём кресле: «Надо же…а я - то думал, что Фортуна его абсолютно слепа…и даже Вэйзи…»,- его высочество вспомнил инкрустированный стразом зуб на праздничном столе… «видимо, начало у сэра Гисборна всё же было удачным». Но тут до принца дошёл смысл последнего слова «покровительство», и он снова уселся и расплылся соответственно в «покровительственной» улыбке.
- Послушайте, барон…У вас будет прекрасная возможность поквитаться с вашим и нашим врагом на турнире – ведь не зря же мы его затеяли…Поверьте, я даже удвою выкуп, если вы одержите верх над этим выскочкой, и доплачу за его голову из собственной казны.
Однако, - лицо принца сделалось серьёзным, - что наши гости?

Когда барон Жюль де Ламбри выходил от принца, в голове его пронеслось: «Боже мой, если бы пятнадцать лет назад мне сказали, что принц крови будет готов платить за голову сопляка Гисборна из собственной казны, я бы умер от смеха».
По правде говоря, сэр Гай – безземельный рыцарь, в нынешнем своём далеко незавидном положении, тоже мог бы умереть столь нелепой смертью, если бы услышал этот разговор.

***

Подходя к своему шатру, оба рыцаря были немало удивлены тем, что из него доносилось стройное пение двух голосов, сопровождаемое звуками лютни. Первый голос им обоим был хорошо знаком, а второй…Робин вопросительно взглянул на Гая. Тот смущённо улыбнулся:
- Судя по всему - это «моё прошлое»…Я сегодня встретил здесь старого товарища, когда говорил с герольдами. - Гисборн положил руку на плечо Гуда и вслед за ним вошёл в палатку.
Пение прервалось. Гисборн представил Робину Рене:
- Мой старинный приятель и собрат по учёбе – Рене Де Ла Гош – герольд законного бастарда Гийома де Ламбри.
По рассказам Гисборна Робин знал обоих. Сейчас же он отметил, как внешне изменился Гай, хотя изменения эти были почти неуловимы. По каким-то слабым чертам Гуд узнал в нём того Гая Гисборна, от которого он принимал оммаж.
- Отлично, - открытая улыбка Робина «приковывала» к нему практически любого, - вы прекрасно спелись, господа. Не желаете разделить с нами скромный ужин? - последняя фраза была адресована гостю.
- Простите, граф, - учтивость и манера держать себя показывали, что Ла Гош служит весьма почтенному дому, - но я хотел бы на этот вечер похитить у вас вашего друга. Поверьте, сэр Гийом не преминет высказать Вам своего почтения при первой же встрече, но сегодня он просит сэра Гая отужинать с ним.
Лишним было бы говорить, как важны и волнительны бывают такие встречи, тем более не стоило этого объяснять графу Хантингтону, лорду Локсли.
- Ну что ж … видимо у сэра Гая сегодня день «похищений» и встреч. Но я беру с вас обещание, сударь, что вы отужинаете с нами в следующий раз и допоёте то, что мы так бестактно прервали своим появлением.
После того, как Гисборн и Ла Гош ушли, вся честная кампания насела на Робина с расспросами.
Граф Хантингтон растворился в Гуде и поведал весьма занимательную историю о том, как принц был недоволен тем, что у него с королём Ричардом один «почти убийца» на двоих. После рассказа Робин в шутку попенял Гирауту на то, что он мог бы и поволноваться за своего друга, и за удачный исход вылазки по «спасению» Гисборна, а не распевать баллады, но тот только отмахнулся:
- Вот если бы ты отправился стаскивать его с эшафота, может быть, я и поволновался бы пару минут…, а так…
- Да стаскивать Гисборна с эшафота уже давно стало привычным делом…Ему пора затвердить в качестве девиза фразу: «досада палача», - философски заметил Робин.

Гисборн не без волнения шёл рядом с Рене, стараясь не думать о том, как это… он вдруг увидит сэра Гийома, но весь этот неприятный холодок разом рассеялся, как только он вошёл в шатёр.
Рыцари крепко обнялись, не говоря друг другу не слова. Вся неловкость, какая бывает при встречах после долгой разлуки, исчезла, первая радость немного утихла и постепенно беседа вошла в спокойное русло. После того, как должное было отдано воспоминаниям, разговор зашёл о предстоящем турнире и о том, как обстоят дела текущие.
От Гийома не укрылось, что Гай несколько смущён, но он не стал приставать с расспросами. Гисборн же, переборов себя, обратился к старому товарищу с откровенным разговором:
- Ты давно видел брата?
Теперь пришла очередь смутиться сэру Гийому:
- Давно… Почему ты спрашиваешь?
- Послушай, Гийом… Я бы не хотел, чтобы ты услышал это со стороны… Думаю, найдутся доброжелатели… Репутация моя не самая блестящая, если не сказать больше, - взгляд Гисборна скользнул куда – то мимо, - если бы этот турнир проводился двумя месяцами раньше – я бы представлял его зачинщиков, но это так, к слову, чтобы никто не смог преподнести тебе сюрприза. Моё далеко не безоблачное прошлое заставило меня побывать сегодня на приёме у его высочества… Выходя от него, я столкнулся с бароном де Ламбри и … я не удивлюсь, если завтра он окажется на противной стороне.
На какое – то мгновение повисло неловкое молчание, и Ла Гош, желая разбить его, взялся наигрывать старинную мелодию:
- Мы не допели с господином Борнелем прелестную балладу, - его пальцы легко касались струн, и он подмигнул Гисборну.
- О нет, - Гай рассмеялся, - я даже не помню, как это делается.
- А я хорошо помню, - сэр Гийом слегка подтолкнул его в бок.
- Гай, ты даже не представляешь, как я тебе завидовал, - Рене начал наигрывать новый мотив, - Это был грех – скрывать такой голос.
- А я особо не скрывал, - попытался оправдаться Гисборн.
- Да – а – а, мы помним, как ты вещал о непобедимости доблестных рыцарей – аж кровь в жилах стыла…, - хохотнул сэр Гийом, и вся кампания покатилась со смеху.
- Да – а – а, я помню, как вы заставляли меня зубрить весь этот бред про огнедышащих драконов, - Гай провёл рукой по взмокшему лбу.
- А помнишь, как ты спустил с лестницы Пиго за то, что он обозвал нас пустозвонами?
- Я помню, что тогда я и подумал, что тебе было бы лучше держать меч, а не жезл, - усмехнулся сэр Гийом, глядя на Гая, - смеяться над тобой всегда было опасно для здоровья.

***
Длинный день клонился к своему завершению. Гисборн вернулся уже за полночь. Робин ожидал увидеть его в более приподнятом настроении, однако вид у Гая был примерно такой же, как сегодня днём, перед арестом.
Перед тем как всем улечься спать, Робин спросил Борнеля:
- Гираут, дружище, а не слышал ли ты чего - нибудь о некоей благородной даме, по имени Клеменс де ла Фрез?
- А тебе зачем? Могу сразу сказать – она тебе не подходит, - Борнель снова взялся за лютню, и начал наигрывать какой – то очень красивый и печальный мотив, сделав при этом Робину «страшные глаза».
Джак взяла Уилла за руку, словно предостерегая его от ненужного вопроса. Мач весь превратился в слух и зрение и смотрел на Робина, не мигая.
Гисборн поднялся и изобразил на лице своё любимое «я не я…».
- Королева назначает эту даму патронессой турнира, - брови Робина на минуту взлетели – «вот так!», и он смешно поджал губы.
- У-у-у, - протянул Борнель, - впрочем, королеве не откажешь во владении искусством интриги.
Голос Гираута сделался на тон тише – палаточные стены не располагали к откровениям:
- Леди Клеменс де ла Фрез - вдова графа Клода де ла Фрез, точнее… бывшего графа. Слышал, что женились они по любви, и из тех, кто знал эту пару, никто бы не посмел усомниться в искренности их чувств. Не знаю, что именно повлияло на графа, хотя... Признаться, причин могло быть несколько, но он оказался замешанным в заговоре против короля Ричарда. Говорят, что целью этого заговора было убийство короля. Болтают даже, что принятые в этот круг имели знаки на своём теле.
Гисборн невольно дёрнул головой, словно от пощёчины, и жёстко взглянул на Робина.
- В общем, заговор был раскрыт и все его участники были приговорены к смертной казни. Уж не знаю чего больше, ума или безрассудства, хватило у леди Клеменс, но она выпросила аудиенцию у Ричарда. Дама заявила, что полностью поддерживает взгляды своего супруга и хочет разделить его судьбу. Всем известно, что король наш не только истинный рыцарь, но и редкий романтик. Он по - своему оценил этот порыв. Король не усмотрел большой разницы в том, в чём именно любящая жена поддерживает своего мужа. Ричард потребовал, чтобы граф де ла Фрез перед казнью взял со своей жены честное слово в том, что она ни словом, ни делом, ни помышлением не станет вредить трону и поклянётся быть верной служанкой его матушке, королеве Элеоноре.
Леди Клеменс ничего не оставалось делать, как исполнить последнюю волю своего любимого супруга. Кстати, её слова о том, что она помогала графу в делах заговора, оказались чистой правдой. Поэтому она была лишена всех владений, которые могли бы достаться ей от мужа. За ней осталось только имение и замок, которые она наследует от своего отца.
А что касается турнира – королева умудрилась соблюсти интересы обеих сторон: дама некогда «была на стороне зачинщиков забавы», но теперь связана клятвой и представляет её - королеву Элеонору.
Борнель закончил играть печальную альбу, и его лютня зазвучала легко и скоро.
Гисборн, всё это время стоявший у опоры шатра, подошёл ближе к жаровне, и протянул к теплу озябшие руки:
- Я знал графа, но не был представлен его супруге. Коль скоро эта дама проявила такую отвагу и преданность - любой доблестный рыцарь должен быть счастлив получить приз из её рук.
- Ты знал его? - Борнель прекратил играть, и струна под его рукой высоко прозвенела.
- Недолго. Он производил впечатление человека чести.
- Гисборн, люди чести не устраивают заговоров и не посягают на жизнь своего короля!
- Не всё так однозначно, Робин. Мы здесь потому, что государство почти в состоянии гражданской войны. Не все, кто состоит в рядах чёрных рыцарей, оказались там подобно мне. Де ла Фрез был из тех, кем двигало нечто большее, чем жажда власти или наживы. Он не был похож на идиота.
Сейчас Гаю тяжело давалось внешнее спокойствие, ему явно не хватало воздуха, и он вышел. Говоря по правде, он не хотел говорить о короле.
Препятствием, которое остановило его… в последний момент, стала любимая женщина. Этого Гай не простит себе никогда…
Когда полы шатра за ним сомкнулись, Гирраут тихо спросил:
- Робин, поведай мне страшную тайну! Гисборн – чёрный рыцарь?
- Бывший.
- Он что? Самоубийца?
- А что, похоже на то?
- Предатель там – предатель здесь, - задумчиво протянул Гираут.
- Я уверен, что он свой выбор сделал, но… он не тот человек, который легко «вылечится от своего прошлого».
- Ну да, заметно, что он довольно противоречивая личность…И добрым малым его не назовёшь…

Наконец оба рыцаря были одеты в доспехи.
Гисборн с интересом рассматривал Робина. Прежде он никогда не видел его в таком облачении, ну, если, не считать Акры. Но…события те были настолько стремительны и нервны, что вряд ли оставили в памяти сколько - нибудь чётко запомнившуюся картину. К тому – же вспоминать об этом было теперь вдвойне тяжко, и Гай отмахнулся от нечёткого видения, словно от дурного сна.
В доспехах Гуд казался несколько выше. Вся его мальчишеская натура исчезла, рассыпалась под стальной бронёй. Перед Гисборном стоял рыцарь с очень прямой осанкой, статный и уверенный в себе, но даже латы не скрывали его гибкости и «лёгкости». Белая туника, сшитая на манер далматика и украшенная крестом, придала Гуду торжественности и какой – то необыкновенной строгости. Гай невольно засмотрелся, а когда Робин удивлённо взглянул на него, то весь «подобрался» перед своим сюзереном, как будто что – то заставило его внутренне соответствовать положению графа.
Мач и Уилл заканчивали подготовку оружия и коней. Джак, в костюме пажа, оправляла сбрую своего жеребца. Она была немного возбуждена – ей не приходилось прежде бывать на подобных ярмарках, и она не очень представляла, какое зрелище её ожидает.
Перед тем, как судьи и герольды осмотрели оружие и доспехи рыцарей, Гисборн пригласил сьёра Гийома с тем, чтобы познакомить его с Робином. Оба рыцаря засвидетельствовали друг другу своё почтение. Гуду было особенно приятно встретить здесь человека, испытавшего примерно то же, что и он сам: щит де Ламбри, перечёркнутый по диагонали белой полосой, был украшен тремя перелётными птицами, лишёнными левого крыла – свидетельство того, что сэр Гийом воевал в Святой земле и был ранен.
Наконец, после всех необходимых действий и формальностей рыцари и их оруженосцы приблизились к турнирному полю.
Обе трибуны были полны. Дворяне и богатые горожане, простой люд, чернь – всякий занимал место сообразно своему положению. Шум, смех и гомон – всё слилось в единый гул, который перекатывался над полем. Всеобщее оживление и ожидание зрелища – вот что завладело теми, кто пришёл получить удовольствие от предстоящего турнира.
В положенный час герольды протрубили, возвестив о прибытии его высочества принца Джона, «королевы турнира» - леди де ла Фрэз и высоких гостей.
Второй сигнал пригласил главного герольдмейстера и распорядителя турнира открыть ристания.
После третьего сигнала герольдов на поле появились рыцари - судьи, чья честность, внимание и доблесть должны были стать залогом справедливого решения об исходе турнира.
Шествие открывали четыре трубача, чьи трубы были украшены вымпелами со знаками благородных рыцарей. За ними следовали герольды, нёсшие судейские мантии, и уже за герольдами, в сопровождении вооружённых конных оруженосцев и пеших слуг, державших белые жезлы*, на поле вышли сами судьи…
Перед началом турнира благородным рыцарям было напомнено, что предстоящий бугурт направлен на то, чтобы они могли блеснуть своим военным искусством, а ни в коей мере не на жестокую борьбу с убийствами и увечьями.
- Кому ж нужны покойники? - сострил Джон, - С них выкупа не получишь… А господа зачинщики, надо полагать, надеются не только показать, «кто в доме хозяин», но и поживиться за наш счёт…
Робин в ответ на эту тираду только широко улыбнулся:
- А как же на счёт боевых мечей в melee?
Гай же попытался сделать вид, что вообще ничего не слышал – он не один год жил этими самыми выкупами, цену им знал хорошо, в особенности, если выкупы эти были завоёваны на боевых мечах.
Такая реакция не укрылась от глаз Уилла и Джак – они с полуслова поняли друг друга, и сарациночка сказала мужу:
- Глупо сердиться на Гая. Думаю, он скорее последует примеру Робина и не возьмёт ни марки в качестве награды, если победит.
- Очень сомневаюсь, - усмехнулся Уилл.
- Сомневаешься в том, что победит или в том, что не возьмёт выкупа?
- Ну на счёт победит…всё в руках Божьих, а вот выкуп…
- Давай поспорим, - Джак сверкнула глазами.
- На что?
Джак на мгновение задумалась:
- Если Гай победит и возьмёт выкуп – обещаю, что целый месяц буду помогать Мачу с готовкой.
- Смерти, что ли, нашей хочешь? - изумился Уилл. Девушка задорно улыбнулась.
- Ну, хорошо… Если Гисборн победит и не возьмёт выкуп…тогда… тогда я …выучу три суры из Корана на твой выбор.
Джак оценивающе посмотрела на мужа:
- Не шутишь?
- Клянусь!
Мач, внимательно слушавший весь этот разговор запальчиво поддержал Уилла:
- Я не против, если у меня на месяц появиться помощница, которая будет чистить котёл.
- Джак, насчёт котла… - Уилл загадочно улыбнулся, - ты Гая потом попроси – тебе он не откажет, - шепнул он на ушко жене и подмигнул.
Между тем поединки начались…
В первой части состязаний обе кампании разделились на группы по четыре человека. Таким образом, для поединка на копьях на площадку по очереди выезжали четыре пары рыцарей. По правилам турнира судьями было установлено, что именно эти поединки будут оцениваться с точки зрения выкупа, причём те пары, чьи силы окажутся равными, освобождаются от обязательств.
Гуд и Гисборн решили разделиться, чтобы не быть в одной четвёрке. Робин справедливо решил, что так будет благоразумнее. В случае необходимости Мач и Уилл смогут помочь друг другу, а у самих рыцарей может быть хотя бы несколько минут времени между поединками для того, чтобы перемолвиться, дать друг другу совет или предупредить о чём – то.
Робин встал в первую четвёрку. Гай в третью.
Для первого поединка обе команды выстроились в линию друг против друга на разных концах поля. По сигналу герольдов заградительные канаты были опущены, что и послужило сигналом к атаке. Две четвёрки рыцарей с нарастающей скоростью, поднимая клубы песка и пыли, двинулись навстречу друг другу и почти одновременно достигли середины площадки. Бой на копьях требовал, прежде всего, умения владеть конём, опустив поводья. Треск от сломанных копий и скрежет от столкнувшихся доспехами коней потонул в крике, раздававшемся с трибун.
Противник Робина оказался с ним примерно одного роста. Его копье было направлено в забрало, но в последний момент, он словно передумал и тройной наконечник опустился до линии груди. Гуд в момент удара отвёл левое плечо немного назад, и копье соперника ударило его почти по касательной, сам же он постарался переложить на своё копьё максимальное усилие. В результате оба рыцаря сломали копья, но удержались.
Гийом тоже сражался в первом поединке. Он был мастером биться на копьях и владел той техникой, которая уже уходила и не была популярна. Она свидетельствовала о большой физической силе и умении держать удар. Гийом держал копье не подмышкой наперевес, а над головой в вытянутой руке. Когда он почти поравнялся с противником, то обрушил на него копьё сверху так, что пробил щит и вышиб рыцаря из седла. Сам он при этом получил скользящий удар в среднюю часть доспеха. «Зачинщик», с которым бился Гийом, кроме прочего был несколько обескуражен таким способом ведения боя, и проиграл поединок ещё на старте.
Во втором поединке также один рыцарь был выбит из седла, но уже со стороны «принявших вызов». Остальные пары разъехались без особых коллизий – все щиты и кольчуги остались целы.
Подошла очередь третьей четвёрки. По команде всадники, воодушевлённые единым порывом, двинули своих коней в заданном направлении. На скорости Гисборн сошёлся со своим противником и постарался ударить его в шлем. Удар оказался точным, и копьё Гая разлетелось. Противник же его был равен с ним по силе. Его мощный удар пришёлся Гисборну в плечо, копье треснуло – в результате оба противника здорово завалились на спину и удержались в сёдлах не без труда.
По решению судей счёт между кампаниями был признан равным и турнир перешёл в следующую стадию.
Небольшая передышка дала возможность немного прийти в себя.
Робин, отвлёкшись, увидел в группе герольдов Борнеля и вспомнил, что не предупредил Гая о том, что у них всё – таки имеется свой собственный герольд. Обернувшись к Гаю, он хотел было сказать ему об этом, но передумал. Гисборн очень внимательно следил за тем, чьи щиты вывешиваются от имени «зачинщиков». Гуд слишком хорошо знал этот сосредоточенный взгляд, после которого обычно следовала вспышка. Он подозвал Уилла и попросил найти того герольда, с которым вчера договорился Гисборн с тем, чтобы освободить его от представления.
Между тем, Гийом подъехал к Гаю сзади и положил руку ему на плечо:
- Он здесь… он бился в четвёртой линии и помял шлем своему сопернику.
- Я не видел четвёртого боя, - Гисборн сжал губы, - я едва не рухнул…
- Знаю… Будь ты пониже ростом - точно не удержался бы. Ну, так как? Повеселимся? - Гийом задал вопрос с абсолютно непроницаемым лицом.
- Повеселимся.

Во второй части состязаний принимали участие только те рыцари, которые удержались в седле. Любой рыцарь мог ударить в щит выбранного им противника, но судьи следили при этом, чтобы каждый из участников не был выбран больше трёх раз. Эти состязания имели личный характер и оттого, по решению судей, на счёт в общем турнире влияния не имели.
Под балконом, на котором расположились принц, «королева турнира» и их гости, герольды развесили щиты с гербами тех, кто намеревался биться дальше. Для того, что бы не вводить в заблуждение благородных рыцарей, Гисборну на этот раз пришлось представить свой чёрно-жёлтый щит.
Герольды подали сигнал к началу поединков, и бугурт продолжил свой ход.
Рыцарь, который трижды ударил в щит Гуда, был из числа тех, кто наведывался в Ноттингем, и явно имел представление о том, кого он вызывает на поединок.
Когда подошла очередь Робина, Гираут, выехав на ристалище, сообщил рыцарям, высоким гостям и публике, что благородный рыцарь по прозвищу Робин Гуд, со славой сражавшийся за Англию и короля в Святой земле, готов принять участие в личных ристаниях на копьях.
Гисборн, немало удивлённый, повернулся к Гуду, но тот только хитро подмигнул ему и опустил забрало.
Имя «Легенды Англии» произвело должное впечатление. На трибунах почувствовалось оживление, особенно в той их части, где разместился простой люд. Послышались даже клики и шуточные указания, относительно того, что нужно показать рыцарям «зачинщикам» и даже коим образом. Понятно, что гвардейцы, честно нёсшие службу на благо его высочества, пытались выловить из толпы таких умников, но…это вызвало только новую волну хохота, и коннетаблю турнира пришлось поднять белый жезл, с тем чтобы призвать публику к порядку.
Всадники с равной быстротой и стремительностью ринулись навстречу друг другу и сшиблись почти на середине поля – Принц оказался резвее и пронёс Робина чуть дальше. Робин направил своё копье в грудь противника – тот был выше и мощнее его, и удар в шлем мог бы оказаться заведомо неудачным. Противник Робина всей мощью ударил его в шею и расколол стальной воротник. Оба рыцаря сломали копья и разъехались, чтобы взять новые для второй сшибки.
Мач собирался подать Робину новое копье, когда Гисборн быстро подъехал к барьеру, отделявшему нейтральную зону от ристалища, и прокричал Гуду:
- Надо снять ламбель*! В следующий раз его копьё может застрять в расколе… - Гай говорил тоном, не терпящим возражений. Тогда Робин спешился и Мач с Уиллом не без усилия освободили его от повреждённого воротника.
Поднявшись в седло и примериваясь к новому копью, Робин подъехал ближе к барьеру.
Гисборн нетерпеливо и жёстко сказал ему:
- Ты легче его… Держи удар, не пытайся вышибить его. Пусть лучше твоё копьё останется целым, главное – удержись в седле.
В момент второй сшибки Гуд внутренне сжался, словно превратился в сгусток энергии и буквально «прирос к седлу». Его копьё, направленное в щит противника, прошло по касательной, оставшись целым. Тот же пытался повторить свой первый удар – теперь защитой с левой стороны у Гуда был только шлем. Робин услышал скрежет по металлу и треск - копьё рыцаря «зачинщика» пришлось ему в плечо. Гуда сильно повело назад, но в седле он удержался.
Рыцари снова разъехались, готовясь к следующему сходу.
В ходе третьей стычки Робину удалось удержаться в седле, и копьё его переломилось, угодив в нижнюю часть вражеского доспеха. Но его рослый противник нанёс ему удар, пришедшийся в щит, настолько мощный, что ремни для его захвата, что называется, «треснули».
Герольды объявили, что рыцари обладают одинаковой доблестью.
Робин после боя ушёл под навес, находящийся со стороны рыцарей «принявших вызов» - его немного качало. Мач и Уилл помогли ему снять шлем и верхние доспехи.
Влажные от пота волосы неровными прядями упали на лоб. Лицо, разгорячённое схваткой, было красным. Джак подала кружку эля, и Робин осушил её, не отрываясь. Постепенно напряжение начало отпускать, и он просто уронил голову на стол. Немного отдышавшись, Гуд повернулся к Мачу – тот с потрясённым видом рассматривал «убитый» щит: в его голове не укладывалось, что такой удар можно нанести турнирным копьём – об ударе боевого копья он имел отличное представление. Джак подсела к Робину положив руку на плечо что-то очень мягко сказала по – арабски, упомянув имя сьёра Гийома. В ответ рыцарь устало улыбнулся:
- Он так сказал?
- Да. Ещё он сказал, что Гаю следует гордиться тем, что он служит тебе.
Робин словно опомнился, но Джак остановила его:
- Отдышись, у тебя ещё есть время.
Между тем выбор противников и сами поединки продолжались. К удовлетворению обеих сторон случилось так, что барон де Ламбри трижды ударил в щит Гисборна, а сьёр Гийом, в свою очередь, указал, что желает биться с бароном.
Поединок Гая был первым.
Когда Робин вышел к заграждению, Гай уже опустил забрало.
Забияка бешеным галопом домчал своего седока до середины поля и буквально сшибся с конём противника. Гисборн с треском сломал своё копье о нагрудник соперника, в то время как тот попытался ударить его в забрало. Копьё барона чуть скользнуло, и удар оказался ощутимым. Гисборн услышал резкий скрежет и здорово откинул голову. Тем не менее, оба всадника удержались в седле и разъехались довольно скоро. Чувствовалось, что соперничество между ними нешуточное. Разъехавшись на довольное расстояние, рыцари поворотили коней с тем, чтобы вернуться к своим оруженосцам за новыми копьями. Поравнявшись, оба повернулись друг к другу, словно оценивая или пытаясь проникнуть взглядом сквозь щели забрала, и легко стукнувшись щитами, показали, что им не терпится сойтись вновь.
Уилл подал Гаю второе копьё. Перед тем как опустить забрало, вид у Гисборна был такой, будто он заледенел – ничего не видит и не слышит. Робин перевёл взгляд на Гийома, но тот был абсолютно спокоен, и даже усмешка скользила по его губам.
Кони вновь сошлись на огромной скорости, и Гисборн навалился на противника всей силой своей мощи и роста. Копьё Гая прошибло щит, повредило доспех, а весь удар оказался настолько тяжёлым, что де Ламбри не смог удержать коня и рухнул вместе с ним на арену, подняв клубы пыли. Грохот, ржание, треск копья – всё это почти одновременно слилось с гулом, который прошёл по трибунам. Бесспорно – для Гисборна это было поражением. Такой удар не свидетельствовал не об умении управлять конём, не тем более о том, что рыцарь уверенно и красиво держит* копьё. Это была открытая демонстрация силы.
Поединок был завершён, более того, для Гая первый день ристаний тоже подошёл к концу. Сбросив то, что осталось от его копья, Гисборн не торопясь, снял шлем и откинул кольчужный капюшон. Внешне это выглядело вызывающе, но впечатление произвело неизгладимое. Тёмные длинные волосы почти слились с чёрным – же далматиком, скрывавшим латы. Конь крытый чёрно – жёлтой попоной беспокойно переступал…
Полюбовавшись на то, как оруженосцы барона помогают подняться ему с земли, Гисборн развернул коня и, прогарцевав к центральной трибуне, поклонился принцу до самого седла. Принц Джон округлившимися от испуга глазами смотрел на Гая и брови его поднялись «домиком» - казалось, что его высочество пытается слиться со своим креслом и сделаться невидимым. Леди Клеменс перевела изумлённый взгляд с Гисборна на принца и едва сдержала смех.
Гисборн спешился и спиной почувствовал, что позади него стоит Робин, готовый задать ему хорошую трёпку. Гай повернулся - действительно, Робин был почти в бешенстве:
- Ты и впредь намерен позорить своё имя? - вопреки ожиданию Гуд говорил тихо. Гай смотрел на него совершенно спокойно и понимал, что он ничего не слышит – перед глазами пронёсся проигранный им некогда поединок, юная Изабо, деньги, что он отдал в качестве выкупа… Гисборн очнулся, когда Гийом ударил его по плечу и обозвал бестолочью. Гай только повёл бровями и усмехнулся:
- Ты сможешь уронить его во второй раз.
Робин окинул обоих удивлённым взглядом, в ответ на что сьёр Гийом пояснил:
- Если бы Гай вышиб его из седла, то Жюль не смог бы состязаться дальше. А теперь ему придётся, но я, честно говоря, полагал, что из нас двоих кто – то один «на удачу» вышибет его и всё, - Гийом тихо рассмеялся.
Похоже, что его не очень удивила учинённая Гисборном грубость, более того, он не расценивал это как нечто неприемлемое в поведении рыцаря на турнире.
Робин раздосадовано мотнул головой и закусил нижнюю губу.
- Робин, - Гай обратился к другу непривычно мягко, - турнир - это не совсем то, что ты себе представляешь. Поверь, после melee все твои иллюзии рассеются окончательно.
- Хорошо, но может быть, ты всё – таки объяснишь мне, что именно тебя подвигло…
- Барон де Ламбри и есть тот рыцарь, который выступал под именем «Кедровая ветвь» и …Он человек принца Джона, возможно, очень близкий.
Робин отвернулся. В нём боролись двоякие чувства. Безусловно, сам он действовал бы иначе – выбор его был строго ограничен кодексом, а Гисборн считал, что в вопросах чести ему больше нечего терять, и действовал без особых ограничений. В какой – то степени Робин даже позавидовал тому, что Гай не постеснялся в очередной раз выставить себя в дурном свете, ради того, чтобы указать негодяю его место. Но его бахвальство…
- Ну, допустим… А этот твой поклон? Или ты мечтал сорвать аплодисменты? - Робин резко повернулся, говорил жёстко и хлестко. Гай криво усмехнулся:
- Грех – принцу кровь не попортить, когда имеется такой шанс, а если ты имеешь в виду шлем – так он же царственная особа, не мог же я не обнажить головы!
- Паяц! - бросил Гуд, но это не возымело никакого эффекта. Между тем от Робина не укрылось, что Гай пошутил немного натянуто, как будто думал о чём – то своём, и делиться этим не собирался.
Сьёр Гийом выбил из седла своего сводного брата барона Жюля де Ламбри в первой же сшибке. Теперь он держал копье так же, как и остальные рыцари. Барон, сменивший щит и нагрудный доспех, метил бастарду в забрало, но Гийом даже не дал ему прикоснуться к себе – он действительно был непревзойдённым бойцом в поединках на копьях. Оказавшись на земле во второй раз, барон явно разочаровал своего патрона. За оставшимися поединками принц наблюдал уже без явного интереса, и его «кислое» выражение лица немало позабавило «королеву» турнира леди де ла Фрез.

***
Гисборн приехал в Руан и в лагере при турнирном поле нашёл своего победителя. Сейчас он видел его без забрала…Рыцарем «Кедровая ветвь», как и полагал Гай, был барон Жюль де Ламбри. Он принял от Гая деньги. Гисборн, правда, не смог отказать себе, и не полюбопытствовать, чем вызван столь странный выпад в его сторону, ведь барон знал, что денег у молодого рыцаря отродясь не водилось, да и драться он мог с ним, будучи с поднятым забралом... Какой смысл - скрывать лицо тогда, чтобы открыть его потом? Но барон повёл себя с Гаем как с мальчишкой – насмехаться не стал, но дал понять, что всё это не его, Гисборна, дело и что он волен развлекаться так, как ему вздумается. В турнире де Ламбри участия не принимал, и «отыграться» у Гая возможности не было…
Вечером первого дня состязаний в Руане оруженосец Гисборна признался ему, что тогда в Брионе, уже, после того как Гай упал, после всего, обихаживая его коня, он обнаружил, что подковы на задних копытах едва держатся. Коня перековывали незадолго до турнира, и подковы не могли так быстро разболтаться сами по себе. Томас недосмотрел и был виноват в этом поражении – вот почему у него был такой убитый вид. Для Гисборна осталось загадкой, зачем Жюлю понадобилось устраивать это, он отлично владел копьём и щитом, он мог бы одержать и настоящую победу и…Опять – же деньги: зачем ему нужен был от Гисборна такой выкуп?
Томас остался с Гаем до окончания турнира в Руане, то есть до того времени, пока всё не разрешилось, а потом ушёл. Гай не пытался остановить его...
Жизнь шла своим чередом – от турнира к турниру, от melee к melee…Гисборн не чуждался компании таких же рыцарей, как он. Бывало, что выкупы были ненадёжны, или он сам попадал в плен, и тогда находился кто – то, кто выкупал его, и он платил тем же. Дело не обходилось одними турнирами. Закалённые в постоянных состязаниях вольные рыцари сбитыми кампаниями нередко принимали участие в маленьких войнах, осаждая или защищая крепости. Со временем сэр Гисборн, побывав в подобных сражениях, обрёл реальный военный опыт, хотя турниры и оставались его основным занятием.
Но однажды сэр Гай, получив приличный выкуп, вернулся на очередной постоялый двор и понял, что больше он не может так жить… Ему тридцать три года. Он не имеет ни дома, ни семьи, не имеет надёжного покровителя и никаких реальных перспектив.
Кажется, пришло время вспомнить о том, что существует поместье Гисборн и что существует некая власть, от которой зависит – сможет ли он вернуть себе то, что некогда принадлежало его семье, или нет.
Возможность оказалась более реальной, чем сэр Гай мог себе представить. Незадолго до этого принц Джон самовольно сместил ноттингемского шерифа, назначив на его место своего ставленника, который теперь искал преданного рыцаря на должность капитана гарнизона. В пользу Гисборна сказалось многое – он был из здешних мест и имел реальные претензии, которые можно было обратить в нужное русло. Рыцарь был опытен в бою и целеустремлён. Он был образован, и ему не нужно было объяснять многие вещи, притом, что он не имел абсолютно никакого таланта к политике или дипломатии. Зато им можно было управлять по своему усмотрению, почти без ограничений. Было у него и ещё одно «прекрасное» по мнению Вэйзи свойство – Гисборн не питал верноподданнических чувств к королю: был обозлён на законную власть за то, что некогда отец его поплатился всем, отправившись в крестовый поход. Обиженный, самолюбивый, и, самое главное – понимающий на что идёт, Гай стал просто находкой для шерифа.
В итоге «доблестный» рыцарь прошёл испытание на «гордость». На небольшом пиру Вэйзи потребовал от Гисборна в присутствии местной знати принести ему присягу «над цаплей»*. Но… всё это было обставлено так, что в смешном свете должен был оказаться новоиспечённый капитан, а не шериф. Впрочем, никто не посмел даже улыбнуться. Со временем, когда Гисборн окончательно осознал, чем он будет расплачиваться за эту должность, Гай мысленно порадовался тому, что «шуточную» клятву он приносил над цаплей, а не над канарейкой. Ну а после того, как сэр Гай утвердился в новом звании, и шериф убедился в том, что из капитана можно сотворить всё, что угодно… Вэйзи начал творить… И первое, что он сделал – он заставил Гисборна вступить в ряды Чёрных рыцарей…

К началу поединков второго дня герольды вывесили щиты тех рыцарей, которые намеревались «уходить от атаки».
По четырём углам поля были расставлены бочки с песком, в которые вставлялись сменные копья. Схватки такого рода были, как правило, стремительными настолько, что многие рыцари предпочитали сбрасывать сломанные копья, а новые выхватывать на скаку, а не принимать из рук оруженосцев. Для сквайров эти бои были реальной возможностью показать свою быстроту и ловкость, но не все рыцари могли похвастать таковыми.

- Этот риск не будет ничем оправдан, - Робин исподлобья смотрел на Мача и Уилла, уперев руки в бока и немного ссутулившись. Джак обожгла Уилла возмущённым взглядом. Гай перехватил её взгляд и едва сдержал улыбку – с тех пор, как они с Робином буквально вернули его с того света, он испытывал к ней больше, чем благодарность. Вначале он оценил то, что, причиняя ему вынужденную боль, она была к нему очень внимательна и не мучила понапрасну. Позже он понял, что ему просто приятно оказывать Джак какие – то мелкие услуги, как то – помочь с упряжью или привести в порядок оружие. Когда она возникала в непосредственной близости, его черты становились мягче. Это не всегда была улыбка, но маленького роста сарациночка да ещё и с мечом, вызывала в нём какое – то трогательное, хотя и не романтичное, чувство.
- Робин прав. Это не просто не оправдано… И Гуд и я можем неверно повести себя, чтобы лишний раз не подвергнуть вас опасности. Для такого поединка нужен опыт.
Джак с благодарностью посмотрела на Гая, но тот, не желая стать причиной ссоры между Уиллом и ею, был абсолютно серьёзен.
В отношениях Уилла и Гая не было полного доверия или взаимопонимания. Уилл был честен и надёжен – на большее Гисборну просто грех было рассчитывать. В то же время Гай прекрасно понимал, что во многом успех его на турнире, а особенно в melee, зависит от Уилла. Скарлетт был прекрасным воином - в этом Гисборн не раз убедился на собственной шкуре, будучи капитаном Ноттингемского гарнизона. Он был уверен, что в поединке Уилл не будет праздным зрителем и сумеет скоро подать копьё или отвести удар в ходе ближнего боя в melee. Ещё в лагере Гай показал Уиллу несколько хитрых приёмов, с помощью которых можно было быстро собрать и укрепить все связи лат. Научил тому, как вывести из под удара выбитого из седла всадника, как подавать копьё перед боем и в бою, как принимать копьё и прочее и прочее, что должен уметь оруженосец конного рыцаря.
По дороге к ристалищу Гай сказал Уиллу:
- Поверь, я не сомневаюсь в тебе как в воине, но это поединок другого рода. Я должен быть уверен не только в тебе, но и в себе… И я знаю, что ты будешь мне необходим в третий день, как воздух…
Нельзя сказать, что Уилл совсем не ожидал ничего подобного – он ещё прежде уяснил себе, что Гисборн из тех, кто стремиться иметь надёжный тыл, но… Он не ожидал, что Гай будет с ним настолько откровенен относительно своих сомнений. А Гай был действительно откровенен с ним.
День выдался пасмурным, что было на руку соревнующимся - меньше шансов быть ослеплённым в ходе резкого манёвра. Рыцари съехались к разным сторонам поля… Кто –то всё ещё обсуждал вчерашние события, кто –то уже готовился к поединку, одни - нервно смеялись, иные напротив – были серьёзны… Все ждали сигнала герольдов с первому бою.
На этот раз одному из первых выпало выехать на площадку сьёру Гийому.
К началу поединка он занял центральную позицию со своей стороны, его противники выстроились в ровную линию с другого конца ристалища. Герольды протрубили, и заградительные канаты были опущены. Всадники бросились навстречу друг другу.
«Атакующие» держали очень плотную дистанцию, едва не касаясь друг друга шпорами. Разбить эту стену с первого захода не было никакой возможности, и Гийом решил атаковать одного из крайних рыцарей. Долетев до середины поля, он немного развернул коня вправо и направил его, атакуя крайнего рыцаря по левую руку. На первый взгляд это было неудобно, но в то же время такое же неудобство испытывал и тот, на кого нёсся Гийом. Едва достигнув середины площадки, бастард вскинул руку с копьём над головой, и, поравнявшись со строем, одним ударом, направленным сверху в щит, вышиб противника из седла. Конь Гийома был настолько резв, что двое остальных рыцарей не успели перестроиться из линии в диагональ и помешать ему. Поединок прошёл стремительно, и победа была засчитана в пользу сьёра Гийома де Ламбри законного бастарда.
Жребий Гуда оказался выбранным ближе к середине списка, поединок Гая должен был следовать за ним. Свою роль, видимо, сыграло то, что на этот раз поединки не носили личного характера и Гисборн намеревался биться под гербом Гуда. Когда рыцари въехали в нейтральную зону, на трибунах почувствовалось некоторое оживление.
- Ты у нас сегодня «герой», - Робин криво усмехнулся, поглядывая на Гая.
- «Герой» я был вчера, а сегодня… - Гисборн покосился в сторону «атакующих».
- А сегодня кто – то может последовать твоему примеру, - подбодрил Гуд, глядя в том – же направлении. Гисборн резко выдохнул:
- Вот что мне в тебе нравится, Робин, так это твой искромётный оптимизм.
- Рычи, рычи, - хохотнул Гуд и похлопал Гисборна по плечу.
Сигнал к поединку был подан и канаты опущены.
Рыцари бешеным галопом понеслись к середине поля, поднимая клубы пыли. «Атакующие», видимо по предварительной договорённости, перестроились в ходе движения так, что всадник, занимавший среднюю позицию, чуть придерживал коня. Судя по всему, они намеревались на скорости окружить Гуда. Робин дал шпоры Принцу, и прибавив ещё немного, вклинился между двумя противниками с левого фланга. Копьё Гуда с треском сломалось о щит «среднего» рыцаря в тот же момент, как и направленное в него копьё разлетелось от удара в грудь. Робин, сбавив от удара скорость, насколько было возможно, быстро и круто взял влево и выхватил из бочки новое копьё. Двое его противников уже успели развернуться и атаковали его, в то время как третий, сбросив обломки копья, принимал новое от своего оруженосца. У Робина не оставалось не пространства, не времени для хорошего разгона, и следующий удар он принял так, как уже делал это в первый день. Он постарался всем телом превратиться в заряд и слиться с копьём. Удар, который он нанёс рыцарю, чуть выбившемуся вперёд оказался настолько сильным, что того повело, он завалился набок, оруженосец его не успел поддержать его, и рыцарь не удержался в седле.
Победа в поединке была признана за Робином Гудом.
Робин выехал с поля, снял шлем и капюшон. Поворотив коня, он медленно приблизился к своим. Мач, Уилл, Джак, расположились недалеко от барьера в ожидании следующего поединка - на поле должен был выехать Гисборн.
Борнель представил его…
Гай опустил забрало…
Герольды протрубили…
Поле было открыто…
В ходе первой сшибки Гай на полном скаку направил своего коня на левый фланг и атаковал своего противника ударом в плечо. Копьё со скрежетом прошло по касательной, но силы его не хватило, что бы выбить мощного соперника из седла, и хотя копье Гая разлетелось, рыцарь, нанёс Гисборну сильный удар - пробив щит и сломав копьё, он угодил в среднюю часть доспеха. От этой атаки Гай завалился на спину, но в седле удержался. Ему показалось, что это был удар не копья, а молота…
Трибуны отозвались гулом. После вчерашнего выступления у публики появились не только свои любимчики, но и те, кому победы не желали. Кого было больше?... А кого из рыцарей это особенно волновало?... Гай выступал под своим именем. Возможно, если бы он напомнил, что четыре года назад был некто, бившийся под именем «Красивая рука», поддерживающих его было бы больше, но… Не будем забывать о странностях характера нашего героя.
Оба рыцаря сбросили обломки и направили своих коней к углам площадки за новыми копьями. Когда началась вторая атака, Робин увидел, как Гай пустил Забияку в галоп, и ему показалось, что конь идёт не в полную силу. Двое «Атакующих» же в это время, плотно прижавшись друг к другу, неслись, готовые всей мощью атаковать Гисборна. Когда до «атакующих» оставалось не более двух корпусов, Гисборн резко взял вправо, попросту пропустив их и не задействовав копья. Рыцари пронеслись мимо него в хорошем темпе, и перестраиваясь стали разворачивать коней, не успевая набрать скорость. Гай же тем самым выиграл время – Забияка развернулся гораздо раньше и легче и теперь рыцарь на полном скаку атаковал крайнего левого для себя противника.
Между тем за спиной у него оказался соперник, атаковавший его первым. Он нагнал его и даже почти поравнялся с Гаем, пытаясь помешать ему атаковать, но именно из – за этого стал помехой для своего товарища. Гаю – же выбирать не приходилось, и он обрушил на своего врага удар в среднюю часть доспеха. Из – за неразберихи соперник его, сбросивший скорость, не смог ответить ему как должно, потерял от удара стремя и завалившись набок, сполз на землю.
Победа в поединке была признана за сэром Гаем Гисборном.
Гай спешился, с трудом снял шлем и капюшон. Уилл помог снять Гаю разорванную тунику и Робин провёл рукой по его панцирю – теперь его украшала хорошая вмятина. Робин поднял глаза на Гая – в горячках тот почувствовал только мощный удар, теперь же та, едва зажившая рана дала о себе знать – Гуд понял и без слов: удар по сломанным рёбрам пришёлся не слабый.
Завершения поединков на этот раз ждать не стали. Только Гираут остался, найдя себе весёлую ватагу, к тому же и герольды, с которыми он свёл знакомство, отпускать его отказались. В шатре он появился уже ближе к вечеру, когда рыцари уже привели себя в порядок, Джак наложила Гаю тугую повязку, и вся компания занималась подготовкой оружия к завтрашнему дню.
- Ну что ж, господа доблестные рыцари и не менее доблестные оруженосцы…Спешу поведать вам о пользе увеселительных мероприятий и напомнить о прелести куртуазного поведения.
Робин склонил голову набок и хитро прищурился:
- Гираут, ты втёрся в друзья к принцу?
- Нет. Но именно дружеские связи и умение завязывать отношения сыграли своё дело.
Во - первых, - Борнель поклонился Робину и подал ему небольшой свиток с печатью, - вы, граф, приглашены сегодня на ужин в честь завершения второго дня турнира и его высочество желает видеть вас за своим столом.
- И чем же я обязан этой чести?
- Этой чести вы обязаны тем, что являетесь пэром. К столу приглашены все рыцари, равные вам в вашем несчастье.
Во вторых, - продолжил Борнель, - и это гораздо важнее, - завтра его высочество ожидает посла. Принять гостя именно в качестве посла он не сможет – слишком опасно. Поэтому сей загадочный господин будет находиться среди приглашённых на главной трибуне, дабы не вызывать лишних подозрений. Не плохо было бы послушать, о чём будут беседовать под знамёнами его высочества.
- И на сколько правдиво такое заявление? - Робин мгновенно сделался серьёзным.
- Правдиво настолько, что нам следует подумать о том, кто и как завтра проберётся на главную трибуну.
Замешательство было минутным.
- Думаю, что. кроме меня, никто из вас не будет выглядеть убедительно, - Джак с улыбкой посмотрела на Робина, - Я могла бы побывать завтра на турнире в качестве гостьи… Но для этого необходимо попасть в список приглашённых или…
- Да-а-а. Веское замечание, особенно если учесть, для чего мы здесь вообще находимся, - Робин усмехнулся одними глазами. «Или, или, или» - он несколько раз повторил обронённое Джак слово и повернулся к Гисборну. Гай изобразил немой вопрос, высоко вскинув брови.
- Мы попросим леди Клеменс помочь нам и провести Джак вместе с собой. Точнее, ты попросишь.
- Я? – брови Гая предательски выстроились домиком.
- Послушай, тебе, как одному из победителей в сегодняшних состязаниях, надлежит засвидетельствовать своё почтение «патронессе турнира» - лучшего случая даже представить нельзя, - Робин говорил вкрадчиво, но уверенно, - я понимаю, что тебе было бы легче держать оборону крепости, чем вести дипломатические беседы, но меня ждёт принц. Поверь, я бы с удовольствием поменялся с тобой местами, но ты же ввергнешь страну в пучину анархии, если окажешься за одним столом с его высочеством.
- А что… Его высочество и леди Клеменс будут сидеть за разными столами? - Гай задал вполне резонный вопрос.
- Именно, - усмехнулся Гираут, - во всяком случае, вчера так и было. Жаль, что вы не решились…
- Нам вчера хватило выступления сэра Гая, - глядя в «никуда», изрёк Робин.
- Ну и ничего страшного не произошло бы, - вдруг вступился за Гисборна Мач, - сэру Гаю не привыкать…Быть в центре скандала…
Робин сделал Мачу «страшные глаза» и тот искренне удивился:
- А что? Разве не правда?
Гисборн запрокинул голову: «... И почему меня сегодня не затоптали?» - но ничего не сказал.
Уилл и Джак переглянулись, едва сдерживая смех.
Робин окинул Гисборна взглядом:
- Да что ты всё так болезненно воспринимаешь? Судя по твоему вчерашнему бенефису, искусством интриги ты владеешь, вид у тебя, - Робин запнулся, - …Бледноватый, правда, но некоторым дамам это нравится… А если ты ещё пару раз одаришь прекрасную леди своей лучезарной улыбкой, - и уверенно добавил: - в крайнем случае, это компенсирует недостаток красноречия. Верь мне.

***
- Жюль не будет принимать участия в melee, - тихо сказал сьёр Гийом, обнимая Гая за плечо и глядя в сторону стола, за которым восседал принц Джон.
- …Он и сегодня не появлялся, с лошади упасть боится? – спросил Гисборн с недоумением.
- Да нет… Уехал встречать какого – то гостя, а то принц переживает, что тот дорогу до Йорка не найдёт…
- …Это тебе принц сказал?
Гийом сдержанно улыбнулся:
- Герольд из тебя действительно не получился бы… Ты слишком прямолинейный…
- …ла Гош…?
- …Ему цены нет…
- …Ну, а завтра – то…?
- …А куда Гость без сопровождения? - Гийом внимательно посмотрел на Гая.
- …А что за гость, знаешь? - теперь уже Гисборн уставился на принца.
- Нет, - Гийом покачал головой, - но почему – то принц не очень хочет представить его уважаемому собранию.
- А тебе не приходило в голову, что Гость может быть не один и что турнир вообще только для того и собран, чтобы «достойно» принять некое посольство… Ну а демонстрация силы - это так, лишний раз не помешает… Оружием побряцать…
- Слушай, Гай… А может, ты зря в герольдах не остался?
- Это всё теория, - Гисборн тяжело вздохнул, - а практиковаться… Я предпочитаю с мечом.
Гисборн и приглашённый им в помощники сьёр Гийом, в сопровождении Де Ла Гоша, среди прочих рыцарей держались в той части зала, на которой властвовала «королева турнира».
Следует заметить, что закон гостеприимства бугурта не требовал того, чтобы его устроитель непременно оказывал внимание своим гостям. Не было ничего предосудительного в том, что господа «зачинщики» могли пировать отдельно от «принявших вызов». Можно сказать, что принц Джон оказал неслыханную милость, пригласив за свой стол рыцарей – пэров невзирая на то, с чьей стороны они выступают на ристаниях.
Патронесса же турнира, образовав нечто вроде своего круга, поздравляла рыцарей, что называется на своей половине, где столы были столь же богаты, а музыканты столь же искусны.
Леди Клеменс, молодая дама лет двадцати пяти, была счастлива той красотой, какой могут похвастать южанки. У неё были тёмные глаза и длинные брови, кожа слегка отливала бронзой, прямой, тонко очерченный нос и немного большой рот. Лицо её отличалось живостью, и по всему было видно, что нрав она имела решительный.
Безусловно «Королева» оказывала особое расположение рыцарям, победившим в ристаниях второго дня и не оставила без поздравления не одного из них. Будучи опытным герольдом, Рене привлёк внимание леди Клеменс к своим господам, и она обратилась к ним с небольшой беседой. Сэр Гийом постарался как можно скорее оставить Гая наедине с графиней, она же с интересом завела с Гисборном разговор, памятуя о его вчерашнем поединке на копьях, а более о той выходке, которую он себе позволил.
- Вы бились сегодня под гербом своего сюзерена, сэр?
- Да, миледи.
- И кто же это?
- Это граф Хантингтон, лорд Локсли.
Графиня улыбнулась:
- Так это он выступает под именем Робин Гуд?
- Да, сударыня.
Леди Клеменс удивлённо взглянула на Гая и обвела взглядом зал, словно желая увидеть «Легенду Англии».
- Он приглашён к столу его высочества, - пояснил Гисборн, графиня же, после минутного замешательства, вернулась к прежней теме:
- Я полагала, что столь искусный в ристаниях рыцарь должен выступать под своим гербом, - в её словах прозвучала ирония, - например, вчера… Вы не были очень стеснительны… Даже принц оценил вашу храбрость.
- Вчера у меня была причина - показать свой герб, сегодня такой причины не было.
- Вы, верно, хотели напомнить его высочеству о вашей доблести? - ироничный тон никак не покидал графиню.
- Вы правы, сударыня. Его высочество охотнее бы забыл о моём существовании, но мне было бы приятнее, если бы он всё же помнил о моей любви к нему, - ответил Гай и низко поклонился, - миледи, могу я обратиться к вам с просьбой?
- Да, сэр.
Теперь леди Клеменс смотрела на Гисборна с любопытством, пытаясь угадать, что могло послужить поводом к такому странному поступку, и что такого ужасного он мог совершить, чтобы принц Джон пытался изгнать его из своей памяти.
- Вы служите королеве Элеоноре, сударыня. Помогите оказать услугу её величеству.
- Её величеству? А о чём идёт речь? – леди Клеменс оправила крыло своему соколу.
- Видите ли… Принц Джон не всегда разборчив в своих связях. Иногда он весьма необдуманно приближает к себе незнакомых людей. Её величеству было бы небезынтересно узнать намерения одной такой особы, которая завтра будет среди гостей принца.
- Вы хотите, чтобы я «присмотрела» за его высочеством? - вопрос был задан с недоумением и некоторым вызовом.
- О, нет, - Гисборн смутился, - но… Вы могли бы провести на трибуну человека, который это сделает, не вызывая подозрения.
- А почему сэр Гисборн считает, что может обратиться ко мне с подобной просьбой, не опасаясь последствий?
- Потому, что вы дали слово - Гай сделал паузу, его взгляд при этом скользнул куда – то мимо собеседницы, - служить королеве, миледи, - он снова замолчал на мгновение, - и я не думаю, что вы измените своему слову.
Графиня была неприятно обеспокоена – её задела последняя фраза; задело то, что сказал сэр Гисборн, и ещё больше то, о чём он промолчал.
- Вы представите мне этого человека сейчас?
- Если вам будет угодно, мадам.
Графиня, несколько помедлив, ответила:
- Да … Мне будет угодно, - леди Клеменс улыбнулась натянутой улыбкой, Гай же, кажется, вообще забыл, как это делается.
Через минуту Гисборн подвёл к графине Джак:
- Леди Скарлетт…
Гай склонился в лёгком поклоне, но смотрел он совсем не на леди Клеменс - он смотрел на сарациночку. От взгляда графини не укрылось, с какой заботой и вниманием рыцарь смотрел на свою протеже. Это было особенно трогательно от того, что молодая дама была невысокого роста, в то время, как сэр Гисборн был выше многих мужчин, и его внимание к ней выглядело как – то особенно.
Поприветствовав Джак, графиня снова обратилась к Гисборну, но уже с лёгким «уколом»:
- Скажите, сэр, а что скажет граф Хантингтон, если узнает о таком пустяке, как ваша просьба.
- Граф Хантингтон был бы счастлив сам обратиться к вам с этой просьбой, миледи, - Гай перевёл свой взгляд в сторону стола принца Джона, и леди Клеменс проследила за ним, - но в данный момент принц Джон завладел им настолько, что ему пришлось отказаться от удовольствия беседовать с вами.
Джак тихонько пожала Гаю руку и тот, наконец, улыбнулся.

***
«Мало того, что перед турниром этот наглец и разбойник Гуд, считающий себя пэром, в открытую заявил о каких - то там позициях братца Ричарда, так ещё и этот, с позволения сказать, рыцарь, выставил меня посмешищем в первый же день турнира. И как грубо… Впрочем, особой утончённостью Гисборн никогда не страдал», - вот такие мысли бродили в голове его высочества принца Джона в то время, как взгляд его застыл на весёлом лице графа Хантингтона лорда Локсли, пировавшего с ним за одним столом.
«Ну, зачем мне такой пэр? И земли, опять же…Ведь есть верные люди, любящие безгранично наше высочество…», - принц вздохнул и перевёл взгляд на другой конец зала. Как назло, взору его предстала препаршивейшая картина – этот каланча Гисборн о чём – то любезничал с леди Клеменс. «Вот нашли друг друга…», - поморщился принц, думая не то о Робине и Гае, не то о Гае и леди Клеменс.
Однако настроение принца весьма скоро улучшилось. От глаз Робина не ускользнуло, как к высокому креслу хозяина турнира подошёл прежде куда – то запропастившийся барон де Ламбри, и наклонившись чуть ли не к августейшему уху, что - то прошептал. Лицо принца мгновенно преобразилось и засияло обаятельнейшей улыбкой. Он даже хлопнул в ладоши, и музыканты заиграли быстрее.

***
Условившись с леди Клеменс о том, что Джак прямо с пиршества отправиться вместе с ней в замок, дабы на следующий день не вызывать лишних подозрений, Гисборн уже собирался оставить праздничное сборище, как вдруг…
…барон де Ламбри собственной персоной проследовал к выходу со стороны его высочества.
Гай огляделся: «Гираут»…
Гисборн довольно бесцеремонно выволок его из весёлой толпы менестрелей:
- Пусть Робин выйдет из – за стола…
- Но граф…
Железная длань сжала плечо Борнеля, а хищное лицо заставило забыть слово «невозможно»…
- Графу… Необходимо освежиться, - прошипел Гай.
Робин, услышав от своего «герольда» о том, что ему «на сегодня довольно» и проследив взглядом в сторону им указанную, увидел мрачную фигуру Гисборна со скрещёнными на груди руками.
«Никак боится, что не выспится перед завтрашним побоищем…», - пронеслось у Робина в голове.
- Ты видел барона?
- Гай, ты всё никак не уймёшься… - Робин с прищуром глянул на Гисборна.
- Он привёз Гостя, о котором говорил Борнель…Ла Гош расстарался…Если мы попадём в замок, то, возможно узнаем с чем эта персона пожаловала.
- Интересно, как мы это узнаем?, - Гуд склонил голову набок.
- Ты, как всегда, что-нибудь придумаешь…А в замок можно попасть без особого риска, если побыть охраной для графини и Джак. Но в охрану будешь набиваться ты, - поспешно добавил Гай, - …К тому – же леди Клеменс спрашивала о тебе…
- М-м? И что спрашивала?, - Робин широко улыбнулся.
Гисборн с невозмутимым видом изрёк:
- Спрашивала, а не получу ли я от тебя по шее за то, что Джак полюбуется на сражение с центральной трибуны.
Борнель хохотнул, вспомнив фразу Робина о дуновении ветерка от меча…
- Резон попасть в замок есть… Может быть и Джак не придётся рисковать, - подытожил Робин. Гисборн в который раз за вечер поклонился, теперь уже перед своим сюзереном, указывая, в каком направлении ему следует двигаться и, пропустив впереди себя Борнеля, шагнул следом, высоко подняв голову.
Графиня де ла Фрез не была лишена авантюризма, а обаяние Робина легко заставило её согласиться на такой эскорт и, возможно, не только на эскорт. Не смотря на то, что леди Клеменс не питала никаких добрых чувств к королю, включая благодарность за оставленную ей жизнь, в то же время она весьма прохладно относилась к персоне принца Джона. Торжество было решено покинуть сразу же вслед за его высочеством, и ждать долго не пришлось. На Борнеля же была возложена миссия по спасению двух полусумасшедших рыцарей, в случае их провала - благо, что личностью он был известной, и королеве Элеоноре в том числе.
Покои Гостя оказались в той же части замка, что и покои графини. Выяснить это не составило большого труда: прислуга, как и любая прислуга в большом замке, развлекалась одним известным ей способом – сплетнями. Рыцари проводили дам до комнаты графини. Так как было совершенно непонятно, где его высочеству захочется беседовать, и будет ли он вести какие – то разговоры в замке вообще, то решено было разделиться – Робин остался в гостевой части, Гай – отправился к покоям принца, тем самым, в которых он побывал позавчера, и где столкнулся с бароном. Дальше решили действовать по обстоятельствам, прекрасно понимая, что затея может оказаться абсолютно пустой, а эти самые «обстоятельства» могут оказаться весьма плачевными.
Едва освещённый факелом коридор, в котором остался Робин, был тупиковым. Гуд прошёл до его конца и затаился в нише, отметив, что под дверью сияет полоска света и огонь в комнатах гостя не потушен. Сколько он так простоял, определить было сложно, но спустя какое - то время в покои Гостя постучали. Когда дверь открылась, то в освещённом проёме Робин увидел барона де Ламбри. Он что – то тихо сказал, обратившись к постояльцу и помедлив минуту ещё с каким – то вопросом, удалился.
Робин осторожно вернулся до покоев графини и тихо стукнул в дверь. Джак открыла почти бесшумно. Всё, что последовало далее, было делом необычным и по большей части безрассудным.
- Простите, графиня, но, кажется, в эту ночь поспать вам не удастся, - Робин извинился, но в его тоне не было ни капли сожаления.
- Это было понятно с самого начала, - леди зажгла пару лишних светилен.
- Неужели сэр Гисборн был настолько красноречив? - Робин принялся выставлять деревянный ставень, которым было закрыто окно. Графиня тихо рассмеялась:
- Напротив… Думаю, что сэр Гай и не предполагал, что после полуночи ему придётся отправиться в замок, а не в лагерь.
- Ошибаетесь, сударыня, - Робин уселся на подоконник, уперев ноги в неширокий карниз, опоясывавший стену снаружи, - эта безумная идея принадлежит как раз сэру Гаю, - молодой человек осторожно поднялся, ухватившись руками за глубокий оконный откос, - а вообще, мы оба любим развлечения подобного рода! - и исчез.
Плотно прижимаясь к стене, Гуд двинулся к соседнему окну. Проделав путь примерно в девять ярдов он, не без дрожи в коленях, добрался до следующего окна и взобрался в оконную нишу. Не только рубашка, но и котт* подмышками и на спине взмокли. Ладони тоже были влажными, но Робин этого не почувствовал.
«С мусоропроводом как – то легче…», - пролетело в разгорячённом мозгу.
Со стороны комнат окно так же было закрыто деревянным ставнем. Но ниша была глубокой настолько, что расположиться в ней можно было без особого труда, к тому - же она надёжно скрывала от ветра и лишний шум сюда почти не проникал. Робин приник к ставню – в комнате о чём – то говорили, но слышно было настолько слабо, что нельзя было разобрать ни слов, ни даже интонаций. Глупо было «останавливаться на полпути»…Гуд достал кинжал и попытался вогнать его в самую широкую щель, какая была среди досок щита. Изнутри никто ничего не услышал… скорее всего потому, что никому и в голову не могло прийти, что кто - то может находиться с внешней стороны стены да ещё на такой высоте. Небольшая дыра сперва призвана была послужить глазком, а затем слуховым отверстием – оставалось только ждать.
Принц явился в сопровождении барона де Ламбри, но тот по выразительному жесту его высочества почти сразу оставил кампанию.
Гость стоял спиной к окну и до того, как началась беседа, Робин не увидел его лица. Чувствовалось, что послов двое, но второго в крохотное отверстие совсем не было видно. Собеседники говорили очень тихо, поэтому до слуха храбреца донеслись только обрывки фраз, но и этого было вполне достаточно для того, чтобы понять, о чём шла речь.

- Вы не раз ………. преданность его величеству, принц. На этот раз ……….вам заключить сделку ……….стороны и Генрихом с другой.
- Генрих - редкое чудовище…, - ……….вообще столкнуться с ним, ……….живём на острове.
- Кроме ……….жаден…………. этого Минотавра…
- То есть?
- Король ……….Генриху ……….судебные проволочки*, с тем, чтобы Ричард как ………. в его власти. Филипп будет ……….высочество, если вы ……….также ежемесячно ……….энную сумму –……….понравиться.
- ……….готов потратить король?
- Не ……….марок, ваше высочество, -
- Однако… Тысяча марок ……….подумаем. ……….турнире вы получите письмо ………. сумму, которую готов ……….брат вообще ………. Англии*.
Гисборн тем временем добрался до покоев принца. Положение его было таким же шатким – у дверей стоял караул из пары гвардейцев, а укрыться, собственно, было негде, кроме того дверного проёма, в котором его угораздило столкнуться с Жюлем. Гай решил ждать до победного, тем более, что никакой толковой договорённости о том, как они с Робином будут выбираться отсюда – не было.
Между тем в коридоре послышались шаги, и у дверей покоев его высочества возник барон. Он самолично отпустил охрану, и гвардейцы удалились, прихватив факелы с собой. Сам Жюль ушёл по лестнице, что выходила в этот же коридор. Гисборн остался в кромешной тьме. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Гай решил выбраться из своего укрытия, однако снова услышал шаги. Шаги эти раздавались, опять – таки, со стороны лестницы и сопровождались светом, но не от факела, а от небольшого фонаря.
Барон вернулся, и копаясь с замком, судя по всему, вознамерился проникнуть в покои принца. Когда дверь открылась, и Ламбри уже перешагнул порог, Гисборн просто втолкнул барона в комнату и закрыл за собой дверь.
Мечи с характерным звуком оставили свои ножны. Жюль машинально поставил фонарь на первое, что попалось под руку – высокий стол для письма.
- Гисборн?... Что ты здесь делаешь?
- Соскучился…На турнир ты не явился, вот я и подумал…какая разница… Где и когда выяснять отношения…
Противники обменялись ничего не значащими ударами.
- О чём ты? Ты полагаешь, что меня задела твоя наглая выходка?
- Нет. Меня задела твоя наглая выходка…Помнишь…День Святой Люсии?.. В Брионе?
- Но ты же честно проиграл тогда…
- Да ну? Обычно, честно выигрывают… Впрочем… Меня волнует не это…Я хочу знать, что такого я сделал, чтобы тебе понадобилось вытрясти из меня деньги, которых у меня отродясь не было?…
- Ты так хочешь знать это?
- Хочу!
- Ты будешь разочарован, Гисборн…
- А мне не привыкать…Быть разочарованным…
- Ты оказался в ненужное время… И не там, где следовало… Это ты нашёл ту чёртову пряжку… И отдал её Гийому… Мне не было интересно, чтобы ты узнал, кто убил отца…К счастью, Гийом оказался не болтливым.
- Ты полагаешь, что Гийому следовало тобой гордиться…?
- …Он всегда отличался живым умом… Не в пример тебе, но он медлил…Ни разбирательства… Ни суда…
- Ближе к делу…
Поединок был вязким. Жюль стремился закончить его как можно скорее. Гай – ему было важнее дослушать до конца начатое.
- Он решил, что ты не пропадёшь… Зарабатывая на хлеб турнирами …Я решил совместить приятное…С полезным… Это была маленькая месть… Мне просто нужны были деньги…После побега…Я был уверен, что проиграв, ты займёшь у Гийома… Немного…Мне нужно было, чтобы ты проиграл наверняка…
- Наверняка?!
Барон сделал подряд несколько рубящих ударов, от которых Гисборн просто уклонился.
- Как видишь… Тебе была отведена… Очень ….Скромная …Роль…
Де Ламбри, почувствовав превосходство «раскрылся» - Гаю этого было довольно, что бы сделать стремительный выпад и вогнать клинок в противника.
- А я вообще… Очень скромный…
Гай выхватил меч, и Жюль, едва завалившись на спину, тяжело сполз по стене. Гисборн судорожно сглотнул, губы его были плотно сжаты. Какое – то мгновение Гай помедлил, глядя на поверженного врага, потом снял перчатку, опустился на колено и дотронулся до его шеи. Пальцы сами скользнули за воротник… Цепочка…Гай намотал её на кулак и дёрнул.
Труп повалился вперёд и застыл в нелепой позе.
Нужно было выбираться…В конце концов сюда он пришёл совсем не за этим.
- «А за чем!?»
Гисборн осмотрелся, быстро подошёл к освещённому фонарём бюро. Ни на столешнице, ни в шкатулке, что стояла здесь же, не было ничего интересного – только писчие принадлежности.
«Писчие принадлежности, письма… Письма…», - в висках начинало стучать. Гай опустил руки под столешницу - ларец. Гисборн вскрыл его, и насколько можно было быстро, и внимательно просмотрел свитки при свете фонаря. Одно письмо его явно заинтересовало. Послание и пару чистых пергаментных свитков он сунул за пазуху и, поставив ларец на место, затушил фонарь и осторожно вышел вон.
Опасный путь до открытого окна показался Робину легче – затея удалась. Сбитые в кровь пальцы цеплялись за выступающие края каменных плит. Робин щекой чувствовал их шероховатость и выщерблины, ощущал их влажный запах…Стройная, гибкая фигура двигаясь вдоль стены, преодолевала дюйм за дюймом, старясь слиться с изъеденной ветром твердью.
Джак, всё это время стоявшая у оконной ниши, помогла Гуду забраться обратно в комнату. Леди Клеменс подала Робину кубок, но он молча отказался, тяжело дыша, опустился на пол и уронил голову на руки. Когда мгновение спустя он поднял глаза, то увидел, как графиня судорожно допивает предложенный было ему напиток. Джак смотрела на него с немым вопросом, но не решалась заговорить …
Робин усмехнулся:
- Тебе придётся остаться, Джак. Завтра во время турнира принц передаст Гостю письмо. Было бы неплохо заполучить его, но так, чтобы…
- Ты имеешь в виду подменить… - очаровательное лицо Джак изобразило глупую невинность.
- Только прошу тебя, не взрывай ничего – его высочество дорог нам как залог некоторой стабильности.
- Да я и не собиралась…Ты же сам сказал, что нужно просто послушать…Ну, я конечно озаботилась кое – чем, но ты можешь быть абсолютно спокоен – никаких жертв.
- Ты не просветишь меня? - Гуд улыбнулся, плутовски глядя из под чёлки. Джак что-то сказала по арабски и сделал неопределённый жест рукой. Робин рассмеялся, и повернувшись к графине сказал:
- Запаситесь на завтра носовым платком, миледи – он очень вам пригодится.
Услышав подобные речи, леди Клеменс с интересом взглянула на Джак:
- Господа, я и не предполагала, что его высочество настолько неразборчив в своих связях.
Третья свеча догорела до середины, когда в дверь тихонько стукнули. Робин замер у дверного косяка с мечом в руках, когда леди Клеменс пропустила в комнату Гая.
Рыцари переглянулись и едва заметно кивнули друг другу.
- С толком? - задавая вопрос, Робин обратил внимание на то, что у Гая совершенно опрокинутое лицо.
Гисборн достал свиток. Робин развернул пергамент – это было письмо. Он быстро пробежал глазами послание. Это было известие от герцога Леопольда* к принцу Джону о том, что он уже продал короля Ричарда императору Генриху за 50 000 марок. Робин сжал зубы и посмотрел на Гая.
- «Снова этот взгляд как у больной собаки. Похоже, мы оба явились сюда за дурными вестями».
- «Они продают его как быка или осла»*, - Робин был взбешён и пытался загнать свою ярость вглубь, не давая ей ходу. Пожалуй, никто из присутствующих, даже Джак, не смогла бы оценить всей гнусности этой бумаги, поэтому на душе стало ещё паршивее.
Из свитка выпали чистые листы пергамента, и Гай наклонился, чтобы поднять их. Он передал листы Джак.
- Что это?
Гай пожал плечами:
- Я просто подумал, что такой свиток может пригодиться. Свитки любого адресата отличаются один от другого…
«А умный у нас - шериф…», - Робин боролся со своей досадой. Он достал приглашение к столу принца и, открепив от него его личную печать, внимательно посмотрел на Гисборна. Гай понял, что письмо раздосадовало Робина, но он не нашёлся, что сказать, и только глубоко вздохнул.
- Это будет иметь какие – то последствия? – Робин был явно обеспокоен тем, какой опасности они теперь подвергали обеих женщин.
- У его высочества будет дурное настроение… - Гай явно этого не уловил.
- Я имел в виду то, как мы будем выбираться отсюда…
- Если принцу не взбредёт в голову ночевать в кабинете, то последствий не будет…
- Ты с ума сошёл? Кто хоть это?
- Де Ламбри …

Турнир. День третий.

Утро у его высочества явно не задалось.
Принц самолично наткнулся на труп барона де Ламбри и едва не лишился чувств. Вовремя опомнившись – его высочество был совершенно один, и демонстрировать свою утончённую натуру было не перед кем, - принц кинулся к бюро.
Вторым ударом, который постиг его, оказался грубо взломанный ларец с письмами - греющее душу послание от герцога Леопольда исчезло.
Принц ещё раз взглянул на бездыханное тело своего вассала и справедливо решил, что тот погиб, защищая тайны своего горячо любимого господина. Кто был тем негодяем и убийцей, который отважился на такое святотатство, оставалось только догадываться.

- Ты рискуешь не только собой, а всей кампанией, - Робин говорил спокойно и жёстко.
- Послушай, имея в руках боевые мечи, никто не будет упорствовать на тупых копьях, и шанса получить второй такой удар по рёбрам у меня нет.
Робину хотелось сказать, что это бахвальство…В конце концов он мог просто приказать…
- Робин, послушай, я всё понимаю…Возможно это глупость, но… Ещё большая глупость остаться в лагере. Поверь, принцу не понравится, если он не увидит меня на melee, ведь вчера на пиру я был в добром здравии.
- Но вчера на пиру вы могли напиться до бесчувствия, - серьёзно заметил Мач, застёгивая пряжку своего шишака.
Борнель прикрыл глаза рукой, чтобы не видеть реакции Гая, но не слышать её он не мог.
Раздалась тирада, мало отличавшаяся по звуку от иерихонской трубы, и вся компания, убедившись в том, что сэр Гай Гисборн вполне годен к участию в сражении, двинулась в сторону поля.
Melee намечено было проводить на открытой местности. Для этого на пустоши, с помощью неглубокого рва, огородили специальную площадку, с двумя нейтральными зонами.
Для принца и его свиты была выстроена отдельная трибуна, в то время как всем остальным зрителям предлагалось наблюдать за происходящим стоя. Следует заметить, что здесь не наблюдалось того праздничного размаха, с которым были обставлены состязания первых двух дней. Оно и понятно. Melee всегда отличались своей военной естественностью. Если целью ставилась не денежная пожива, а вопрос превосходства – такое сражение мало чем отличалось от боевых действий и даже оружие рыцари часто выбирали на своё усмотрение.
К началу схватки выяснилось, что в ней намеревалось принимать участие сорок рыцарей – по двадцати человек с каждой стороны, и это не считая оруженосцев.
Кампания «принявших вызов» негласно разделилась на два отряда. Во главе одного из них по решению рыцарей встал граф Хантингтон, во главе второго – Гийом де Ламбри – законный бастард.
Герольд подал сигнал, трубачи протрубили трижды, и рыцари с обеих сторон поля, отпустив поводья, пустили коней навстречу друг другу. Постепенно рысь перешла в стремительный галоп, пригнувшиеся к холкам всадники ощетинили свои линии копьями и неслись навстречу сшибки.
Грохот щитов, треск от ломающихся копий и скрежет от столкнувшихся доспехами коней – всё потонуло в криках зрителей. Пыль, поднятая всей этой буйной, бесформенной не то толпой, не то грудой, повисла в воздухе и не давала определить, на чьей стороне оказался перевес взаимной атаки. Кони словно плясали, вставали на дыбы, вскидывая своих всадников.
Удары копий, метившие в заклёпки щитов, забрала и воротники находили свои цели. Пробитые и смятые доспехи, вопли, запах конского пота, гром и отблески оружия, шум – всё смешалось в единый вихрь.
Гийом знаменитым своим приемом вышиб из седла своего противника, разбив его щит с первого удара. Бастард вырвался из клубка на какие – то мгновения. Сквайр его подал ему новое копьё, и Гийом, развернув коня, пустил его вокруг сражающихся. Выбрав достойную цель – рыцаря, находящегося лицом к нему, он направил своего коня в гущу, навстречу противнику. Следующая атака второго командира «принявших вызов» также оказалась сокрушительной.
Выбитые из сёдел рыцари находили своих противников, оруженосцы уводили своих и чужих коней – одних спасая, других в качестве поживы.
Гисборн рассчитывал только на один удар копья – большего он не ждал и имел намерение биться верхом с мечом в руках так долго, как только это будет возможно. В пылу схватки, в горячках он совсем не чувствовал боли. Копьё его переломилось от удара в забрало, но и сам он получил мощный «заряд» в щит. Сильно завалившись назад, он едва не упал – Уилл, постоянно державшийся рядом, просто не дал ему опрокинуться.
По дробному звуку, который начал доносится с поля, стало понятно, что в ход пошли мечи. Постепенно рыцари разбились попарно, и теперь мощная груда рассыпалась, пыль постепенно осела и с трибуны стало наконец толком видно, что происходило на поле.
Рыцари разили и обрушивали друг на друга удары с такой неистовой силой, что судьи несколько раз порывались остановить бой. Однако жезл не был брошен – схватка продолжалась. Когда с обеих сторон было уже по четверо пленённых, и силы начали сдавать, бившиеся с разных флангов Гуд и Гийом – бастард, сквозь грохот боя дали своим рыцарям команду теснить противника с флангов к центру. «Зачинщики» оказались в «клещах» и им пришлось перестроиться спиной к спине, но на приличном расстоянии друг от друга.
Гуд действовал своим мечом столь мастерски, что противник по первой его едва успевал отражать удары. Но лёгкость и гибкость Робина постепенно брала верх. Разящая точность его клинка была молниеносной и соперник, получивший удар в голову, поднял забрало. Мач, внимательно следивший за поединком бросился к Гуду – очередной пленный был на стороне «принявших вызов»…
В то время как на поле разворачивалась схватка между двумя кампаниями, на трибуне происходили не менее интересные события.
Его высочество принц Джон прибыл на финальный бой в окружении обширной свиты и высоких гостей. Были среди них и два господина, имевшие накануне ночью весьма занимательную беседу с его высочеством. К сожалению, при них не было того изысканного, внушающего доверия рыцаря, который сопровождал их прежде… Да и настроение у принца, судя по всему, было скверным, однако…
Однако места гости заняли самые лучшие – по правую руку от его высочества, в то время как,
леди Клеменс расположилась по его левую руку.
Джак, прошедшая на трибуну под видом подруги «патронессы турнира», оказавшись на трибуне, уже никого не интересовала, и заняла место несколько позади «посла», сидевшего ближе к его высочеству.
Принц вёл неспешную и очень тихую беседу, и о чём шла речь – Джак слышно не было. Впрочем, подробности её и не интересовали – всё и так было известно… Сарациночка с большим интересом следила за руками его высочества и его Гостя. Костюм принца предусмотрительно дополняла меховая муфта, и нетрудно было догадаться, что именно она скрывала, кроме холёных рук.
День выдался солнечным, но морозным. Леди Клеменс, поёжившись, запахнула полы своего плаща, и обратилась к принцу с естественной в такое время года просьбой:
- Ваше высочество, не будете ли вы столь любезны, чтобы распорядиться на счёт жаровни…
- Вам холодно?
- Да, ваше высочество…Горячие угли были бы весьма кстати…
Принц вымученно улыбнулся:
- Думаю, что доблестные рыцари искренне позавидовали бы вашему холоднокровию, - изрёк его высочество, глядя на поле и хлопнул в ладоши.
Подобное желание не было чем – то из ряда вон выходящим, а в обязанности сенешаля входили и подобные пустяки – такие, как обеспечение тепла.
С появлением двух внушительных жаровень многочисленная публика на трибуне оживилась ещё больше. Дамы и господа время от времени вставали со своих мест с тем, чтобы погреть руки и немного размяться. Джак поднялась со своего места и тоже подошла к жаровне. В руках у неё был небольшой ковчежец, содержимое которого она незаметно высыпала в край раскалённого ложа. Постояв немного и погрев руки, она скоро вернулась на место и тут…
Со стороны жаровни потянуло едким белым дымом – тем самым неповторимым ароматом, который оружейных дел мастер советовал вдыхать шерифу Вэйзи… Вдыхать и наслаждаться… Публика, включая его высочество, постепенно начала «наслаждаться», и, когда кашель и слёзы душили уже половину трибуны, находчивый сенешаль решил «потушить» всё это безобразие. Воды на трибуне не держали – только вино. Эффект оказался потрясающим. В том, что громыхнуло, не было никакой заслуги Джак. Принц …Ну просто на удачу… Выронил муфту… Последний раз его высочество испытывал такие острые ощущения, ослеплённый сиянием щитов «короля Ричарда» во время своей неудавшейся коронации. В сегодняшнем же происшествии был очень большой плюс – звуковая волна. Принцу несколько не повезло – он не успел высморкаться до того, как раздался взрыв. Но в итоге, кроме гордости и, некоторым образом, платья … Не пострадало ничего.
Изящная ручка Джак легко подхватила с пола милый аксессуар и, скользнув внутрь, вынула небольшой свиток. Заранее заготовленное письмо с подлинной печатью она просто бросила под ноги его высочеству. С милой улыбкой сарациночка подала оконфузившемуся принцу муфту - глаза красавицы просто сияли любовью! Его высочество был несколько растерян, не обнаружив ничего внутри меховой игрушки, однако он недолго искал пропажу, и обнаружив у своих башмаков обронённый пергамент, несколько успокоился.
Тем временем бой продолжался. В пылу борьбы Гай заметил, что двое рыцарей начали теснить Робина. Его, судя по всему, выбрали мишенью с тем, чтобы оставить часть кампании без командира. Гисборн, прокладывая себе путь мечом, направил своего коня ближе к Гуду. Уилл двинулся за ним. Стычка оказалась нешуточной. Один из противников Робина был много массивнее его и напирал практически своей мощью. Удары его обрушивались с завидной постоянной скоростью, будто он и не знал усталости. Гисборн, не имея возможности как - то подать знак Робину, постарался просто оттеснить его. Такой манёвр не понравился сопернику Гуда, равно как и самому Гуду. Однако в какой – то момент рука Робина оказалась недостаточно быстрой. Меч рыцаря - «зачинщика» стремительно опускался, намереваясь оставить «Легенду Англии» по меньшей мере, без руки. Гисборн оказался проворнее, к тому же он бился левой рукой, чем причинял своим противникам большое неудобство. Отражённый им удар был в какой – то степени неожиданным, а точнее сказать непривычным. Робину, между тем, грозило оказаться «в клещах». Тогда Мач и Уилл заняли позади него такую позицию, чтобы противникам не с руки было приблизиться к нему. Как сквайры они ничего не нарушили, но вместе с тем стали некоторым препятствием для атакующих.
Перевес был на стороне «принявших вызов». Для того, чтобы остановить схватку, должно было произойти либо ещё одно пленение, либо признание поражения, либо ранение кого – то из рыцарей с любой стороны, т.е. – чистая формальность.
Гисборн по прежнему бился с громилой, который едва не покалечил Гуда. Перевес «зачинщика» начал проявляться особенно остро и Уилл весь превратился в зрение, силу и дух. В определённый момент Гай пропустил мощный удар, который пришёлся в основание шлема. На melee он надел другие доспехи, зная по опыту, чем может закончиться подобная свалка. Шлем его был пристёгнут к нагруднику ремнями, и последний удар пришёлся как раз по ним. Следующий удар ему грозило пропустить, так же как и предыдущий – так его оглушило. На высоте оказался Уилл – он погасил своим мечом атаку рыцаря, и это дало Гаю те мгновения, которые и вывели его из ступора. Положение спас Гуд. Переключившись на второго из двоих нападавших, он дал шпоры коню, и стал теснить его не только мечом, но обходя, стремился занять более выгодную позицию. Принц, почувствовав поводья и шпоры, встал на дыбы. Удар, обрушившийся на голову рыцаря «зачинщика», оказался настолько сильным, что тот, отражая его мечом, не удержался в седле.
Белый жезл упал и поднял облако пыли. Герольды протрубили окончание melee. Последнее слово в нём осталось за рыцарями «принявшими вызов».
Дурно начавшийся день его высочества имел не менее дурное продолжение. Судьи и коннетабль турнира обратились к леди Клеменс с тем, что бы она объявила исход состязаний и наградила рыцаря, по её мнению, самого достойного. Графиня, внимательно следившая за схваткой, сочла, что доблестный рыцарь по прозвищу Робин Гуд, нанёсший последний удар и вынудивший своего противника поднять забрало, и есть тот, кому предназначен приз – золотая гривна.
Не скроем, леди очень хотелось, чтобы это украшение досталось кому – то из тех двоих рыцарей, что составили её охрану предыдущей ночью и по чьей вине она эту ночь не спала, а посему ей было особенно приятно закрепить обруч на шее графа Хантингтона, лорда Локсли.

***

Джак была явно раздосадована. Гисборн в качестве выкупа взял весьма приличные доспехи, включая шпоры и меч. Она, не проронив не слова, сменила Гаю повязку, не поднимая глаз, почти машинально подала ему камизу, и даже не ответила на его благодарность. Гисборн решил, что она неимоверно устала – устала сама и напереживалась из – за Уилла.
Мач не скрывал своего счастья – хозяин его был жив, он был признан победителем в турнире, а сэр Гисборн взял выкуп…
Уилл смотрел на всё это с грустью – ему было откровенно жаль Джак, и хотя он поклялся ей, что выучит три суры из Корана, и сам будет чистить этот чёртов котёл, но ему было тошно от разочарования, которое «накрыло» Джак.
Гай попросил Робина взглядом выйти из шатра.
Солнце клонилось к закату. Удивительно, что melee закончилось ещё до его захода. Ветер хлопал полами и крыльями палаток, знаменем, дракон на котором сделался теперь золотисто – алым. Туника Робина сейчас тоже имела такой же цвет, и крест на ней выглядел особенно ярко. Отсветы, падавшие на лицо Гуда, делали его не таким бледным, каким оно было на деле после тяжкого сражения. Он был победителем, он был рад этой победе и снова выглядел как мальчишка.
- Робин, два слова… Могу я просить тебя? - Гай говорил тихо и явно был чем – то смущён.
- Гисборн, я уже понял, что тебя хорошо «приложили», но что так хорошо… - Робин склонил голову набок, его глаза смеялись.
Гисборн помолчал немного и снова… Снова это дурацкое выражение, как тогда в лагере…
- Я прошу посвятить Уилла в рыцари. Участие в melee и то, как он сражался - даёт тебе такое право.
Робин широко улыбнулся, сверкнув щёлкой между зубов. Гисборн продолжил:
- Эти доспехи… Они должны быть ему впору... И меч… Это достойный клинок и достойно завоёванный…
Гуд счастливо расхохотался – от Мача он знал о заключённом пари, но Гаю по понятным причинам ничего не сказал.
- А как же на счёт ночного бдения*?
- Посвящение на марше этого не требует… И я прошу тебя – всё следует провести как должно…И перестань хохотать, пожалуйста!
Они вернулись в шатёр.
- Мы теперь домой? - Мач деловито занимался в который раз покалеченным щитом Робина.
- Не совсем… - Робин с улыбкой глянул на Джак, - у нас с Гаем завтра будут дела в Йорке, а сегодня…
Сегодня после захода солнца Уилл Скарлетт, доблестный сквайр, будет посвящён в рыцари.
Робин подошёл к Уиллу и положил руки ему на плечи:
- Гай просит за тебя… И я с ним абсолютно согласен, тем более, что это будет признанием прежних твоих заслуг. Советую до церемонии примерить взятые выкупом доспехи – они твои.
Уилл чуть повернул голову, чтобы видеть Гисборна. Тот, по своему обыкновению, потупился, абсолютно не умея выражать дружеские эмоции.
Робин не был удивлён тому, как изменилось лицо Джак. В первый момент её огромные глазищи выразили недоумение, но когда до неё дошло - она ладошками прикрыла половину лица, смеялась и не могла вымолвить не слова.
Мач совершенно потерянно повесил голову – затея с котлом «накрылась медным тазом».
До положенного часа оставалось немного времени, и Гай, чувствуя неловкость и сославшись на то, что ему необходимо попрощаться с Гийомом, оставил кампанию. Робин не стал настаивать на том, что ему тоже не мешало бы соблюсти правила вежливости… Разговор у Гисборна намечался не самый лёгкий.

***
- …его не было на трибуне, - сэр Гийом выпрямился и закинул со лба чёлку.
- Он не мог там быть, - Гай протянул бастарду цепочку. Рыцарь медленно взял украшение, зажал его в кулаке, и тряхнул Гая за плечи, пытаясь заглянуть ему в глаза. Гисборн не отвёл взгляда, между бровей у него залегла глубокая морщина. Он рассказал подробно, насколько посчитал возможным, щадя Гийома, о том, что произошло в замке. Гийом выслушал, но эмоции его сейчас касались не Жюля, а Гисборна.
- Он что – то сказал тебе?
- Что он мог сказать мне?
- Гай, я не дал ходу этому делу… Я знал… Эта пряжка, которую ты нашёл – это был мой подарок Жюлю. Он потерял её прежде, чем успел обновить. Гай, он был моим братом… Я не смог…
- Я знаю. Тогда на мосту случилось то же самое?
Гийом промолчал.
- Ты удалил меня, боясь, чтобы я не сболтнул лишнее…
- Это было самое малое, что я мог для тебя сделать…Жюль сам наказал себя. Он боялся, что я потребую судебного поединка, и бежал…
Гисборн промолчал о том, как дорого ему обошёлся этот побег. С тех пор, как Изабо снова возникла в его жизни и исчезла, теперь уже навсегда, Гай никак не мог разобраться в себе и в том, что же он с ней сделал. Но Гисборн решил идти до конца:
- Почему Жюль так легко сдался? Ведь я был единственным свидетелем… Не слишком ли много чести для какого – то безземельного рыцаря?
- Ты не был свидетелем, но ты мог догадаться. Свидетелем был Ла Гош…
- И с тех пор…
- Ты очень прямолинейный, Гай… - порывисто сказал, почти прокричал Гийом.
- Ты прав, мне такие братские чувства не под силу…
- Послушай, мы не можем расстаться так, - Гийом схватил Гая за руку выше локтя. Тот совершенно не сопротивлялся и как – то странно посмотрел на бастарда:
- Если ты считаешь, что можешь простить меня…
- Я? Тебя?
Тут наконец до обоих дошло, что за последние несколько минут каждый винил только себя и не знал, даст ли друг согласие на продолжение этой странной дружбы.
Всё как обычно спас вовремя вернувшийся Рене. Не разбираясь особо, что произошло, но видя, что эти двое опять в каком – то замешательстве уставились друг на друга, он налил всем вина:
- Я вижу господа, что умные мысли в ваши головы приходят только по глупости*.
Рыцари в ответ переглянулись, и широкая улыбка ответила кривой усмешке.

***
… Меч трижды коснулся плеча Уилла…
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа и св. Великомученика Георгия жалую тебя в рыцари, - голос Робина звучал уверенно и торжественно…
- …И шпоры эти означают, что поощряемый честью, ты обязан быть неутомимым в предприятиях, - произнёс Гисборн, и закрепив шпоры, поднялся с колен…
- …Обещаю и клянусь в присутствии Господа моего и господина моего, - Уилл чётко знал эту клятву, - тщательно блюсти законы и наше славное рыцарство.
Празднование было торжественным, хотя и спонтанным.
Уилл был, кажется, оглушён тем, что на него свалилось. Всё сошлось в одной точке: тяжёлый день, полный переживаний за Джак, melee, его внезапное посвящение в рыцари… Он был счастлив, но он просто валился с ног и в эту ночь спал как убитый.
Борнель, выполнивший свой долг, был свободен как вольный ветер, и, когда все ещё держали полные кубки, простившись с честной кампанией, направился из лагеря в Йорк, с тем, чтобы на рассвете оставить этот суетный город.
Мач, настроенный в этот вечер весьма философски, отправился спать к лошадям.
Ночь, завершившая третий день турнира, давным - давно опустилась на рыцарский лагерь, и уже перед рассветом осеннее небо сделалось особенно тёмным.
Свежая прохлада пробралась в шатёр и окончательно разбудила Робина. Он лежал с закрытыми глазами, надеясь, что сон вернётся к нему, но в голову полезли всякие дурацкие мысли о письмах, о королеве Элеоноре и ещё бог знает о чём… Покоя не давало сознание того, что сильные мира сего легко забывают о долге, лелея своё тщеславие. Страшно было подумать, чем может обернуться это письмо для простого люда, для измученной распрями страны…
Робин чуть разлепил веки. Гисборн стоял на коленях перед небольшим столом и что-то писал - сидеть за походной столешней при его росте, склонившись над пергаментом, было совершенно неудобно. Гай был сосредоточен, его перо двигалось медленно, но уверенно.
- «Упёртый… И откуда только силы берутся, вторые сутки не спит…Не иначе, его ангел - хранитель такой же упрямец, как и он сам …», - Робин снова закрыл глаза, - «Мэриан…Как же мне тебя не хватает…».
Гай осторожно поднялся, достал фляжку и сделал несколько глотков. Гуд снова едва расцепил ресницы – Гисборна, судя по всему, мучила рана. Вчерашнее melee вкупе с глупым геройством «добавило» ему, … Гай вышел из шатра и, бросив на землю плащ, уселся, прислонившись к угловой его стойке. Пару минут спустя к нему вышла Джак:
- Маешься? - Джак протянула Гаю маленькую оловянную плошку. Гисборн вопросительно взглянул на неё:
- Снотворное?
- Нет, это снимет боль.
Гай пристально посмотрел на сарациночку.
- Выпей и боль утихнет.
- Утихнет? - Гай спросил это с какой – то слабой надеждой.
Джак смутилась. Она поняла, о чём переспросил Гисборн, и его не удивило, что Джак почувствовала, о чём он говорит. Гай абсолютно отчётливо понимал, что он ей доверяет. Он успел оценить её умение простить, умение не вспоминать... Гай выпил лекарство и поморщился от горького вкуса.
- Тебе надо выговориться. Робину тоже не лишне будет знать, что у тебя на душе.
- Джак, есть вещи, о которых не говорят, к тому же, Робин … Думаю ему и своих переживаний довольно, не железный же он…
- Это касается вас обоих, вы оба должны пройти это до конца…
- Джак…
- Об этом не говорят, да?
Гай сидел, уставившись в одну точку, и вдруг, его как будто накрыло какое – то наваждение. Он говорил тихо, останавливаясь, взвешивал каждое слово. Было видно, что ему очень тяжело, и он словно избавляется от ноши, которую устал нести.
- До того, как мы пришли к решению объединиться, Робин обвинил меня в том, что я не раскаиваюсь в убийстве Мэриан.
Тогда я крикнул ему, что он ничего не знает. Он и сейчас чего-то не знает, и я бы не хотел, чтобы он знал ЭТО.
Я очень боялся остаться без неё, Джак.
Это как болезнь, как лихорадка …
Мэриан притягивала и отталкивала одновременно, рядом с ней я был лишён всякой брони независимо от того, как я с ней поступал...
Она до последнего оставляла мне надежду… Даже там - в Аккре... Я понимаю, что Робин знал об этом, но он знал это от неё. Я не хочу, чтобы он знал ЭТО от меня.
Я всё время был на лезвии…А Мэриан всякий раз ускользала …
Как только она заставляла меня усомниться в ней – боль становилась нестерпимой, и я старался причинить ей не меньшую...
Иногда мне кажется, что я любил её недостаточно сильно… Но это неправда…
… Было абсурдом - завоевать Мэр обещанным мне положением, и жертвовать ею ради того, чтобы это положение получить. Я жертвовал ею, а потом спохватывался и пытался всё исправить…
Глупо…
- Почему ты не понимал этого раньше? - в глазах Джак не было не осуждения, не издёвки - только вопрос.
- Это другое, Джак… Я бы и сейчас ни перед чем не остановился – лишь бы она имела всё…
Джак отвернулась и уставилась в одну точку:
- Что «всё»?
- Уилл любит тебя?
- Глупый вопрос.
- Я бы не позволил жить своей жене такой жизнью…
- Ты бы предпочёл запереть Мэриан в золотую клетку?…
Гай мягко улыбнулся:
- Если бы она меня любила – это был бы дом… Поверь, всё зависит от того, с какой стороны посмотреть…Ведь ты же считаешь лагерь своим домом?
- Гай, но она не могла быть тихой и всем довольной…Она не могла мириться с тем, что происходит вокруг…
- Это не была игра, Джак…И вообще…Это не женское дело.
Джак пристально посмотрела на Гая - им не было необходимости говорить о подробностях… И он очень жёстко повторил:
- Это не женское дело… Если Робин поощрял её действия, то ему не следовало отпускать её от себя.
Я совершил не одно убийство, но мне бы и в голову не пришло так рисковать любимой женщиной. Джак, пойми, одно дело – убивать врага и другое дело – знать, что любимый человек подвергает себя опасности и пользоваться этим.
Мой враг оказался самым дорогим мне человеком…
Когда открылось, что Мэриан скрывалась под этой глупой маской…Господи! Джак… За то, что она сделала - наказывают!
- …Наказывать за то, что она помогала людям?
- Нет! Наказывают за вероломство…
Я храню в памяти все те знаки, что она подарила мне, все её улыбки, поцелуи, прикосновения… Но всё это вдруг превратилось в крохи с чужого стола, со стола моего врага.
Если бы она сказала, что ненавидит меня…
если бы… Она не сказала, что любит его…
Гай на мгновение закрыл глаза.
- Она несколько раз повторила, что любит Робина…
Это было похоже на дурной сон.
Я только хотел, чтобы она перестала повторять его имя…,
Хотел обнять её…
Я не мог отдать её ...
Гай поднёс руку к губам, как делал это в минуты сильного волнения.
- Гай, ты боишься, что если Робин услышит от тебя всё это, то ты …
- …То он узнает, что я не живу едиными идеалами любви к Англии, королю и любимой женщине. Я просто хочу иметь свой дом, хочу любить и быть любимым и добиваюсь этого известными мне способами.
Впрочем, теперь это в прошлом…
Но Джак,…
я постоянно переживаю всё, что было между Мэриан и мной, и я не собираюсь делиться этим с Робином,
и… Я боюсь, что он, не дай Бог, подумает, что я щажу его чувства.
Что бы я сейчас не сказал, это будет только попыткой оправдаться.
Я НЕ МОГУ НИКОГО ОБВИНЯТЬ. Я оказался последним звеном в этой цепочке, понимаешь?
- Гай, ты сдохнешь от того, что твой страх перед реальностью разъест тебя как кислота, - голос Робина прозвучал ровно и тихо. Гай обернулся - он не видел лица Гуда, но очень чётко представил его себе – уверенное и спокойное, без тени надменности или злости… Гисборн резко поднялся, постоял мгновение и хотел пойти прочь, но Робин удержал его.
- Ты щадишь не мои, а свои чувства! Ты боишься кого – то обвинить, потому, что не представляешь, что этого вообще можно не делать. Тебе паршиво от того, что ты понял, что не имеешь право никого обвинять – так сделай следующий шаг: прими всё как есть, прими то, чего уже не изменить. Это трусость Гай, трусость! Пойми, наконец, что твоя слабость – это то, что ты боишься быть осмеянным, боишься быть уязвлённым в своих чувствах, боишься оказаться «не на высоте».
На какое – то мгновение в воздухе повисла звенящая тишина. Робин не ждал, что Гай ответит, но тот вдруг заговорил. Гисборн говорил уверенно и ровно, не давая эмоциям захлестнуть себя, как будто боялся сбиться или сорваться на крик:
- Ты прав, Робин – это страх, который разъедает… И… Это признание …Его ты ждал? Что ж, можно сказать, что ты его получил, только я не уверен, что после таких признаний у меня появится желание… чувствовать…
Робин сжал губы.
Гай рассеянно вошёл в шатёр, огляделся вокруг и наклонился за первым, за что зацепился взгляд. Взяв свой арбалет, он отправился в сторону реки. На этот раз Гуд уже не пытался остановить его – сейчас они сказали друг другу всё, что должны или могли сказать.
Робин развернул свиток, над которым этой ночью корпел Гисборн. Это была грамота, составленная для сэра Уильяма Скарлетта. Документ был написан с соблюдением всех правил и законов, и, несмотря на скупость оформления, был даже не лишён некоторого изящества. Гуд прекрасно понимал, что подпись монарха под этим документом была обязательна – Уилл не был дворянином. Гай знал, что сегодня Робину предстоит встреча с Элеонорой и, видимо, торопился подготовить грамоту, с тем, чтобы граф Хантингтон смог достойно утвердить Скарлетта в рыцарском звании.
Утро было пасмурным, но не мрачным. В воздухе стояла приятная влага. С рассветом немного потеплело, и было тихо.
Робин направился в сторону реки – небольшая роща на берегу Уза была единственным местом, похожим на то, куда мог отправиться Гисборн, находясь в растрёпанных чувствах.
Робин шёл и думал о том, что теперь должно было что-то измениться, как будто они с Гаем оттолкнулись от дна, и в то же время грустная шутка проплыло в мозгу: «Кажется, я навечно обречён быть нянькой… Боже правый, дай мне силы понимать тех людей, которых я люблю…Дай мне силы…». В каждой шутке есть доля шутки…И кто же будет тот или та, кто так же - не имея обиды, будет искать его неизвестно где, чтобы просто утешить и быть рядом.
Вдруг, совершенно неожиданно, Гуда обдало нечто и он словно «прирос к земле». Робин вышел на берег вдруг, поднявшись на небольшой пригорок… Гисборн сидел лицом к реке, привалившись спиной к высокому дереву, и …пел:

Не знаю, под какой звездой
Рожден: ни добрый я, ни злой,
Ни всех любимец, ни изгой,
Но все в зачатке;
Я феей одарен ночной
В глухом распадке.

Не знаю, бодрствовал иль спал
Сейчас я, - кто бы мне сказал?
А что припадочным не стал,
Так все припадки
Смешней – свидетель Марциал! –
С мышонком схватки*…

Гисборн пел негромко, но в его пении чувствовались особая глубина и лёгкость, что обычно бывает свойственно сильным голосам.
Песня закончилась. Гай, немного помедлив, склонился над арбалетом. Робин подошёл к нему и Гисборн совсем не удивился, как будто был готов увидеть брата.
- Я не знал… Я никогда не слышал, чтобы ты, - Робин осёкся и замолчал, но Гай не позволил ему смутиться:
- Мэриан сказала, что я должен стать собой…
Я пытаюсь, Робин… Я пытаюсь.

Комментарии ко второй части.
*новиций - кандидат в рыцари
*персевантом - самый нижний чин в табели герольдов
*автор строк Гийом Аквитанский
*защита проходов - турнирный поединок, проводимый у так называемого «прохода»: перекрёстка дорог, моста, ворот и пр.
*бросить впереди себя жезл – сигнал к прекращению турнирного поединка или Melee
*день святой Люсии –
День зимнего Солнцестояния. Отмечается у скандинавских народов, чей жизненный уклад во многом зависит от светового дня.
Главным символом этого праздника является огонь. Считается, что в ночь перед днём Святой Люсии можно узнать своё будущее, что сны в эту ночь снятся вещие, и человек в эту ночь и этот день способен понять язык животных.
В Великобритании этот день празднуется как день Святого Андрея, но автор оставил за собой право представить события именно в день Святой Люссии.
*Melee – массовый турнирный поединок, по своему характеру максимально приближенный к боевому, в том числе и в плане использования боевого оружия.
*Lices – зона, принадлежащая команде, участвующей в melee
*«Мировой турнир» - проводился в Виндозрском парке в Англии в 1278 году
*лишиться шпор - быть лишённым рыцарского звания
*ламбель - латный воротник, чаще всего представлявший собой металлическую пластину, защищавшую шею с одной стороны.
*красиво держать копьё – одно из основных требований, предъявляемых к рыцарю во время турнирного боя на копьях. Победа могла быть присуждена даже рыцарю, выбитому из седла, если он в принципе «правильно и красиво» держал копьё.
*«над цаплей» - клятвы произнесённые над птицей имели место быть. Цапля считалась птицей легковесной и клятва, произнесённая над нею могла быть принята только в качестве шутки, причём осмеивался человек, которому приносили клятву.
*котт - предмет верхней мужской одежды.
*Это было известие от герцога Леопольда – это письмо существовало на самом деле.
*«Они продают его как быка или осла» - на самом деле это выражение самого короля Ричарда.
*Судебного поединка – проводился вместо судебного разбирательства.
*ночноге бдение - перед принятием рыцарского звания новиций должен был провести ночь в молитвах.
*«Я вижу господа, что умные мысли в ваши головы приходят только по глупости» - Станислав Ежи Лец

*Диалог, который слышал Робин
(такая договорённость между принцем Джоном и королём Филиппом действительно существовала и была подкреплена письмами)
- Вы не раз доказали вашу преданность его величеству, принц. На этот раз король предлагает вам заключить сделку между им и вами с одной стороны и Генрихом с другой.
- Генрих - редкое чудовище…, - принц поморщился. - Не дай бог вообще столкнуться с ним, благо, что мы живём на острове.
- Кроме прочего он жаден…так давайте «покормим» этого Минотавра…
- То есть?
- Король готов платить Генриху ежемесячно за любые судебные проволочки*, с тем, что – бы Ричард как можно дольше оставался в его власти. Филипп будет признателен вам, ваше высочество, если вы в свою очередь так – же ежемесячно положите энную сумму – это должно понравиться Грозному*.
- И какие деньги готов потратить король?
- Не менее пятисот марок, ваше высочество, -
- Однако… Тысяча марок в месяц… Мы подумаем. Завтра на турнире вы получите письмо к его величеству. Я укажу сумму, которую готов платить, что – бы братец вообще забыл о существовании Англии.

Продолжение следует

У меня по мере чтения была именно эта мысль: кто-то из нашего времени попал в шкуру Гуда и пытается справиться со всем, как знает и как умеет. Потому что упоминание всяких исторических реалий создает колорит, безусловно. Но сам стиль повествования, язык - не стыкуется с тем временем. По крайней мере, у меня в сознании.