- Моя госпожа королева примет вашу светлость незамедлительно, - леди де ла Фрез грациозно присела в реверансе, пропуская нас в покои Элеоноры. Впрочем, какие там «покои» в обычной придорожной гостинице. Нора не пожелала присутствовать на турнире, где её появление могли бы расценить как поддержку принца, и, перепугав его своим внезапным приездом, столь же внезапно покинула Йорк. Не преминув, между прочим, навязать его высочеству смуглянку Клеменс – свои глаза и уши. Глаза, кстати, очень недурны – миндалевидные, темно-карие, бархатные… и смотрит красотка этак многообещающе…
- Мадам! – Я преклонил колено согласно этикету, Уилл и Гай последовали моему примеру. Чуть замешкавшись, к ним присоединилась и Джак – реверанс в мужском костюме выглядел бы странно.
- Рада тебя видеть, Робин, - королева жестом приказала нам подняться и поманила меня к себе. Неужели опять дернет за ухо? Уши у меня слегка оттопыренные, как ни прикрываю их волосами – все равно торчат.
- Поздравляю тебя с блестящей победой. И вас, господа, - Нора протянула мне руку для поцелуя и благосклонно улыбнулась моим спутникам. Артистизм у потомков Гийома Аквитанского* в крови – и в кого только Ричард удался таким букой?
- Мадам, прошу вас ознакомиться с этим, - я протянул ей письма. Королева, близоруко прищурившись, углубилась в чтение. Минуту спустя с царственных уст сорвалось такое ругательство, что мы с Гисборном восхищенно переглянулись. Остальные не знали «языка ок» и, увы, не могли оценить богатую фантазию королевы.
- …Леопольд! …Филипп!!... Генрих!!! – в течение пяти минут мы узнавали все новые и новые сенсационные подробности личной жизни вышеупомянутых высочеств и величеств. Огромная борзая, лежавшая возле камина, вскочила и залилась визгливым лаем. Наконец ураган с красивым именем «Элеонора» отбушевал, и королева устало рухнула в кресло. Леди Клеменс, бесшумно проскользнувшая в комнату, сунулась было к ней с флакончиком нюхательной соли.
- На…! Принеси вина - это нужно запить! – рявкнула Нора, и красавица с самым философским и невозмутимым выражением лица отправилась исполнять поручение.
- Это вот ей ты хотел меня сплавить? – одними губами спросил Гай, воспользовавшись тем, что королева взялась за второе письмо.
- Да ты просто неблагодарная свинья, Гисборн! Чем она тебе не нравится? – так же беззвучно ответил я.
- Как ты их достал? – поинтересовалась Элеонора. Металл, прозвеневший в её голосе, не сулил ничего хорошего ни корреспондентам, ни адресату.
- Ваше величество, эти письма с риском для жизни добыл не я, а леди Скарлетт и сэр Гай Гисборн, мой сводный брат и вассал. Да они сами вам всё расскажут, - я подмигнул Джак и гадко улыбнулся Гисборну, пресекая абсурдную попытку спрятаться за мной.
- Прошу садиться, господа, - Элеонора справилась с душившим её гневом и улыбнулась. Эх, Ричарду бы такое самообладание! В это время графиня де ла Фрез возвратилась с бокалами и большой оплетенной бутылью. Взяв у неё бокал, я почувствовал, что в мою ладонь скользнуло нечто маленькое и плоское. Записка. Я поднял глаза, красавица усмехнулась и отошла.
- Я рада, сэр Гай, что граф Хантингтон не ошибся в вас, - королева выдержала паузу, ожидая ответа, но этот позор семьи только моргал с видом школьника, не выучившего урок. Нора слегка пожала плечами и повернулась к Джак.
- А ты всё хорошеешь, моя дорогая! Ну расскажи мне, как вам это удалось?
Пять минут спустя мы умирали со смеху. От души хохотала королева, серебряным колокольчиком заливалась Джак, смеялась графиня, украдкой бросая на меня томные взгляды.
Я ржал как дестриер на ристалище, Уилл Скарлетт деликатно фыркал, слегка робея перед августейшей особой. И только на лице Гая застыло хорошо знакомое мне сердито-беспомощное выражение. Я наклонился к его уху и шепнул:
- Ну что с тобой такое? Опять оглум*?
- Отличная работа, дитя моё! – отсмеявшись, королева ласково потрепала девушку по щеке и рукоятью вперед протянула ей мизерикордию* в выложенных серебром ножнах. Вот ей-Богу, я так и не понял, откуда она её вытащила – должно быть, из рукава или складок платья. Джак, вспыхнув от удовольствия, пристегнула кинжал к своему поясному ремню.
- А это вам, сэр Гай, - Элеонора сняла с большого пальца и протянула Гисборну массивный, на мужскую руку, аметистовый перстень. Гай покраснел пятнами, над верхней губой выступил пот. Он открыл рот, явно собираясь вякнуть очередную глупость, но королева не дала ему вставить слово.
- Когда лорд Локсли ходатайствовал о вашем помиловании, я просто не смогла ему отказать. Но теперь я вижу, что он был прав – вы не должны умереть на плахе. Это не просто дорогая безделушка, сэр Гай. Это кольцо знакомо обоим моим сыновьям, и оно послужит неплохим дополнением к охранной грамоте – ведь не всегда удобно носить при себе пергамент с печатью. Берите же!
На то, чтобы взять кольцо и поцеловать руку королевы, Гисборна еще хватило. Но выдавить из себя хотя бы пару связных фраз он так и не смог.
- Оооо… Ыыыы…
- Сэр Гай благодарит вашу милость, - перевел я.
- Он всегда такой? Что это с ним? – шепнула Элеонора.
- Оглум, ваше величество!
- Ну надо же, - удивилась королева. – Я думала, оглумом страдают лошади! А он у тебя случайно не кентавр?
- Мадам, я покорнейше прошу вас даровать личное дворянство моему вассалу Уильяму Скарлетту и подтвердить рыцарское звание, коего он был удостоен за верность и доблесть! – отчеканил я, подводя к королеве за руку сконфуженного Уилла.
- Красивый юноша! – одобрила королева, к окончательному смущению Скарлетта. – Дворянское платье ему пойдет. Это твой муж, насколько я помню, да, девочка моя?
- Да, ваше величество! – Сияющее личико Джак можно было использовать вместо светильника.
- Отлично, для него у меня тоже найдется подарок. Клеманс, ты знаешь, что я имею в виду. Принеси.
- Сию минуту, мадам! – Придворная дама так же невозмутимо присела и скрылась за портьерой. Минуту спустя она с поклоном подала своей госпоже великолепную дагу – вне всякого сомнения, парную к мизерикордии.
- Носите это оружие с честью, сэр Уильям, и верно служите вашему сюзерену. Граф Хантингтон – зерцало рыцарства и лучший лорд, которого можно пожелать! – Элеонора поцеловала взмокшего от волнения Скарлетта в лоб и подписала жалованные грамоты, скрепив их большой королевской печатью. Ричард повелел изготовить для матери второй экземпляр этой печати, как только вступил на трон, - с тех пор любые распоряжения Элеоноры имели такую же силу, как если бы исходили непосредственно от короля.
- Это еще не все новости, мадам, - заговорил я, как только мы выпили здоровье новоиспеченного рыцаря. – С помощью леди де ла Фрез мне удалось подслушать беседу принца Джона с послом французского короля!
Я слово в слово передал королеве памятный разговор. На лице Норы не дрогнул ни один мускул - только унизанные перстнями пальцы стиснули кисть кушака, словно чью-то ненавистную глотку. Будь это так, хозяину глотки я бы не позавидовал: в руках Элеоноры бывала и рукоять меча, и поводья боевого коня. Грозная у нас королева. Уважаю.
- Мадам, графиня де ла Фрез проявила недюжинную отвагу и преданность вашему величеству, - подчеркнул я. – Она заслуживает награды.
- И она её получит, - усмехнулась Нора. – Клеманс, дитя моё, подойди!
Красавица в очередной раз присела в глубоком реверансе, мимоходом бросив на меня загадочный взгляд – не то укоризненный, не то благодарный.
- Я знаю, что тебя порадует, - королева вновь победно усмехнулась. – Дарю тебе Ланцелота. Он твой.
- Ваше величество!!! – никогда бы не подумал, что эта слегка надменная, невозмутимая леди способна визжать, как расшалившаяся школьница! Однако какие мы темпераментные, оказывается! Учтем…
- Ланцелот – мой лучший сокол, - пояснила королева. – Клеманс – заядлая охотница. Удивлены?
- Что ж, благодарю вас, друзья мои, - королева легко поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. – Робин, тебя я прошу остаться. Клеманс, проследи, чтобы нас не беспокоили – и можешь быть свободна.
Мы остались наедине. Теперь королева могла не выбирать выражений, а я – сбросить маску беззаботного весельчака.
- Проклятье! Предатели, хуже Иуды и Ганелона*! – Нора сорвала с запястья тяжелый литой браслет и с размаху запустила им в стену. Борзая испуганно взвизгнула.
- Заткнись, Альда, пришибу! – Следующий вопль заставил бедное животное спрятать морду в лапах.
Грозная у нас королева. И романтичная. Назвать собаку именем невесты Роланда* – в этом вся Нора.
- Е…ся монахи!!! – и в этом тоже – вся Нора… И весь Ричард. Таких сквернословов и богохульников, как мой король и его матушка, еще поискать.
- Не устаю удивляться человеческой подлости! – Королева яростно дернула многострадальную кисть кушака и оторвала её напрочь. – Ну погодите, Каиново семя, – может, я и стара, но еще не сдохла! И еще не все зубы у меня выпали – достанет, чтобы порвать вам глотки!
- Ваше величество, у арабов есть пословица – «Дочь льва тоже львица». А мать – тем более!
- Комплименты свои ты для девушек прибереги, сынок, - усмехнулась королева, опускаясь в кресло. – Ты не Легенда Англии, а сущая девичья погибель!... Ладно, поговорим о деле.
- Ситуация критическая, мадам. Англии необходима законная власть, чтобы навести порядок. Разгорающаяся гражданская война несет гибель тысячам людей, и большинство из них гибнет не от рук наемников, а в силу невозможности жить нормальной жизнью, от того хаоса, в который ввергло Англию многолетнее отсутствие короля.
- То есть?
- Лишение средств к существованию, голод, болезни, преступное насилие! Злоупотребления наместников, которые забыли тяжелую руку государя! Вы полагаете, Вэйзи был исключением? Ха, если бы! Ваше величество, меня учили, что мы, сословие людей меча, призваны защищать крестьян и духовенство, служить Богу и королю. И что же я вижу? Мадам, да по каждому третьему из английских баронов* плачет веревка!
- И они её получат! – В пальцах Элеоноры с жалобным хрустом погибла какая-то изящная безделушка. Я вспомнил, что её покойный супруг – король Генрих – по слухам, в бешенстве грыз зубами дубовую крышку стола у себя в кабинете, и поежился.
- Как только Ричард вернется, он сперва повесит изменников на воротах их замков, - продолжала королева, - а после сравняет гнёзда измены с землей. А теперь, когда у меня в руках эти письма, возвращение Ричарда можно считать делом решенным. Огласка этого грязного сговора опозорит Филиппа и Генриха в глазах всего христианского мира. Теперь-то я возьму их за …ца! – заключила она с яростным торжеством.
- Поспешите, ваше величество, - вздохнул я.
- Я никогда не загоняла лошадей, но теперь возьму на душу этот грех. Я поеду так быстро, как только выдержат мои старые кости!
- Прощайте, государыня, - я поклонился и направился к двери.
- Стой! Куда? – рявкнула мне в спину королева. – По-моему, ты тоже заслужил подарок. И у меня есть то, что тебе понравится!
Развязав поясной кошель, Нора достала массивную золотую фибулу старинной работы.
- Когда-то её носил король Альфред Великий, - пояснила королева, собственноручно скрепив ею мой плащ. – Ценность этой вещицы в тысячу раз превосходит её стоимость. Она принесет тебе удачу, малыш. А вот это – чтобы ты не вздумал продать её ради помощи твоим любимым крестьянам!
В мою ладонь опустился увесистый кошель.
- Ваше величество, я не торгую своим мечом!
- Глупый мальчишка. Твои люди голодают, твои земли разорены. Нашел время надувать щеки! – Нора таки впихнула мне деньги и заговорщически улыбнулась: - Если я еще не ослепла – тебя с нетерпением ожидает другая награда. Не отказывайся от неё!
Выйдя из королевских покоев, я при свете масляной лампы прочитал записку. Она благоухала жасмином и не содержала никаких намеков – только обещания. Хм… А пуркуа бы и па?

***

…Я с наслаждением потянулся, закинув руки за голову.
- Выходи за меня замуж, - брякнул я абсолютно неожиданно для себя самого.
- Что, вот так сразу? – подняла брови Клеменс. – Прямо сейчас?
- Сейчас ты нужна королеве, а я очень занят. Давай обвенчаемся, когда вернется король Ричард.
- А я уж подумала – прямо сейчас… Чуть было не обрадовалась, - капризно протянула красавица и вдруг расхохоталась: - Однако как же вы легкомысленны, милорд! Предлагать руку и сердце малознакомой даме – ай-яй-яй, ваша светлость! Ай-яй-яй!
- Предлагать ключ от спальни малознакомому рыцарю – ай-яй-яй, миледи! – парировал я.
- Когда ты гулял по карнизу, я поняла, что мужчина, так владеющий своим телом, будет хорошим любовником, - заявила Клеменс, повергнув меня в легкий шок – её предшественницы были куда скромнее, по крайней мере на словах! – А если серьезно – ты словно костер, к которому хочется протянуть озябшие руки. А я замерзла. Я так замерзла, если бы ты только знал!
- Мне ли не знать, - горько усмехнулся я. – Ты думаешь о своем муже?
- Ты читаешь мысли? – Женщина резко вскинула голову. Это движение было и вызывающим, и беззащитным – как у сокола, на которого надели клобучок.
- Иногда. Расскажи мне о нем.
- Рассказать?... – Теперь настала её очередь испытать шок. – До сих пор я считала, что говорить с любовником о других мужчинах – значит оскорбить его в лучших чувствах.
- Только если любовник – идиот.
- Хорошо, - неожиданно легко согласилась она. – Но с условием: ты расскажешь мне о короле Ричарде.
- Что именно тебе о нем рассказать?
- Что-нибудь… Чтобы я поняла, почему ты так предан ему.
- Клеменс, ну это же очевидно. Существуют долг и присяга. Мое происхождение и титул обязывают меня служить законному государю.
- Долг и присяга обязывают служить, а не любить. За что ты любишь своего короля?
- Почему тебе так важно это знать?
- От этого зависит, есть ли у нас с тобой будущее, - ответила Клеменс с пугающей серьезностью. – Твой король отнял у меня мужа.
- Твой муж предал своего короля.
- В том-то и дело! Ты - человек короля, а я была его врагом. Если мы хотим быть вместе, один из нас должен изменить свое мнение.
- Я своего мнения о Ричарде не изменю.
- Хорошо, постарайся переубедить меня. Только не говори мне, что Ричард – великий воин. Если ты любишь его за это, значит, ты любишь войну, и тогда нам не по пути.
- Я расскажу тебе о Ричарде. Итак, что с твоим мужем?
- Нас поженили, когда мне и шестнадцати не было – неудивительно, что тогда он казался мне прекрасным принцем из сказки. Теперь я понимаю, что он был смелым и красивым, но глупым и слабохарактерным. Если бы он был жив, я бы изменяла ему. Так что всё к лучшему.
Упс… Эта леди поражала меня всё больше и больше. Такой солдатской прямоты я не встречал ни в одной женщине – разве что в Элеоноре, но королевы сделаны из особого теста. Кроме того, Нора любит шокировать, а Клеменс вовсе не стремилась к этому – просто она была очень гордой, честной и независимой, но при этом не навязывалась, оставляла выбор: «если я плоха для тебя – уходи!»
- Я нарушаю приличия? – это прозвучало с вызовом, но не враждебно.
- Да, и мне это нравится.
- Ну-ну… - Клеменс неопределенно усмехнулась. – Итак, что с королем Ричардом?
- Когда мы возвращались после неудачного похода на Иерусалим, была зима. Дороги раскисли от дождей, лошади падали, выбившись из сил, - что уж говорить о людях? Пехотинцы и бедные башелёры, лишившиеся своих коней, отставали на марше, их никто не ждал. Когда об этом узнал король, он приказал нам вернуться и подобрать всех отставших, больных и раненых, чьими бы людьми они не были. Таков мой Ричард.
- Возможно, ты во власти иллюзий, как я, когда думала, что люблю мужа.
- Солнышко, мне же не шестнадцать лет!
- Какой большой мальчик! – расхохоталась Клеменс и сильным толчком повалила меня на кровать. Следующие полтора часа мы были очень заняты. Когда же я задремал, то увидел отвратительный сон, который снился мне перед гибелью Роя, Мэриан и Алана – словом, всякий раз, когда мне предстояло потерять кого-то из моих людей. Проснулся я оттого, что Клеменс подула мне в лицо.
- Скажи быстро: «Что увидел во сне – не увижу наяву»! – потребовала она, и я послушно повторил эту странную фразу.
- Ты уже не со мной, - взглянув мне в глаза, без обиды, но с грустью сказала женщина. – «Ах, если б ночь Господь навеки дал, и милый мой меня не покидал, и страж забыл свой утренний сигнал… Увы, рассвет, ты слишком поспешил!»*
- «Дорогая! Сердце живо в муке страстного порыва – тем, что свет любви нелживой вижу я у вас в очах. А без вас я – жалкий прах! Ах!»
- Не ври, - жестко оборвала меня Клеменс. – Не ври ни ради красного словца, ни в шутку. Дай слово, что никогда не будешь мне врать!
- Даю слово.
Пока я приводил себя в порядок, слуги выставили ставни.
- Смотри-ка, - подойдя к окну, усмехнулась Клеменс, - во дворе торчит тот длинный парень, который говорил со мной от твоего имени. Похоже, тебе действительно пора.
- Я увижу тебя снова? – глупо спросил я.
- А я? – прошептала женщина и уже знакомым резким движением вскинула голову, всплеснув распущенными темными волосами. – Уходи.
- Какого черта ты тут делаешь? – налетел я на Гисборна, скучавшего возле коновязи.
- Тебя жду. Ну что, утешил вдовушку? Или огорчил?
Я молча показал ему кулак.
- Смела! – вдруг восхищенно присвистнул Гай, глядя куда-то поверх моей головы. Я закинул поводья на шею Принца, шаловливо прихватившего губами мой рукав, и обернулся. Клеменс, прямая как копьё, в одной шемизетке стояла у окна своей спальни и смотрела на нас. Она ничего не скрывала.

***

Принц зло прижал уши и коротко, резко фыркнул. Ну разумеется. Кто бы сомневался, что принц (не тот, что у меня под седлом, а тот, что раскатал губу на английскую корону) не отпустит нас с миром после пережитого унижения. Я соскользнул с седла и, распластавшись, приник ухом к земле. Тааак...
- Всем спешиться и надеть доспехи.
- Зачем?
- Почему?
- А что случилось?
Всё как всегда. Разнобой недовольных голосов, обиженно-недоумённые физиономии. Нет бы сразу послушаться взрослого человека! С ума вы меня сведете, дети...
- Затем, что это приказ, - жестко ответил я. - Впереди засада, Принц её чует, а я слышу.
- Сколько? – деловито спросил Гисборн.
- Больше дюжины.
- Ненавижу это! – высказался Мач. Ха, можно подумать, я обожаю! Просыпаюсь утром и думаю: а не попасть ли мне сегодня в засаду?!
- Может, обойдем и ударим с тыла? – предложил Скарлетт. Молодец, сэр Уильям, соображаешь!
- Так и сделаем. Готовы? Джак, присмотри за лошадьми.
- Почему я? – возмутилась сарацинка. – Потому что я женщина?
- Потому, что ты врач. Если кому-то из нас не повезет – ты должна быть жива и здорова, чтобы помочь.
Ты должна быть жива и здорова, потому что ты мне нужна. Если бы ты была рядом, я бы не натворил столько глупостей. И я не допущу, чтобы Скарлетт потерял тебя, как я потерял Мэриан. Кому бы ни предвещал беду мой сегодняшний сон – это будешь не ты, Джак. Сверкай глазами сколько угодно - все равно я не пущу тебя под арбалетные болты.
- Попрыгайте, - велел я, скептически оглядев свой маленький отряд.
- Чтооо?
- Я говорю – попрыгайте, - повторил я невозмутимо, откровенно любуясь вытянувшейся физиономией Гисборна. Скарлетт и Мач уже поняли, в чем дело, и подпрыгнули пару раз. Гай с каменным лицом последовал их примеру. Выглядело это настолько нелепо, что Джак перестала дуться и прыснула в кулачок.
- Плохо! – поморщился я. – Куда вы годитесь? Дребезжите, как лютня у пьяного менестреля!
- Сейчас все исправим, - покладисто откликнулся Скарлетт, расстегивая плохо пригнанные ремни перевязи.
Парни быстро, помогая друг другу, поправили доспехи и оружие – теперь ничего не бряцало и не лязгало, оповещая противника о принятых нами контрмерах. Люди принца Джона собрались расстрелять нас, как привязанных кур? Отлично, незачем их разочаровывать!
- Теперь попрыгайте еще раз.
На этот раз никто не валял дурака – шутки кончились.
- Хозяин, а вы… ты? – пискнул Мач. Увидев меня в горностаевой мантии и графской короне (в честь приема у его высочества, будь он неладен!), оруженосец начисто забыл, что последние два года я был для него просто Робином. И теперь все еще не мог определиться – как меня следует называть. Спасибо, хоть руку не целует – видно, не совсем еще жить надоело. Ладно, вернемся домой – Малыш Джон его живо вылечит от подхалимажа…
- Я обойдусь.
- Робин, ты не железный, - встрял сводный братец.
- Конечно, нет. Я – чистое золото, если ты еще не заметил.
- Робин!...
- Я тридцать лет Робин, и я знаю, что делаю. Пошли!
…Честно говоря, я был даже рад. Всю дорогу меня грызла одна и та же мысль: кто? Кто на этот раз? О ком ребята, пряча глаза, скажут: «Нам очень жаль, Робин, но… Мы его потеряли»?!
Засада на дороге означала, что дома все живы – смертельная опасность подстерегала кого-то из нас. Что ж, лучше действовать, чем беспомощно ждать.
Их было пятнадцать. Нас – четверо, не считая Джак, оставшейся с лошадьми. Арбалетчики. Стрелять наверняка умеют, а вот думать… Те, кто умеет думать, устраивают засады с подветренной стороны. И наблюдателя на дерево загнать поленились. Поубивал бы.
Впрочем, поубивать их так и так придется. Мы обошли так называемую засаду с тыла, хоронясь за деревьями. Привязанные кони чуяли нас, но не могли предупредить хозяев, поскольку те некстати проявили предусмотрительность и завязали им морды.
Я опустился на одно колено и стал доставать из колчана стрелы. Бронебойные с тяжелым граненым наконечником, стрелы с длинным шиловидным жалом, легко находящим просвет между пластинами панциря, зазубренные – такую стрелу не вырвешь из раны, простые с наконечником-ножом – от них не спасает кольчуга, только броня. Охотничьи с тупым наконечником-наперстком – на белок, чтобы не портить шкурку – ну, эти сейчас ни к чему… Видал я еще стрелы с наконечниками-полумесяцами – страшная штука, не хуже сабли отрубит голову. Но я таких не держу.
Руки привычно выбирали стрелы и втыкали их в землю перед собой – по три в ряд. Удобно и для веерной стрельбы, и для простой. Три стрелы – веер. Или так: одна стрела – на тетиву, вторая – в зубы, третья – за ухо.
- Мач, ты со мной. Уилл, Гай – пробирайтесь вон к тому дереву и стреляйте оттуда. Выстрелите по одному разу, потом общая атака.
Мой сарацинский лук куда сильнее простого тисового, не говоря уж об арбалете. Прежде чем парни одолеют дистанцию, отделяющую их от прицельной стрельбы, я положу шестерых. Если только мне повезет. А мне повезет.
Первый веер спел песню смерти сразу троим, второй – двоим: третьего я убил уже одиночной стрелой, вонзившейся в горло. Одновременно выстрелили Гай и Уилл. Арбалетный болт грянул в щит, солдат едва удержал его, и стрела с наконечником-ножом пробила мелькнувшее колено. Я застрелил еще одного наемника в левый глаз, сунул оставшиеся стрелы за пояс и вытащил меч. Оруженосец привычно последовал моему примеру.
Люди принца Джона никак не рассчитывали превратиться из охотников в дичь, но они были воинами. Уцелевшие – а их было вдвое больше, чем нас – взялись за мечи, и схватка закипела.
На меня вынесло здоровенного (везет же мне на таких!) мужика с полутораручным мечом-бастардом. Я присел, пропустив хищно свистнувший меч над головой, а когда здоровяка развернуло – выпустил ему кишки. Дрыномашеством нас не испугаешь. Мач визгливо, но грозно завопил и приложил своего противника умбоном* щита. Тот потерял равновесие, спиной вперёд пробежал несколько шагов и налетел на Уилла. Блеснуло лезвие секиры, которой Скарлетт не изменил и сделавшись рыцарем.
Боковым зрением я видел Гая – он огрел одного наемника арбалетом и сцепился с другим на мечах.
- Мач, прикрой!
Я вбросил меч в ножны и убил оглушенного Гаем наемника, всадив ему стрелу прямо в разинутый для крика рот. Окровавленный наконечник вышел из затылка – жуткое зрелище. Да и вообще в убийстве ничего красивого нет. Будь моя воля – всю жизнь стрелял бы только по мишеням, как в детстве. Следующий «серый гусь» достался противнику Скарлетта, вонзившись в пряжку поясного ремня. Пряжка вместе с шиловидным наконечником наверняка застряла между позвонков. Гисборн свалил своего визави и принялся обрабатывать другого. Справится, на мечах он неплох.
Мач завопил снова, я обернулся – кряжистый наемник теснил его, умело орудуя секирой. Это уже серьезно… Я кинул в него метательный нож – кольчугу, конечно, не пробил, зато привлек внимание к своей скромной персоне. Не глядя бросил Мачу свой лук, и мы закружились, утаптывая прихваченную инеем травку.
Меч против боевого топора – тут уж как кости лягут. В таком поединке не подставишься под легкую рану, чтобы достать противника наверняка – легких ран секира не наносит. Пропустишь один удар, и ты покойник. Ну давай, давай…Э, мужик, ошибся я в тебе – это совсем не серьезно. Никто не спорит, удар боевого топора, да еще с концентрацией, свалит кого угодно. Но с чего ты взял, что я буду подставляться под твои концентрированные удары? Недосуг мне помирать - король в плену, родина в опасности, на шее двое братьев-недоумков, и вообще меня девушка ждет!... Я демонстративно поскользнулся, топор взлетел… и я, почти распластавшись в воздухе, вогнал эсток пониже ремня. Высвобождать клинок из еще не умершего, агонизирующего тела пришлось, упираясь ногой. Как говорит Мач – ненавижу это!
Так, что у нас?... Гисборн все еще занят, Уилл тоже сцепился с рослым наемником, вооруженным мечом-фальшионом, Мач бережет мой лук. Меч – в ножны, первая стрела – на тетиву, вторая – в зубы, третья не понадобится. «Серый гусь» дунул ветром в щеку Гисборну, пробив его противнику незащищенное горло.
- Долго возишься!
Скарлетт достал-таки «своего» наемника, развалив его чуть не надвое. Всё? Неужели всё?... И тут… Во время боевой стрельбы в моей голове проносятся какие-то вспышки. Видениями их не назовешь – так, отрывочные, смутные образы. Сейчас перед глазами всплыло лицо Скарлетта – белое как мел, покрытое испариной. Руки опередили разум – стрела была уже на тетиве. Кто?!
Солдат, которого Скарлетт подстрелил в колено в самом начале боя, не захотел умирать, не отомстив. Он истекал кровью, но упрямо поднимал заряженный арбалет. Щелкнула тетива – наконечник-нож в щепки разнес ложе арбалета, вторая стрела ударила наемника в грудь, опрокинув на спину, изо рта у него толчком выплеснулась густая темная кровь…
…Но тяжелый болт с трехгранным* наконечником уже летел, и время, сгустившееся до свинцовой тяжести, отмеряло для Скарлетта последние доли секунды…
- БЕРЕГИСЬ!
…Поздно. Скарлетт коротко вскрикнул и свалился, с каким-то удивлением глядя на деревянное оперение*, торчащее из левой ноги чуть ниже бедра.
Первым возле него оказался Гисборн. Когда подбежали мы с Мачем, он уже стоял на коленях, обнимая Скарлетта. Уилл улыбался растерянной, чуть виноватой улыбкой. По его лицу крупными каплями стекал пот.
- Пей! – я поднес к его губам флягу с водой. Он сделал несколько жадных глотков и спросил:
- Насколько… плохи… мои дела… Робин?
- Не двигайся. Я сейчас посмотрю.
Опустившись на колени, я вытащил нож и вспорол штанину. Таак…Болт раздробил кость и прошел навылет – наконечник, похожий на зазубренный стилет, торчал наружу, и по штанине быстро расплывалось кровавое пятно.
- Он умрет? – сиплым шепотом спросил Мач.
- Мач, заткнись! Никто не умрет от такой раны! – рявкнул я, про себя добавив: «…если только не будет заражения». – Чем кудахтать, беги и приведи Джак!
- Ни за что, - пискнул Мач и попятился. – Она меня убьет.
- Мааач, я сам тебя сейчас убью. Пошел!
Оруженосец убежал, Скарлетт устало прикрыл глаза - его стремительно покидали силы. Мы с Гисборном угрюмо переглянулись.
- Подержи его! – я отломил липкий от крови наконечник. Скарлетт вздрогнул и прикусил губу.
- Нельзя ли это вытащить? Пожалуйста!
- Уилл, я не стану этого делать. Подождем Джак. Ты же не хочешь на всю жизнь остаться хромым, правда?
- Смотря сколько продлится эта «вся жизнь»… - Уилл попробовал улыбнуться, и это ему почти удалось. – Вытри мне лицо, пожалуйста, если не трудно. А то Джак испугается…
Легко сказать! Чем? Порадовавшись, что так и не надел кольчугу, я откроил ножом изрядный клок от рубахи – не сказать чтобы чистой, но уж какая есть. Смочил водой из фляги и старательно промокнул Уиллу лицо и лоб.
- А… в чем там дело, Робин? Почему болт нельзя вытащить?
- Я же не врач, Уилл. Раздроблена кость, осколки нужно удалить из раны. Возможно, задето сухожилие. Словом, нужен хирург.
- Хорошо, что не священник, – слабо улыбнулся Скарлетт. Он был иссиня-бледным, но еще пытался шутить. Я видел подобные раны и примерно представлял себе, что с ним: оскольчатый перелом, внутреннее кровоизлияние, разрывы мышц и связок… И с каждой минутой отек увеличивается, распухшие мышцы всё сильнее сдавливают и смещают сломанные кости… Бедный парень, наверняка он испытывает дикую боль. Где же Джак – она что, куртуазно хлопнулась в обморок? Нашла время!
Мач и Джак прискакали верхом. Девушка осмотрела рану и принялась потрошить переметные сумы своей лошади, отдавая распоряжения насчет кипяченой воды, отвара ивовой коры, настойки опиума и прочего. Она говорила сухо и отрывисто. Никто из нас не осмеливался взглянуть ей в глаза.
- Хозяин Робин, я, пожалуй, приведу остальных коней, - шепнул мне Мач. – Заодно и стрелы соберу…
Вытаскивать, а то и вырезать ножом из мертвых тел пропитанные кровью стрелы – удовольствие еще то. Обычно Мач избегал этого как мог, а сейчас вот сам вызвался. И, честно говоря, я его понимаю.
Гай развел костер и вскипятил воду в котелке. Обложив котелок снегом, чтобы кипяток побыстрее остыл, он соорудил возле костра лежанку из хвороста и конских попон, и мы с величайшей осторожностью перенесли туда Скарлетта. Джак приготовила бинты для повязок и хирургические инструменты. Вернулся Мач с лошадьми и принялся хлопотать, обустраивая ночлег. Мало приятного – на поляне, полной мертвецов, - но раненого после операции лучше не беспокоить.
- Давай, Джак, я подержу его. А вы, ребята, будьте поблизости – вдруг что понадобится… - Робин, я не могу... - мертвым голосом проговорила Джак. - У меня руки дрожат. Как же я буду оперировать, когда у меня дрожат руки?!
- Джак, девочка моя, соберись! Здесь нет Тука, здесь нет Матильды. Здесь нет никого, кто мог бы тебя заменить. Давай сделаем это! – я взял девушку за плечи и хорошенько встряхнул.
Потом сарацинка трудилась не поднимая головы, Скарлетт хрипло дышал, прикусив сыромятный ремень, а я то подавал инструменты, то держал Уилла, то вытирал испарину, стекавшую по его лицу. Точно так же я помогал Джак с Мэриан, а совсем недавно – с Гаем. Еще немного попрактикуюсь – и смогу зарабатывать на жизнь, ассистируя какому-нибудь хирургу. Операция длилась бесконечно долго, Скарлетт несколько раз терял сознание. Наконец Джак зашила рану, наложила повязку и лубок. Мач уже приготовил отвар, предупреждающий лихорадку, мы напоили измученного парня, и он тотчас заснул.
- Робин, ударь меня! – вдруг прошептала Джак.
- Что? – я растерянно взглянул на неё и тотчас понял, в чем дело. Сарацинка была натурально зеленой, как неспелое яблоко-дичок, и прижимала руку ко рту. Я дал ей пощечину – в таких случаях это действительно помогает. И помогло.
- Спасибо, Робин.
Я обнял девушку, погладил по волосам, по щеке. Моя ладонь с ороговевшими мозолями лучника наверняка царапала нежную кожу. Хотя какое это имело значение после того, как я чуть не своротил ей скулу… Джак тихонько захлюпала носом.
- Поплачь, - шепнул я. – Поплачь, моя хорошая, теперь уже можно.
Девушка судорожно вздохнула и прижалась лицом к моему плечу. Она всегда была сильной, моя Джак. Сильной и храброй. Но самому сильному человеку иногда нужно уткнуться в дружеское плечо, заранее зная, что не будет ни насмешек, ни жалости пополам с презрением. Я поцеловал её в макушку, тоже заранее зная, что ничего лишнего она не подумает.
- Спасибо тебе… - Джак осторожно высвободилась из моих рук и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула меня в щеку. – Я в порядке. Нужно помыть инструменты, а то кровь засохнет – не отскребешь…
- Я горжусь тобой, - сказал я чистую правду. – И ты всегда можешь на меня положиться. Всегда, чтобы ни случилось. Ты понимаешь?
Джак кивнула и улыбнулась. Она всегда меня понимала.
Пока мы были заняты Скарлеттом, короткий осенний день подошел к концу. Гисборн сидел у костра, глядя в огонь – почти как в ту ночь, когда мы заключили мир. Я опустился рядом с ним на расстеленную попону.
- Не жалеешь, что упустил её?
- Пардон?
- Вэйзи на свой лад неплохо понимал людей, - криво усмехнулся Гисборн. – Не так, как ты: он умел находить уязвимые места, слабости, на которых можно сыграть. Он догадался, что Джак к тебе неравнодушна, и это так его позабавило, что он поделился своим открытием со мной.
- Была неравнодушна. Очень недолго. И – нет, не жалею. Она мой лучший друг. Девушки меняются, друзья остаются.
- Как она? – помолчав, спросил Гай. – И как Уилл?
- Уилл – неплохо. Ногу удалось спасти, хотя хромота ему обеспечена. Джак – в порядке. На её счастье, она врач. Она действует там, где другой оставалось бы только ждать и молиться. А почему ты спрашиваешь меня, а не её?
- Я просто подойти к ней боюсь, - глухо произнес Гай. – Я приношу несчастье всем, кто мне дорог.
- Ну, знаешь… - я даже растерялся. – Что ты себе напридумывал? Это могло случиться с кем угодно.
- Могло, - отозвался он бесцветным голосом. - А случилось с Уиллом. Потому что Джак была ко мне добра.
- Именно поэтому? Всё из-за тебя? А Мёртвое море, часом, не ты убил?
- Опять дурачишься, Робин?
- А что мне остается, когда ты порешь такую чушь? Не относиться же к этому серьезно!
- Между прочим, у тебя тоже начались проблемы, как только ты связался со мной.
- Гисборн, это смешно. «Начались проблемы…» Да когда они у меня заканчивались?
- Одна из них, кстати, сюда идет, - хмыкнул братец. Кажется, мне все же удалось его немного развеселить.
- Хозяин Робин, что приготовить на ужин? – поинтересовалась «проблема».
- Какая разница? То же, что и вчера.
- Вчера был вторник, а сегодня – среда, постный день!
- Так мы же – плавающие и путешествующие!
…Я отнес ужин Джак, не оставлявшей Скарлетта ни на минуту. Как видно, она всё еще опасалась заражения и лихорадки.
- Поешь, - я почти насильно заставил её взяться за ложку. – А потом тебе нужно поспать.
- Уилла нельзя оставлять без присмотра.
- Конечно, нет. Гисборн с ним посидит, а ты отдохнешь.
- Гисборн? А я думала – ты, - девушка удивленно подняла брови.
- Я собираюсь сторожить, - дело не только в этом, но об остальном Джак догадается сама. А если не догадается – тем лучше. – Устрою себе наблюдательный пост повыше. Как по-твоему, наш общий друг влезет на дерево?
- Разве что спасаясь от Кейт, - фыркнула сарацинка. – Как кот от собаки. А Мач?
- Мач, может, и влезет. Но потом непременно уснет и свалится.
- Уснет он в любом случае, - Джак уже откровенно хихикала. – И упадет носом в костер, потому что вечно таращится на огонь, как будто хочет увидеть саламандру.
- Не знаю, как насчет саламандры, но подкрадывающихся врагов после этого точно не увидишь. Нужно сидеть спиной к огню, чтобы глаза привыкли к темноте. Словом, сторожить буду я – больше некому. Спокойной ночи, Джак.
- Спасибо, Робин, - девушка устало и благодарно улыбнулась. – Ой! А ты сам-то что-нибудь ел?
- Ну а то! Пропустил ужин – обидел Мача. Обидел Мача – испортил себе жизнь на ближайшие три дня!
Мач, старина, извини – я готов вышучивать не только друзей, но и святое причастие, лишь бы эта девочка улыбалась. Она должна улыбаться, если в мире есть хоть какая-то справедливость.
Гисборн поил лошадей из кожаного ведерка. Вода была ледяная, и он подбросил в ведро клочок сена. Кони тянули воду потихоньку, оцеживая «мусор», так что она успевала немного согреться во рту. Молодец, соображает.
- Скажи Мачу, что гривы разбирают, а не расчесывают*, - наябедничал он. – Если, конечно, ты не мечтал с детства ездить на лысой лошади.
- Вот сам ему и скажи, - посоветовал я. – Я к тебе в переводчики не нанимался. Задашь лошадям корму – и ступай подмени Джак, пусть девчонка хоть немного поспит.
- А она… эээ… - Опять этот пришибленный вид!
- Не укусит, - я возвел глаза к небу. – И Мач тоже. Ты – один из нас, и ты уже всем всё доказал.
- А твой не пьет! – Принц, балуясь, фыркал и разбрызгивал воду.
- Набалованная скотина, - с нежностью пояснил я. – С земли нипочем не будет. Только из рук.
Гай неодобрительно хмыкнул и поднял ведерко. Жеребец жадно припал к воде. Я потрепал жесткую гриву, и не думавшую редеть, и чуть было не проделал то же самое с прической сводного братца. Зря, что ли, Нора назвала его кентавром? А я-то думал – кого он мне напоминает? Ну точно – коня. Норовистого, подпорченного скверным седоком. И что с ним, таким, прикажете делать? Тоже поить из рук и подзывать свистом? И ежесекундно ждать, что он еще выкинет – не со зла, так сдуру?...
Ночь прошла спокойно – больше мы никому не понадобились. Утром я съездил в ближайшую деревню, нанял там телеги для трофеев и раненого, заплатил крестьянам за похороны убитых наемников, а священнику – за отпевание. Хозяин манора, сторонник принца Джона, не пожелал засвидетельствовать мне свое почтение – проще говоря, спрятался. К полудню мы тронулись в путь.

***

- Тебе-то кому и за что мстить? – вытаращился братец. – Ты же у нас практически местночтимый святой!
- Вот бы знать! – огрызнулся я, подумав про себя: «Святой, ага, как же! Ангел смерти. Сколько народу я на тот свет отправил? А почти у каждого – жена, родители, дети…»
- Непохоже, - задумчиво протянул Гисборн.
- Непохоже на что?
- Непохоже, что автор послания, как тот полоумный тамплиер, винит тебя в гибели близкого человека. Я бы сказал, что речь идет о разрушенных амбициях. Это сужает круг поисков.
- Думаешь, это кто-то из сторонников принца? Почему ты так решил?
- Потому что речь идет об удаче. Если ты должен за неё заплатить, значит, для кого-то она обернулась крахом. Да и стиль письма – «жалкие дружки», «жалкая семейка»… Тебе это ничего не напоминает?
- Напоминает. Твою сестру. Но она мертва.
- Да, верно, ты же с ним незнаком… Джаспера помнишь?
- Полномочного представителя принца Джона? Ну, помню. А он-то здесь при чем?
- Может, и ни при чем. Просто он любил подобные выражения. Хотя, наверное, у меня паранойя.
- Никакой паранойи – всего лишь мания преследования, - я похлопал его по плечу. – А если серьезно, Гай, - тут есть над чем подумать.
- Остальным расскажем?
- Обязательно. Это касается всех.

***

- Если и так, чем это нам поможет? – недоверчиво спросил Скарлетт. – Если это Джаспер – он будет действовать через подставных лиц, а их может быть много.
- А вот тут ты ошибаешься, - усмехнулся Гай. – У шервудских «волков» такая репутация, что даже одного исполнителя найти будет непросто. Помните, в какую сумму обошелся шерифу Картер? А день рождения Робина?... Наемников пришлось искать в Уэльсе – ближе не нашлось! Нет уж, поверьте бывшему наемному убийце – сообщник у Джаспера один, и искать его нужно среди черных рыцарей.
- А этот Джаспер, он нормальный? – неожиданно вмешалась Джак.
- Ты меня об этом спрашиваешь?! – поразился Гисборн. – По-моему, нет. Но, когда мы встречались в последний раз, по мне самому плакала цепь с намордником, так что мое мнение в расчет можно не принимать.
- И что нам делать? – уныло спросил Мач.
- Не терять бдительности и никуда не отлучаться поодиночке, - ответил я. – Кто бы это ни был – он где-то поблизости и скоро попробует нанести удар.
- А почему он не нанес его сразу? Записки пишет… - недоуменно передернула плечами Джак.
- Следует полученным инструкциям, - хмыкнул Гай. – Видимо, заказчик хотел предварительно попугать Робина.
Попугать? Ну-ну…

***

- Ну и зачем ты это делаешь?
- О чем ты? – поднял брови родственничек.
- Ты знаешь о чем! Зачем ты говоришь о своем прошлом? Ты как будто хвастаешься тем, чего на самом деле стыдишься.
- А если не говорить, оно исчезнет? – по лицу Гисборна скользнула знакомая кривая усмешка. – Даже Бог не может сделать бывшее небывшим, Робин. Я – вор, убийца, клятвопреступник, изменник, заговорщик. Если я захочу забыть об этом – мне тут же напомнят. Если попробую сделать вид, что этого не было, - буду жалок.
- Может, тебе действительно стоило уехать? Почему ты не уехал во Францию с Гийомом? Я бы тебя отпустил.
- Это было в другой жизни, Робин. Кроме того, Гийом однажды мною пожертвовал, а ты – нет. Я никогда этого не забуду.
- Брось, мы уже говорили об этом. Я ничего особенного не сделал.
- Я так не думаю. И, надеюсь, ты не забыл, что «мы почти семья»? – Так, похоже, семейная шутка у нас уже появились. Причем без всякого «почти»…
- Я помню. Поэтому угрозы этого типа тебя тоже касаются. Прав ты в своих подозрениях или нет, - нам лучше отнестись к этому серьезно.
- Знать бы, с кого он начнет! Был бы шанс поймать на живца…
- Давай попробуем вычислить это.
…Я нес внеочередную ночную стражу, Гисборн составлял мне компанию. Двое невыспавшихся – лучше, чем один. А кому, собственно, сторожить-то? Уилл ранен, Мач пьян, как рутьер. Остается Джак, но лично мне совесть не позволит спать под охраной женщины.
- Вспомни Великий Ноттингемский договор, точнее, тех, кто его подписал! – Гай подался вперед, видимо, осененный неожиданный мыслью. – Там был кто-то, кто хорошо тебя знал?
- Гм… нет. Черные рыцари – в основном нормандские лорды, а я, как ты знаешь, англосакс. Между коренной староанглийской знатью и сторонниками Вильгельма Бастарда по-прежнему нет согласия.
- В таком случае – не думаю, что мне и Арчеру что-то грозит, разве что в последнюю очередь. С Арчером ты знаком всего ничего, ну а я… Нужно очень хорошо тебя знать, чтобы предположить, что я для тебя что-то значу.
- А, ты хочешь сказать, что первую жертву наш друг будет выбирать по степени близости ко мне? Попробует по формальным признакам вычислить, кто мне особенно дорог? Тогда это… Мач!
- Или Скарлетт, - ровным голосом ответил Гай. – Во-первых, вы друзья детства. Во-вторых, ты пожертвовал всем именно ради его спасения.
- Да это был мой долг! Вэйзи не оставил мне выбора. Он посягнул на иммунитет, дарованный манору Локсли еще королем Альфредом. Мне пришлось защищать свои права – и своих людей от беззакония и произвола.
- Я же говорю, Вэйзи хорошо понимал людей… Он знал, что ты не отступишь. Все остальные сломались, даже лорд Найтон. Сперва он позволил ставленнику принца сместить себя с должности, потом – притеснять своих вассалов…
- Вот что заставило Мэриан стать Ночным Дозорным. Ей было стыдно за отца.
- Наверное, - вздохнул Гай.Тень Мэриан больше не стояла между нами. Теперь мы могли говорить о ней. – Конечно, закон был на твоей стороне, и право частной войны* никто не отменял, но… Никто из лордов не воспользовался этим правом. Они позволили бы повесить не только виллана* или арендатора*, но и члена семьи – лишь бы их самих не трогали. Так что со стороны твой поступок выглядел как немыслимое самопожертвование.
- И значит, Уилл в опасности, - подытожил я.
- И блондинка тоже. – Гай избегал называть Кейт по имени, даже заглазно.
- У нас! С ней! Ничего!! Не было!!!
- Вы целовались, - флегматично заметил братец.
- Гисборн, ты умен не по годам! Если мужчина хочет поцеловать девушку, он выбирает подходящий момент и место, где им не помешают. А если он целуется при свидетелях – значит, ему это на хрен не надо и вообще он боится, как бы девушка не зашла слишком далеко!
- Ладно, у вас ничего не было. Но это знаешь ты, да я – с твоих слов. А для всех остальных она – твоя подружка, - добил родственничек.
- Ну что ж… Мача я не отпущу от себя ни на шаг (то-то он обрадуется!), а ты присмотри за нашей сладкой парочкой.
- Присмотрю.
- К Кейт я приставлю Джона, он вроде к ней неравнодушен… Хотя лучше бы ей уехать куда-нибудь.
- Или улететь на помеле, - поёжился Гисборн. – Ведьма!...
- У каждого свои недостатки, - жизнерадостно хрюкнул я, вспомнив, как Кейт чуть не разрушила нашу «почти семейную» идиллию в самом начале. – Слушай, всё забываю спросить: когда я вернулся в Локсли, ты правда что ли меня не узнал?
- Да как же тебя не узнать – уши-то твои за столько лет никуда особо не делись. Как торчали, так и торчат!

***

Знаете, что – самое страшное на войне? Нет, не убийство. Хотя это неправда, что будто бы после первого (двадцатого, сотого) павшего от твоей руки все последующие смерти уже не имеют значения. Внутри все равно что-то содрогается всякий раз, когда твой меч (кинжал, копье, стрела) обрывает чью-то жизнь. Но самое страшное все же не это.
Страшнее всего на войне – хоронить друзей. Поэтому всю дорогу до Неттлстоуна я глядел орлом, как и подобает герою, возвращающемуся в родные края с победой и славой, а внутри… уууу, как же мне было тошно и страшно!... В Неттлстоуне нас встретил Арчер. Смазливая рожа младшенького лучилась самодовольством, и у меня с души свалился самый тяжелый из мегалитов Стоунхенджа. Значит, дома всё хорошо.
- А о том, как вы сделали черных рыцарей, уже поют во всех кабаках, - жизнерадостно доложил младшенький. – И о том, что ты переспал с красоткой из королевиной свиты!
Увесистая затрещина едва не вынесла Арчера из седла, распластав на шее коня.
- Какого…?! – взвыл он дурниной (взвоешь, пожалуй, напоровшись животом на переднюю луку!). – За что?!
- Гай имеет в виду, что «переспал с красоткой» - не те слова, которые употребляют, беседуя о благородной даме, - пояснил я. – И вообще, не суй нос не в свое дело.
- Да пожалуйста! – фыркнул Арчи. – Только учти, что Кейт эти песни тоже слышала. Она уже три дня как в Локсли, у матери. Ревет и не выходит из дому. Люди говорят – как бы чего над собой не сделала!

***

…Девушки, ради всего святого – не бегайте вы за парнями! Не вешайтесь на шею, не набивайтесь с поцелуями, не штурмуйте приглянувшегося мужчину, как крепостную стену! Потому что, не успеете вы дотащить намеченную жертву до постели (а хотя бы и до алтаря!), - как появится Она. Та, которой он сам скажет все те слова, которые вы безуспешно тянули из него клещами. Та, которую он обнимет по своей охоте, а не потому, что она исхитрилась вовремя «оступиться» или «лишиться чувств». Та, с которой ему захочется и целоваться, и болтать, и гулять, взявшись за руки, и просыпаться в одной постели…
- Ребекка, впусти меня, пожалуйста. Я должен увидеть Кейт.
Ответом был полный ненависти взгляд. Тем не менее женщина посторонилась.
Кейт сидела в уголке, зябко съежившись и обхватив руками поднятые колени. Острый носик по-птичьи торчал из копны встрепанных волос.
- Зачем… ты… пришел? – сперва мне послышалось, что она всхлипывает после каждого слова, но это были просто прерывистые вздохи.
- Нам нужно поговорить.
- О чем?! – девушка дернулась, как от удара, и резко обернулась. – Об этой шлюхе, которую ты трахнул в Йорке?
- Кейт, прошу тебя… Ты же её совсем не знаешь. Если тебе нужно обругать кого-нибудь – ругай меня.
Она молчала, мелко дрожа всем телом. Давно я не чувствовал себя такой… таким… словом, если Гай с этим живет – значит, он сделан из железа. Я бы не смог.
- Кейт, послушай. Прости, что причинил тебе боль, но… Я же никогда не говорил с тобой о любви. Это не было частью наших отношений.
- Но я надеялась!... Ты же не говорил мне ни да, ни нет!
- Я знаю. Прости. Иногда мне самому казалось, что я со временем привыкну к тебе… что ты начинаешь мне нравиться. Я обманывался, Кейт, и тебя обманул, хоть и невольно. Но я не играл твоими чувствами. Это была ошибка, о которой я сожалею.
- А там… у тебя… всё серьезно?
- Да.
- Конечно, чего еще ждать от тебя! Связался с этим… этим… с Гисборном! – это имя она прямо-таки выплюнула, как червивое яблоко. – Я ушла из дома, бросила семью! Я сражалась, рисковала жизнью – всё ради тебя! А ты!...
- А я живой человек, Кейт, и я не могу оправдывать все ожидания! Я высоко ценю твой вклад в наше общее дело, ты была хорошим товарищем. Но…
- Жаль, что шериф в тот раз помешал Гисборну прикончить тебя! Тогда бы ты не разбил мне сердце!
- Мое сердце тоже было разбито, ты же знаешь… Осколки нужно смести веником на совок – и жить дальше. Это возможно, Кейт, и это единственно правильный выбор. Ты еще встретишь свою любовь.
- Уходи.
Я неловко погладил её по голове и вышел во двор. Там хлопотала Ребекка. Золотая гривна – награда победителю турнира – лежала у меня в поясном кошеле. Такие вещи не обращают в деньги даже в голодный год – их свято берегут, передавая по наследству детям и внукам, чтобы гордились доблестью предков… Ааа, пропади оно всё пропадом! Я развязал кошель.
- Это не отступное, Ребекка. Мой брат убил твоего сына. Раз я признаю его членом семьи – я в ответе за то, что он сделал. Этого хватит, чтобы начать новую жизнь вдали от Локсли, как ты и хотела, и найти твоим девочкам хороших женихов.

- Ну что, побили горшки? – хохотнул Арчер, потом взглянул мне в глаза и сконфуженно смолк. Джак погладила меня по плечу, точно злого ощетиненного пса. Мне, в самом деле, хотелось то ли кусаться, то ли выть на луну. Гисборн подвел мне лошадь и тихо спросил:
- Ты в порядке?
- Нет.
Представляю, что он мне скажет, узнав про гривну. Я невольно усмехнулся, подивившись тому, что вроде как признал за ним право вмешиваться в мои дела. Вмешиваться в мои дела?
- Зачем ты подслушивал мой разговор с королевой?
- Не верю я ей, - буркнул Гай, совершенно не удивившись вопросу, вроде бы никак не связанному с ситуацией. – И никому из Плантагенетов. Все они бешеные. Видел, как она в собаку браслетом запустила, Элеонора твоя? В свою собаку, между прочим! А если бы тебе в башку? На хрена Англии рехнутая легенда?
- А что мне браслет? - хмыкнул я, представив эту картину. – Мне Малыш Джон два раза сотрясение мозга устраивал, и ничего! Ох, похоже, сегодня будет третий…
…Я почти угадал. В смысле, вырубить меня Джону не удалось: на нем, как кабаньи гончие на матером секаче, повисли оба моих братца. Но попытка была. За что? За Кейт, разумеется. За то, что не оправдал её девичьих надежд. Мало того – и Мач смотрел на меня как-то странно… Сам я время от времени злюсь на Мача до белых глаз, но когда он вдруг принимается дуться и обижаться – просто теряюсь. Все мои ребята мне дороги, каждый по-своему, но Мач… Подростком я поколачивал других мальчишек, которые вечно его обижали. Уходя с королем Ричардом в крестовый поход, я вообще-то хотел взять в оруженосцы Уилла – но Мач, уже привыкший видеть во мне защитника и покровителя, просто не оставил мне выбора. Я не смог его бросить, это было бы нечестно – всё равно что подобрать голодного котенка или щенка, а потом снова вышвырнуть на улицу. Лучше бы и не подбирал…
Впрочем, у меня и без Мача хватало хлопот. Королева прислала-таки обещанную помощь фуражом, лошадьми и оружием – нужно было распорядиться ею разумно. Ополченцы делали успехи – я решил отобрать лучших и посадить на лошадей. А там – организовать пару-тройку кавалерийских рейдов в соседние графства, тряхнуть лордов, поддерживающих принца Джона: пускай раскошеливаются на выкуп законного короля! А что? Файда* за Ричарда – мой вассальный долг, между прочим. А из моих обнищавших крестьян все равно не выжать ни цента, даже если бы у меня хватило на это совести.
Кроме того, на меня навалилась масса небольших, но по-своему важных и поглощающих время дел, как-то: дать разрешение на брак, рассудить поссорившихся соседей, организовать в моей бывшей усадьбе госпиталь по образцу тех, что устраивают иоанниты* в Святой Земле… Я давно это планировал, и теперь Джак с Матильдой готовили впрок микстуры и травяные сборы, поджидая пациентов. Уилл Скарлетт оправился от раны настолько, что забросил костыль и бодро ходил, опираясь на палку, правда, верхом ездить еще не мог. Зато Гисборн отлеживался в лагере: от удара, полученного на турнире, открылась плохо зажившая рана. Ребекка с дочерьми уехала из Локсли, в её опустевшем доме Тук начал учить грамоте крестьянских детей. Сперва учеников было немного, теперь – уже два десятка. Пора открывать настоящую школу. И манориальную курию* нужно восстановить… Тоскааа…
К нашему возвращению из Йорка жители Локсли по собственному почину затеяли постройку новой усадьбы, раза в три больше прежней – как сказал Малыш Джон, «у тебя же теперь семья…». Неожиданно, но приятно. Отвык я от того, что кто-то думает о моих нуждах – обычно от меня помощи ждут. Неделю спустя после возвращения я получил два письма – от королевы и Клеменс. Нора писала, что она уже в пути и к Рождеству надеется увидеть Ричарда. Коротенькая записка Клеменс нежно и сладко пахла её жасминовыми духами.
Мы по-прежнему жили в лагере: во-первых, дом был еще не достроен, во-вторых, в Шервуде можно было не беспокоиться об авторе записки, найденной на седле. Отыскать лагерь, не попавшись ни в одну из многочисленных ловушек, он бы не смог. Впрочем, наш «друг» затаился и никак себя не проявлял. Имелась и третья причина, носившая, скорее, символический характер: в своих мечтах я связывал возвращение в Локсли с мирной жизнью, а до этого было еще далеко.
Сегодня я вернулся в лагерь засветло: устал что-то, честно говоря. С утра мы с Мачем и Арчером мотались верхами из Неттлстоуна в Клан, из Бончерча в Керклисс - проверяли, как поживают ноттингемские погорельцы, которых я временно расселил по окрестным фермам, а хворых и пожилых пристроил в монастырскую гостиницу. По весне организуем общественные работы, отстроим город заново, сейчас уже не успеть – со дня на день настанут настоящие зимние холода. Мач все еще дуется на меня, а Арчер… Того и гляди два десятка разъяренных отцов со всего графства предъявят мне животы своих беременных дочек. Надеюсь, хотя бы брачных обязательств он не дает, иначе, чтобы расплатиться по ним, не хватит всего золота Руси*!...
…На столе передо мной веером разложены стрелы, напильник, шлифовальный брусок, нож и ножницы для подрезки оперения. Поправляя напильником костяные ушки и подтачивая наконечники стрел, я обдумываю одну мысль. Мне всегда хорошо думается за любимой, привычной с детства работой. Я аккуратно подрезаю оперение, придавая ему форму ласточкиного хвоста, бруском выглаживаю чуть заметные «заусенцы» на древках, а в голове моей зреет решение, готовое отлиться в поступок.
- Ты что-то задумал? – спросила Джак. Она весь вечер правила на точильном камне и полировала ветошью подаренный королевой кинжал. А когда Малыш Джон съязвил, что мизерикордия для врача – предмет первой необходимости: пациентов добивать, чтоб не мучились! – нехорошо обругала его по-арабски. Мы с Уиллом аж покраснели, Арчер заржал, остальные ничего не поняли.
- А?... – я притворился, что полностью поглощен работой. – Слушай, покажи еще раз, как вяжется хорасанский узел?*
- Это не сложно, - девушка подсела поближе, взяла запасную шелковую тетиву и съемные кожаные петли. – Смотри – раз!
- А мне не видно, - вытянул шею Арчер. – Хитро придумано. Что бы мы делали без нашей дамасской розы!... Ооой!
- Это тебе за «дамасскую розу», - беззлобно пояснила Джак, пододвигая ему ножницы. – Чем под руку говорить, лучше помогай. Ну как ты режешь? Это же стрелы Робина Гуда, а не ополченца из Локсли! Режь покороче!*
- Видел я в Византии русских лучников, - заметил Тук, игравший в шахматы с Гисборном. – Луки у них такие же, как у тебя, и вообще всё очень похоже. Только они еще и древки возле ушка раскрашивают – смотря по тому, с каким наконечником стрела. Очень удобно.
- Гм! В этом что-то есть… А ты бы мог приготовить краски?
- Почему нет? – монах благодушно пожал могучими плечами. – Я кое-что знаю об этом. Синюю краску получают из дубовой коры, красную – из охры, желтую – из дрока и луковой шелухи…
- Оранжевую – из чистотела, зеленую – из пижмы, крапивы, - подхватила Джак.
- Так ведь зима, - удивился Мач. – Какой чистотел, какая крапива?
- Это лекарственные растения, - снисходительно пояснила сарацинка. – Матильда их знаешь сколько заготовила?
- Давайте завтра этим и займемся, - предложил Скарлетт. – Возьми у Матильды что нужно, Тук объяснит, как краски делать, чем разводить, в какой пропорции, а мы с Гаем сделаем. Все равно от нас двоих толку пока что нет!
Мы с Гисборном обменялись быстрыми взглядами. Отлично, за Уилла можно не беспокоиться.
- Мач, приготовь завтра лошадей пораньше. Мы едем в Хаттерсейдж.

***

В Хаттерсейдже теперь жила Энн – бывшая кухарка Вэйзи. С тех пор как она уехала из Ноттингема, я несколько раз навещал её. Полгода назад она вышла замуж за шорника Марка Уикема, получила расчет у своей госпожи и вместе с сынишкой перебралась к мужу в Хаттерсейдж.
Мач сменил гнев на милость и по обыкновению скрашивал путешествие беседой:
- Хозяин Робин, а когда король вернется, он казнит принца Джона?
- Мач, я даже не думаю, что он его арестует! Казнить принцев крови не принято, это значит создавать нежелательный прецедент. Если это необходимо – с ними поступают, как Генрих Боклерк с Робертом Куртгёзом: сажают в каменный мешок. Ну, или подсылают убийц… Но Ричард на это не способен.
- Хозяин, а что король сделает с лордами, которые поддерживали принца? С шерифом Йорка, например?
- Не знаю. – Ричард вообще-то крут, а в плену его характер наверняка не улучшился. Но и милосердие ему не чуждо – простил же он после коронации сторонников своего отца*!
- Хозяин Робин, а как вы думаете, кто теперь станет шерифом?
- Спроси что-нибудь полегче. Ричарда иногда сложно понять. Зачем он назначил сэра Эдварда Найтона? Возложил ответственность за целое графство на человека, не способного защитить свой дом и семью!
- На месте короля я бы назначил вас!
- Типун тебе на язык, Мач! – Последнее время я тихо изнывал под бременем обязанностей лорда, от которых успел порядком отвыкнуть. Не хватало еще напялить хомут вице-графа*!
К моему изумлению, Мач придержал лошадь и, высунув язык, с обеспокоенным видом подвигал им туда-сюда.
- Мач, ты в своем уме?! Если в дурацких дерри-даун поют, что я прохожу сквозь стены, читаю мысли и заговорен от любого оружия, это не значит, что я и порчу могу навести!
- Вокс попули – вокс деи*, - по слогам выговорил оруженосец и, как бы извиняясь, пояснил: - Тук так говорит.
- А с этим провокатором в рясе я отдельно побеседую. Будет знать, как разлагать неокрепшие умы! Как там в Евангелии говорится – «аще кто соблазнит единого из малых сих»?
- А черные рыцари? Их-то точно казнят?
- Мач, ну что ты заладил – «казнят, казнят»! Давай поговорим о чем-нибудь другом, меня мутит уже, честное слово!
- Мутит - это от голода, - авторитетно заявил Мач. – Вы же не позавтракали толком. Кружка молока да кусок хлеба с сыром – разве еда?
- Для меня – да. Это ты у нас ходячий желудок!
Увлекшись разговором, Мач подъехал слишком близко – вредине Принцу это могло не понравиться. Я хлопнул его жеребчика ладонью по крупу, тот неожиданно хлестко отбил задом – это и спасло Мачу жизнь. Арбалетный болт, предназначенный всаднику, достался коню. Причем граненый наконечник вонзился не в крестец (отчего конь рухнул бы как подкошенный), а в мощные мышцы крупа. Жеребчик завизжал, взвился на свечку и понес.
Руки, как всегда, сработали быстрее сознания: я выпустил три стрелы в ежевичные заросли, откуда прилетел болт, но не услышал вскрика. Зато несколько секунд спустя услышал удаляющийся топот скачущей лошади!
Я бы настиг его: ни один лук в Англии не сравнится в силе с моим, и редкий скакун не уступит Принцу. Но в это самое время взбесившийся конь уносил в противоположном направлении моего верного оруженосца. Наездник Мач неважный, как и все, кто не учился этому с детства. Окажись я на его месте – перехватил бы внутренний повод обеими руками и заставил лошадь повернуть, в крайнем случае повалил бы её на бок, но для этого требуется хладнокровие и недюжинная физическая сила.
- Хозя-а-а-и-ин!! Хозя-а-ин Роби-ии-ин!!!
- Мач, хватайся за гриву! Только не упади! – заорал я в ответ и дал жеребцу шпоры. Не ожидавший такой подлости Принц оскорбленно прижал уши и бросился вперед.
Как мы скакали!... Обезумевший от боли и ужаса гнедой летел, не разбирая дороги. Мач потерял стремена, выпустил бесполезные поводья и распластался на взмыленной, напряженно вытянутой шее коня, обхватив её обеими руками. Только бы не упал! Свалиться на такой скорости под копыта – верная смерть. Мелькнула мысль застрелить жеребчика – жаль, конечно, но ради Мача я сделал бы это. Нет, слишком опасно, лошадь покатится по земле, подмяв всадника – тоже костей не соберешь!
- Мач, держись! Я тебя сейчас догоню!
- …Орее…е! …ожалуйстааа!! Яаа …ольше… не могууу!!!
Мелькают развилки, колдобины, поваленные деревья. Летят из-под копыт мерзлые комья земли. С удил и шеи Принца падают пенные хлопья. Темный от пота, окровавленный круп гнедого уже не удаляется с прежней быстротой – раненый конь выдыхается, теряет силы.
- Сейчас, Мач, сейчас! – Новый удар шпор, последний неистовый рывок – и я хватаю болтающиеся поводья. Какое-то время кони мчатся бок о бок, затем я резко осаживаю Принца. Он крупнее и массивнее лошадки Мача – та оседает на бабки и останавливается, тяжело поводя боками, тараща дикие, налитые кровью глаза. Я спешиваюсь, и мой ненаглядный зануда Мач, пепельно-серый от пережитого ужаса, но целый и невредимый, сползает с седла мне на руки.
Скачки на приз Шервуда закончились.
…Забегая вперед, скажу: вечером, когда Мач рассказывал об этом приключении всем желающим, а я – Гаю и Джак, братец в очередной раз меня удивил.
- Слушай, а ты уверен, что целились именно в Мача? А не в лошадь?
- Что ты имеешь в виду?
- Что раненый конь понесет и всадник свернет себе шею. Может, на это и был расчет? Выстрел из засады – банально, после Вильгельма Рыжего* этим уже никого не удивишь. А вот взбесившийся конь…
- Откуда такие мысли?
- Скорее смутные догадки. А что? Не ты один обладаешь богатым воображением!
- Мне это не нравится, - подала голос Джак.
Мне тоже. Ох, как же мне это не нравится!

***

В Хаттерсейдже нас встретили как родных – еще бы, после того, как мы спасли деревню от рутьеров! Мы обменяли лошадку Мача на крепкого верхового пони. Рана у жеребчика легкая, скоро затянется, и новые владельцы на него не нарадуются. Мач, уже оправившийся от испуга, пошел с хозяином пони в таверну обмывать сделку, а я привязал коня у ворот шорной мастерской.
- Что угодно вашей милости? – учтиво, но без подобострастия окликнул меня плечистый рыжеволосый мужчина, вышедший навстречу.
Не успел я назвать себя, как на крыльцо выбежала Энн. Она была беременна на позднем сроке, но двигалась все так же легко.
- Здравствуйте, милорд!... Марк, что ты стоишь? Это же наш благодетель – лорд Локсли! Поводи коня, видишь, он весь в мыле. Милорд, пойдемте в дом!
- Осторожнее, он кусается! – только и успел я сказать оторопевшему Марку. По-моему, он слегка терялся перед женой, приобретшей манеры и самоуверенность горничной из хорошего дома.
Энн провела меня в дом. Пока она хлопотала, накрывая на стол, ко мне мячиком подкатился темноволосый мальчуган.
- Привет, Седрик! – я подкинул его и усадил на колени.
- Здравствуй, дядя Робин, - серьезно ответил мальчишка и… попытался отцепить от меня меч.
- Сед, прекрати, неслух, что ты делаешь! – всплеснула руками Энн. – Оставь крестного в покое!
- Да он мне не мешает, что ты кричишь?
- Шустрый он слишком, и ручонки к господским игрушкам так и тянутся, - вздохнула мать. – Марку это не по вкусу.
- Марк?... У тебя с ним все в порядке? – насторожился я.
- Да, милорд, все хорошо, - поспешно ответила Энн, но её глаза говорили об обратном.
- Нэн, это же я! – я взял её за подбородок. – Мне ты можешь сказать правду. Мы с тобой играли в детстве, помнишь?
- Марк относится к Седрику не так хорошо, как хотелось бы, - вздохнула молодая женщина. – Нет, не обижает, просто… Дает понять, что тот ему не своя кровь. Седрик – единственная причина, по которой мы с Марком можем поссориться. И… я боюсь, что после рождения маленького станет еще хуже.
- Похоже на то, - признал я.
А малыш-то похож и на Гая и на меня. Темные вьющиеся волосы и длинный нос – папины, а голубые глаза и оттопыренные уши – мои. То есть, конечно, мамины, но ведь у меня точно такие же. Интересно, откуда? Уж не от моего ли гульливого папаши? По времени – не исключено…
- Нэн, хочешь, я поговорю с Марком? Объясню ему, что Сед – не просто чужой ребенок, которого он вынужден воспитывать. Он мой крестник и племянник, хотя и неродной. Я намерен заботиться о нем, назначить ему содержание.
- Не надо, Робин… - Энн так расстроилась, что даже забыла, что я «милорд». Я посмотрел на её дрожащие губы и невольно отвел взгляд. – Марк хороший человек… Он привыкнет к Седу… со временем…
- Неправда! – вдруг выпалил Седрик, до сих пор сидевший как мышь под метлой. – Дядя Марк НЕ хороший! Он злой! Он называет меня «ублюдок» и «Каиново семя»!
- Он так сказал? – Энн покраснела пятнами и тяжело опустилась на лавку, прижав ладони к лицу.
- Дядя Робин, а что это значит – «Каиново семя»? – сынишка Гая настойчиво тянул меня за штаны.
- Ты ни дня здесь больше не останешься, вот что это значит, - ответил я и, подхватив малыша, поставил его на лавку перед собой. Теперь наши глаза находились на одном уровне. Седрик смотрел на меня доверчиво и серьезно. – Ты поедешь со мной!
- Я буду с тобой жить?
- Пока это невозможно, ведь я живу в лесу. Но мы будем видеться чаще, чем теперь. И тебя больше никто не обидит, даю тебе слово.
Вместо ответа крестник повис у меня на шее, прижавшись и обхватив руками и ногами, словно я был деревом, на которое он пытался залезть. Мать смотрела на нас с ужасом… и облегчением. Что ж, её тоже можно понять: внебрачный сын грозил разрушить её жизнь, которая только-только стала налаживаться. Свой дом, достаток, законный муж… ребенок, который должен вот-вот родиться… К тому же Седрику со мной будет лучше – орленку не место в курятнике. Всё так, но я отчего-то чувствовал невыносимую горечь.

***

Я не планировал забирать мальчишку, да и не думал, что мне его отдадут. Просто собирался поговорить с Энн о будущем Седрика, о том, что его следует воспитывать как дворянина. Неизвестно, женится ли хоть один из нас троих и когда, а если женится, то будут ли дети. А если и будут – как знать, удастся ли еще такой пострел! … Седрик наотрез отказался делить с Мачем пони, изъявив желание ехать на настоящей большой лошади. Я не хотел брать малыша в седло – опасался, что моя норовистая скотина отомстит мне за шпоры. Но Принц вел себя на удивление прилично, а Сед цепко ухватился за гриву и только раз сдавленно пискнул – и то не от ужаса, а от восторга! – когда под ним могуче задвигались упругие конские бока. Хороший мальчишка. И очень смышленый для своих неполных трех лет, и смелый, и не капризуля…
- Хозяин, а куда мы его денем? – несколько нервно осведомился Мач. Наверное, вспомнил знакомство с Седом – тогда малышу было всего несколько дней от роду, и он чуть не свел нас с ума. Хотя я ему сразу понравился.
- Матильде отдадим, - подумав, ответил я. – Её внучке, Элис, чуть больше года. Где один ребенок, там и два, пусть нянчится.
- А ты будешь ко мне приезжать? – требовательно подал голос Седрик. – Смотри, ты обещал!
- Буду, сынок, буду… А потом, даст Бог, насовсем тебя заберу.
- Ты хороший, - уверенно заключил Седрик, привалился ко мне и сладко заснул.

***

На обратном пути я отыскал и тщательно осмотрел место засады. Заодно собрал свои стрелы, одна из которых прибила к земле плащ неведомого арбалетчика. Удирая, он откроил клок плаща ножом, так что я презентовался трофеем – мятым и рваным лоскутом цвета индиго. Лошадь, на которой ускакал владелец плаща, ждала его там же, буквально в двух шагах. Судя по отпечаткам копыт и клочьям грязно-белой шерсти, это был верховой пони светло-серой масти.
- Линяет лошадка-то, - заметил Мач, державший в поводу наших коней. На Принце, укрытый моим шапом, дремал Седрик.
- Как же ей не линять? Зима на носу, - рассеянно отозвался я, разглядывая следы подков и прикидывая, какова оставившая их лошадь. Хотя зачем? Лошадь не фамильный герб, её недолго и поменять…
- Лохматая какая, - не унимался оруженосец. - Не в конюшне её держат, это точно. Наши-то гладкие.
- Что? – я поднял голову. – Лохматая? Не в конюшне… Мач, ты умница!
Ведь верно! Раньше мы прятали лошадей в лесу, поблизости, но не в самом лагере – чтобы следы копыт не выдали нас врагу. И на зиму кони обрастали такой же лохматой шерстью. Теперь, когда я фактически контролирую графство, лошади стоят в конюшне, в Локсли. И остаются гладкими! Пони, которого держат под открытым небом, означает одно - наш «друг» скрывается в Шервуде! И мы его поймаем. Было бы бесполезно искать его в тавернах и придорожных гостиницах, но здесь мы его обязательно поймаем. В чужом доме от хозяина не спрячешься.
Стоп, а откуда он знал, что мы с Мачем поедем именно в Хаттерсейдж и именно сегодня утром? Кто-то шпионит для него? Видимо, кто-то из Локсли – там мои ребята чувствуют себя как дома и не остерегаются лишних ушей. Джон слишком доверчив и жалостлив - век не забуду, как он притащил в лагерь шерифа. Мач - хвастунишка, Арчер тоже запросто проболтается, пуская пыль в глаза очередной красотке. Ладно, поймаем убийцу – поймаем и его сообщника.
Лоскут плаща я припрятал: пригодится, если раздобыть хорошую охотничью собаку. В Локсли таких нет, а вот в Клане живет один пожилой браконьер…

***

- Арчи, поезжай в Клан, найди старого Вольфа и одолжи у него Карвера. Привезешь его на лошади – он нужен мне свежим и отдохнувшим.
- Карвер?...
- Собака. Серьезный такой пес. Советую отнестись к нему с уважением.
Арчер вернулся меньше чем через час. Поперек седла у него лежал матерый пятнистый алан* со шрамом на седеющей морде. Братец спешился и, крякнув от натуги, спустил зверя на землю. Кобель потянулся, разминая затекшие мышцы, пометил ближайшее дерево и улегся возле меня, обводя остальных тяжелым пронизывающим взглядом.
- Привет, Карвер, привет, малыш! – я потрепал обрубки ушей и взял пса за ошейник. Мы с ним старые приятели, а кому другому он может и руку оторвать. Вместе с головой.
- Тук, Джон, отправляйтесь в Локсли. Возможно, у нашего друга там есть сообщник, который захочет предупредить его об облаве, – проследите за этим. Уилл, Гай – остаетесь в лагере.
- Я могу пойти с вами! – надулся братец.
- Прекрати. Конечно, не можешь. Посмотри на себя – ты же зеленый, как шпинат!... Тук, я тебе что-то хотел сказать… Вспомнил! Не морочь голову Мачу – образование должно быть систематическим! Мач, Арчер, Джак – по коням!
К месту засады невозмутимый Карвер ехал со мной, на крупе нервно косящегося Принца. Конь слегка присел под двойным грузом – весил-то пес немногим меньше меня, - потом выровнялся, только галоп стал тяжелее да отпечатки копыт – глубже. На месте я взял кобеля на сворку, дал ему обнюхать следы и лоскут плаща, и он уверенно повел нас вглубь леса, натягивая сыромятный ремень.
- Гляди-ка, верхним чутьем идет! – уважительно заметил Арчер.
Часа через полтора Карвер вывел нас к охотничьему домику, построенному еще для Генриха Боклерка. Я слышал о нем в детстве от отца, но видеть не видел. Мы завязали лошадям морды и зашли с подветренной стороны, но чертов пони нас все-таки учуял. На его ржание из домика выбежал человек с арбалетом, выстрелил не целясь и прыгнул в седло. Интересно, с какой стати лошадка стояла оседланной? Может, «гора» собиралась к Магомету, а Магомет тут как тут?
Затевать погоню не имело смысла: наши лошади порядком выдохлись, да и не прошли бы они по тропе, пригодной для пони. Стрелять было рискованно, и я спустил пса со сворки:
- Карвер, взять!
Два лука – мой и Арчера – медленно поворачивались вслед удаляющемуся всаднику на приземистой серой лошадке.
Огромный пес пестрой молнией рванулся вперед. Карвер ничуть не устал – ему случалось дни напролет гнать оленя или кабана. Всадник обернулся, понял, что выстрелить ему не дадут, и еще ниже пригнулся к шее своего серого крепыша. Не уйдет. От Карвера не уйти. Не зря хозяин-браконьер научил его валить всадника вместе с лошадью (надо думать, трюк предназначался для конных королевских егерей). Вот пес поравнялся с лошадкой, взвился в прыжке… Есть! Оглушенный пони, пошатываясь, встал на ноги, всадник остался лежать. Когда мы подбежали и склонились над ним, нас ожидал неприятный сюрприз.
- Карвер, отрыщь! – я оттащил пса и обернулся к Джак: - Как его угораздило? Упал неудачно, что ли?
- Да нет, похоже, разрыв сердца.
- Лучше бы вы его подстрелили, хозяин, - заметил Мач.
- Кто же знал, что он до такой степени боится собак!

***

Мы погрузили мертвеца на серого пони и отвезли в Локсли, поручив заботам Тука. Нет-нет, не в этом смысле, в некромантии наш ученый фриар вроде бы не замечен! Тук обмоет тело, подготовит к погребению, а завтра выставим его в церкви – вдруг кто опознает?... Джон решил возвратиться в лагерь вместе с нами, Карвера я определил пока на постой к Матильде, гостившей с семейством в Локсли, – у неё подход к любому зверью. Не везти же его на ночь глядя в Клан. А уж как Седрик обрадовался «собачке»!
На полпути к лагерю нас застигла снежная буря – похоже, зима будет суровой. Говорят, при короле Стефане зимы были такие, что птицы на лету падали замертво, а снегу выпадало по брюхо коню. Рушились вековые сосны, дубы, помнившие Цезаря и друидов, жалобно стонали под ударами шквала.
- Хозяин Робин, а помните, как мы отплыли с Сицилии с королем Ричардом? – спросил Мач, укрываясь от ветра за Джоном.
- И попали в бурю, которая забросила нас на Кипр? Конечно, помню.
- Это было в Страстную Пятницу! Шторм длился целые сутки, и все это время мы висели, держась за снасти! – похвастался оруженосец Джак, зябко кутавшейся в подбитый мехом плащ. – А я ничуть не боялся!
- Мач, ты боялся. Я слышал, как ты орал.
- Я не орал!
- Ну верещал… Что в этом особенного? Тогда мы все натерпелись страху.
- Я не… - взвился Мач, но тут ветер, будто издеваясь, забил ему рот пригоршней снега.
- Это знак! – заявила сарацинка с самым серьезным видом. – Пророк Исса гневается на тебя за вранье!

***

Уилл Скарлетт вырезал из липовой чурочки игрушечного коня. Конь был почти готов, осталось лишь раскрасить его да приклеить рыбьим клеем гриву и хвост. Я невольно залюбовался лебединой шеей, искусно вырезанной горбоносой головой, точеными ножками – деревянный скакун походил скорее на изящную статуэтку, чем на игрушку. У меня и то таких не было, хотя отец меня баловал, особенно после смерти мамы. То-то Седрик обрадуется!
- Робин, как думаешь, гриву и хвост мочальные сделать? Или из шерсти?
- Из настоящего конского волоса. Принца остригу, ради такой красоты не жалко!
Скарлетт кивнул и взялся за кисточку. Остальные тоже были при деле – помечали разными цветами древки стрел, как, по словам Тука, принято у русичей. Синяя краска – для бронебойных, красная – для простых с наконечником-ножом, зеленая – для двузубых, желтая – для шиловидных. Мачу достались как раз шиловидные, и он старался вовсю, «помогая» себе высунутым языком. Джак, выбравшая себе бронебойные стрелы, подкралась к нему и мазнула по носу синей краской. Мач кинулся мстить, но Джон подставил ему подножку, за что был визгливо обруган и выпачкан желтым. В долгу он не остался и, подняв Мача за шиворот, отвозюкал его кистью, щедро обмакнутой в красное. Мач лягнул его, вырвался и отыгрался на Арчере – смазливую рожу младшенького украсила живописная клякса цвета детской неожиданности. Арчер выхватил кисть у зазевавшейся Джак и погнался за Мачем с азартным охотничьим криком – так кричат, пуская сокола на добычу. Уилл, красивший игрушечную лошадку в цвет охры, ни с того ни с сего мазнул сидевшего рядом Гая, который сосредоточенно трудился над двузубыми стрелами и не чуял беды. Братец подскочил, ошалело схватился за лицо, и пару секунд спустя Скарлетт был размалеван в цвет майской травки. А еще через несколько минут уже вся моя команда смахивала то ли на валлийских кельтов в боевой раскраске, то ли на довольных жизнью чертей.

***

Ночью меня разбудило чье-то шушуканье. Шептались Гисборн и Джак – этим двоим всегда есть о чем поговорить.
- После того, как поступала Мэриан…как она играла со мной… Я решил, что больше никто и никогда не узнает правды о моих чувствах. Это все равно, что нарисовать мишень у себя на лбу.
- Я понимаю, - тихо ответила сарацинка. – Я когда-то думала так же. И даже выдавала себя за юношу, потому что хотела быть сильной. Мне нужно было встретиться с Робином, чтобы понять, как же глупо я ошибалась. Притворяться, что у тебя нет сердца, стыдиться любви и привязанности – это жалкая трусость, недостойная человека.
- Ты права - конечно, я трус. Я боюсь своего прошлого, не переношу одиночества… Боюсь быть обманутым или показаться смешным… Но больше всего, Джак, я боюсь оказаться ненужным, отвергнутым. Ты понятия не имеешь, что это такое.
- Ошибаешься, еще как имею. Мне нравился Робин, а для него существовала только Мэриан. Я иногда ненавидела её.
- Шутишь?
- Этим не шутят, Гай. Мы же не в ответе за свои чувства – в отличие от поступков. Я решила стать похожей на Робина – такой же мудрой, как он, такой же смелой и доброй.
Я – мудр?! Продолжай, Джак, продолжай – я весь внимание!
- Конечно, мне это не удалось. Он ведь не просто хороший человек – он особенный. Но я изменилась. И, когда я поняла, что люблю Уилла, то сказала ему об этом сама. При всех. И мне было наплевать, кто и что об этом подумает.
- Смелая ты…
- Просто у меня всего одна жизнь. И у тебя, кстати, тоже.
Убаюканный шепчущимися голосами, я не заметил, как задремал снова.
…Что-то принесет нам завтрашний день?

Продолжение следует

- Крёстный! - звонкий голос разорвал морозный воздух.
Сэдрик отлепил руки от седла, Робин развёл свои в стороны и расхохотался.
- Сэд! Сэр Гай уступил тебе своего коня?
Сэдрик оглянулся на Гисборна, но тот только очень сдержанно улыбнулся. Гуд снял мальчонку с седла:
- Вы познакомились? – он обратился к крестнику. Тот помотал головой. Робин перевёл на Гисборна удивлённый взгляд, высоко вскинув брови. Впрочем, чему было удивляться – «…Хорошо, что хоть вообще не окаменел при виде собственного чада».
Гисборн на немой вопрос не ответил вообще никак. Похоже, то, что Робин назвал «оглумом», накрыло его только теперь. По большому счёту, это происшествие просто спасло Гисборна - он мало себе представлял, как бы, ни с того не с сего, увидел своего сына. Всё произошло настолько стремительно, что он просто не успел испугаться этой встречи, а теперь, когда всё мало-мальски улеглось, Гай толком начинал осознавать, что перед ним его ребёнок. Задней мыслью Гисборн отметил, что Робин вернулся без Арчера, но вид у Гуда был настолько сияющий, что нетрудно было догадаться об исходе погони.
- Этого рыцаря зовут сэр Гай Гисборн, - наставительным тоном сказал Робин.
«Какое трудное имя у Острого», - подумал юный Гисборн. Мальчишка каким-то внутренним чутьём уловил, что некая строгость относилась не к нему, а к «Острому», -…Но ты можешь называть его просто «сэр Гай».
«Сэр Гай» прозвучало для Сэда как «Сэргай» и он понял это как имя, такое же, как и у него – «Сэдрик».
Мальчик смотрел на Гая всё так же внимательно, словно продолжал оценивать, можно ли ему доверять, или нет, не смотря на то, что тот «уступил» ему своего коня. Однако лицо дяди Робина расплылось в широкой улыбке - а улыбался он и Сэргаю в том числе. Сам «Острый» поклонился Сэду, и малец ответил рыцарю точно таким же поклоном – одной головой.
«Вот уж и впрямь - кровь, ничем не перешибёшь», - подумалось Робину. Он бережно достал из-за пазухи вырезанную Уиллом лошадку, и мальчишка наконец оттаял - исчезла в голубых глазах серьёзность, плотно сжатые до этого губы разомкнулись. Первое, что он сделал – по-детски грубовато провёл ручонкой по гриве коня, и только потом взял его у Робина. Взгляд от игрушки оторвать было невозможно, дышать тоже было трудно – «Вот это ко-онь!». Похоже, что даже пережитый испуг был стёрт восхищением от того, какой подарок привёз дядя Робин.
Матильда наблюдала за всем происходящим от двери дома. Она так и стояла там с того момента, как трое всадников пронеслись мимо в сторону леса. Вздохнуть она смогла, только когда увидела коня и Сэда, сидящего в высоком рыцарском седле. Робин появился откуда – то сбоку, и она услышала сперва голос маленького Гисборна, а потом голос Гуда. Вся эта группа так и оставалась какое – то время на приличном расстоянии от дома, но даже отсюда было видно, какую радость и заботу излучал граф, и как мальчишка потянулся и прижался к нему. Высокая же тёмная фигура практически не двигалась, только чёткий поклон головой и больше ничего. Женщина видела, как Робин поднял Сэда на руки и направился к дому, Гисборн же, взяв под уздцы обоих коней, медленно пошёл следом. Гай остановился у палисада и поклонился, в то время как Гуд с сияющей физиономией и парнишкой на руках подошёл к ней.
- Не переживай и не кори себя - больше он сюда уже не сунется.
Гуд передал Сэда с рук на руки. С его словами будто камень с души упал, и женщина, чтобы скрыть нахлынувшее, уткнулась лицом Сэду в макушку.
- Матильда, я уже говорил тебе… Гай теперь будет бывать у тебя не реже чем я. Извини его сегодня – это не холодность, просто он пока не знает, как повести себя, и эта погоня, и их первая встреча. Сэду, наверное, сейчас лучше побыть с тобой, - «без лишних глаз» - едва не сорвалось у Робина, но он вовремя остановился.
Положа руку на сердце, Матильда была рада этому – она тоже не знала как вести себя с этим человеком. Последний раз, когда она видела Гисборна, то загнала все свои эмоции относительно него как можно глубже и просто делала свою работу, да и то только потому, что попросил Робин. Теперь же всё тяжёлое и отвратительное, что было связано с именем сэра Гая, снова возникло в памяти. Со слов Робина она знала, что Гисборн, якобы, пытается измениться, но Матильда, как и Гуд, была из тех, кого убеждают не слова, а поступки.
Из Клана выехали молча. Робин не стал тормошить Гисборна: вряд ли от него чего-то можно было добиться, да и о чём было спрашивать – вопросы и ответы были очевидны. Словами вообще нельзя выразить многие чувства – они словно обесценивают их и лишают смысла…, а понять, что творилось у Гая в душе, было не трудно.
Когда выбрались на Северную дорогу, Робин сказал:
- Едем в город, дождёмся Арчера в «Синей Лошади». Гисборн кивнул:
- …Ты расскажешь мне?
- Рассказывать особо нечего – какой-то чиновник упорно пытается выкурить меня из Ноттингемшира.
- Что значит какой-то? Вы что, не вытрясли из этого мерзавца, кто его подослал?!
- Джаспер
Гай усмехнулся:
- Я был прав… Что ж, тем хуже для него.
- У него был хороший осведомитель.
- Ты имеешь в виду того, что так боялся собак? Да, раз у него было время узнать о тебе и Сэде, значит, он либо весьма резво выполнял свою работу, либо…
- Либо появился здесь почти сразу после завершения турнира.
Оба не сговариваясь, почти одновременно произнесли:
- Своя охрана в Клане не помешает, - и переглянулись.
- Джона нужно будет отправить на время - заодно поможет по хозяйствам, кому дюжая сила требуется, тем более, что нам, наверное, опять придётся уехать…
- Не думаю, что найти сэра Джаспера составит много труда.
- Нет, Гай, сегодняшняя история будет иметь продолжение.
- За Джаспером есть ещё кто – то?
Лицо Робина сделалось серьёзным, - Джаспер что – то имеет против того, чтобы я вступил в права вицеграфа.
- «Что-то»… - Гай хохотнул, - Да они с Вэйзи мне чуть голову не открутили в день затмения. Тебе не икалось? Зря… Я тебя тогда раз десять помянул, вместе с твоим милосердием…Он перед принцем мечтает выслужиться – зачем ему такой неудобный пэр?
- Ладно… Это мы уже слышали…
Джаспер «водит знакомство» с кем-то из влиятельных тамплиеров, и этот Кто-то ждёт или уже имеет важные вести с Кипра, и это касается короля.
Гай запрокинул голову и закатил глаза:
- Только с Кипра? Хорошо, что не из Руси.
- А что ты так нервничаешь?
- Ничего. Джаспера можно было просто убить, а теперь из него придётся выколачивать имя этого Храмовника.
- Как у тебя всё просто – «убить».
- Ты знаешь, я не мастер вести душеспасительные беседы.

В «Синей лошади» рыцари уже успели пропустить по стаканчику, когда появился Арчер.
- Закопал? - тяжёлый взгляд старшего упёрся в усталую физиономию младшего.
- Кого?… - Арчер с кривой, почти как у брата усмешкой взялся за вместительную кружку.
Гисборн молча перевёл взгляд на среднего и резко вскинул брови.
- Он не сунется сюда, и Джасперу ничего расскажет, после того, как сдал его вместе с этим тамплиером. Его рассказ стал платой за то, что бы Арчер проводил его…Подальше отсюда, - Робин не без удовольствия приложился к хмельному напитку.
- Подобные дела надо доводить до конца, - Гай резко повернулся к Арчеру, - Ты помнишь, кто тебе рассказал про подземный ход, после чего ты выкинул шутку с известью?
- Гай! - лицо Робина сделалось жёстким.
- Я это к тому, что дураки учатся на своих ошибках, а умные…
- А умные - на твоих? – ехидно задал вопрос Арчер.

***

***
Прошло дня три, прежде чем Гисборн решил съездить к Матильде - толком повидать сына. Робин в этот день намеревался остаться в лагере – всё шло своим чередом, и можно было немного «отдохнуть», то есть заняться своими делами. После того, как Арчер выдворил наёмника, следовало серьёзно подумать на счёт вылазки в Лестер, прикинуть, как лучше распределить силы среди тех, кто останется, и было, что обсудить с Туком.
Джак, услышав, что Гай собирается к знахарке, заявила, что ей просто необходимо увидеть её перед отъездом – посоветоваться на счёт притираний и бальзамов и прочего, в чём остальная команда, не считая фриара, разбиралась весьма поверхностно. Гаю же она тихонько шепнула:
- Я тоже хочу посмотреть на твоего сына.
Вслед за Джак и Гаем засобирались и Уилл с Мачем – выяснилось, что не вся упряжь и снаряжение годны к тому, чтобы «перенести» ещё один поход, а лучший в округе шорник жил в Эшби. Далековато, конечно, но дело того стоило.
Арчер сперва хотел увязаться с Гисборном, но узнав, что у того уже есть компания, и что эта компания - Джак, передумал. Острая на язык сарациночка и тяжёлый на руку брат…Что – то подсказывало Арчеру, что удержать свой язык от лишних острот он не сможет, равно как и ответные действия этой «парочки»… С Уиллом и Мачем, на его взгляд, всё могло быть проще, и он, отдавшись во власть наивной иллюзии, отправился с ними.
Хотя вся честная компания начала собираться ещё засветло, выехали, когда солнце уже красным яблоком повисло за ветками. До знаменитого оврага вся кавалькада держалась молча, а точнее слушала Мача, который рассказывал свой сон:
- …А потом я подал жаркое из оленины, и это было великолепно.
- А вино? Вино какое – нибудь было? Ну, фалернское или бургундское? - Арчер спросил Мача, явно подначивая его, однако тот оказался на высоте:
- …Вино было…Было… Какое – не знаю, ну уж точно не анжуйское, хотя по мне лучше доброго густого эля ничего нет.
У самого края балки дороги путников разошлись – Джак и Гай поехали прямо, а Уилл и Арчер, продолжая слушать повествование о гастрономическом сне Мача, круто взяли вправо.
- Снова ты меня спасаешь, Джак, - Гай чуть запрокинул голову.
- Ты имеешь в виду Матильду?
- Даже не представляю, как перешагну порог её дома.
- Переста-ань, - Джак округлила свои чёрные глазищи, - она мудрая женщина…
- Мне от этого не легче, - Гисборн усмехнулся, - впрочем, она, наверняка, тоже будет тебе благодарна - у неё погостит толковая собеседница, и ей не придётся разговаривать со мной.
- Ты полагаешь, ей нечего сказать тебе?
- Есть, конечно…С её прямотой… Помнится, она назвала меня носатым уродом и грозилась выцарапать глаза, с тем чтобы выбросить их в выгребную яму.
Джак прыснула в кулачок:
- Насчёт «урода» она просто погорячилась, - Джак душил совершенно неуместный смех, - а вот на предмет твоих глаз…Пока ты пребывал в беспамятстве, она возилась с тобой не меньше моего, и, поверь, у неё была возможность отомстить тебе самым жестоким образом…
В ответ на услышанное Гисборн не то подавился, не то икнул, но то, что какое – то время он не мог оторвать руку от лица, и ехал, отвернувшись, нимало позабавило Джак.
Почти всю оставшуюся дорогу они болтали ни о чём. Джак рассказывала о себе, о родных местах, о людях, которые окружали её с детства и о своих обычаях. Гисборн слушал, чему – то искренне удивлялся, чего – то совершенно не мог себе представить, и они обсуждали это.
Солнце поднялось, и теперь снег на деревьях под его лучами из тёмно-синего сделался бледно-жёлтым. Было морозно… Разговор двух всадников прервал стук топора. До Клана было ещё прилично, и путникам показалось странным, что какой – то лесоруб в этакую пору забрался в лесную глушь. Проехав ещё немного, в стороне от дороги они увидели старика, который дюжим топором рубил сухое дерево. Одет старец был просто – на нём были полотняная камиза и шерстяной котт; подбитый кроликом плащ, валялась рядом на снегу. От старика шёл пар. Лошади остановились сами собой, и не просто остановились, а встали как вкопанные. Гай с недоумением уставился на лесоруба, который, не останавливаясь не на мгновение, продолжал наносить мерные удары. Боковым зрением Гисборн увидел, что Джак покачнулась в седле. Он перевёл взгляд - глаза у сарациночки остекленел, и сама она сильно побледнела. Гай ухватился рукой за заднюю луку её седла, не дав ей опрокинуться.
- Джак, держись, держись, я сейчас…
В такие мгновения человек не замечает, как и что происходит. Гай в считанные секунды оказался на земле и помог девушке спешиться. Ноги не держали её, и Гисборн осторожно опустился вместе с ней, устроив у себя на коленях. Он зачерпнул снег и приложил его к вискам сарациночки. Брови у неё чуть дрогнули, и между ними мелькнула морщинка.
- Джак…
- Дай ей это, - зычный голос прозвучал откуда – то сверху. Гай поднял голову – перед ним стоял старик – лесоруб и держал в руке зашитую в кожу деревянную фляжку.
- Что это?
- Виски*, - с каким–то удивлением ответил старик, как будто в его фляге могло быть что-то другое. Он нетерпеливо откинул выбившуюся из «хвоста» седую прядь, - Будешь ждать, пока у неё губы посинеют?
Гай взял флягу и поднёс к лицу – «ирландский». Он влил Джак хороший глоток. Крепкий напиток обжёг нёбо, и девушка закашлялась от того, что дыхание на какой-то миг перехватило. Гисборн помог приподняться ей и усадил спиной к себе, так, что - бы она могла на него просто опереться.
- Сам – то хлебни, - старик сказал это так просто, как будто знал Гисборна всю жизнь. Тот только покачал головой.
- …Ирландский, с «дымом», - старик продолжал нахваливать монастырский самогон. Гисборн никак не ответил, только прижался горячей щекой к виску Джак:
- Полегчало?
Она слабо кивнула.
- Глотни ещё, - Гай вложил фляжку ей в руку. Сарацинка в нерешительности уставилась на гладкое горлышко.
- Выдохни и глотни, - очень тихо прозвучал над ухом низкий голос. Джак последовала совету Гая, закрыла глаза и сделала ещё один глоток.
- Как вы это пьёте?, - немного сдавленным голосом спросила она.
- Так же, как и воду, - флегматично заметил старик. Он продолжал возвышаться своей сухопарой фигурой в непосредственной близости от слегка примороженной «парочки».
Гисборн протянул фляжку лесорубу и поблагодарил его.
- Попробуем встать? - твёрдо спросил, Гисборн, как будто не давая Джак задуматься над тем, что произошло. Поднимаясь сам, он помог подняться и ей, и, чтобы как то нарушить молчание, сказал старику:
- Наши лошади…Кажется, они отказываются идти дальше…
- Так что ж удивительного, сегодня же день Святой Люсии. Славные лошади, раз хотят чтобы вы узнали что – то путное…
От имени святой Гисборна словно обожгло. Вторую часть тирады, относительно «чего-то путного» он толком и не уловил.
- Ладно, - старик как – то скептически посмотрел на Гая и качнул в его сторону длинное топорище, - дерево, которое я рубил видел? Вот молодец. Иди - ка свали его, а я пока с твоей спутницей посекретничаю.
Взгляд у Гисборна сделался тяжёлым, как тот же топор.
- Не бойся - тебе не придётся оправдываться перед её мужем.
Гай не сдвинулся с места, только обнял Джак со спины, словно давая понять, что одну он её не оставит.
- Ну, хорошо, тогда слушай ты, Гай Гисборн, тем более, что это не лишне будет знать и леди Софии. Ты, я вижу, позабыл, какой сегодня день, а юная леди из далека – она, видимо, просто не знает…
Джак запрокинула голову – лицо у Гисборна сделалось абсолютно спокойным.
- Свои хлеб и вино с тобой делит человек, чья жизнь с недавних пор сделалась залогом благополучия честных людей, живущих на этой земле. Вот и смерть в честном бою ему не грозит, а бесчестных способов лишить человека жизни - очень много, не мне тебе объяснять. Поэтому в твоей силе достойно послужить ему.
Гай не сводил со старика взгляда и ни разу не смигнул.
- Это то, что тебе надлежало услышать сегодня – оттого и конь твой остановился. А теперь бери топор и сделай то, о чём тебя просит добрый человек, - абсолютно миролюбиво добавил старик.
Гисборн без лишних вопросов взял топор и удивился тому, насколько удобно топорище легло в ладонь. Он пару раз чуть приподнял лезвие от земли, оценивая его тяжесть, и уже собирался было двинуться в сторону дерева, когда предсказатель остановил его:
- … А тебе самому – то не интересно узнать свою судьбу?
- Нет.
- А что так? - старик словно подначивал рыцаря.
Гай помедлил мгновение и ответил откровением на откровение:
- У меня на редкость строгий Ангел. Она мне просто не позволит совершить нечто неподобающее, а остальное меня не волнует.
Старик как – то странно посмотрел поверх Гисборна и усмехнулся:
- …А ты, я смотрю, философ. Что ж, будь по-твоему, только мученика из себя не строй…
Гай сощурил глаза, а старик добавил:
-… Даже в мыслях…
Джак чему-то заулыбалась, глядя на старика, как будто поняла, какого Ангела он мог увидеть.
Позже, когда всадники уже были готовы продолжить свой путь, старик сказал Джак:
- Тебе не стоит беспокоиться о своём здоровье. Тебе сделалось нехорошо от того, что в твоём роду есть сильный провидец и славный воин. Такое случается, когда сталкиваются две силы.
- Воины – да, но среди моих близких нет предсказателей…
- Не спорь, девочка, я лучше знаю, - и, уже обращаясь к Гисборну, добавил: - Пусть маленькая леди переночует в том доме, куда вы едете, а завтра муж сам заберёт её…

«Явился…с защитой. За бабью юбку вздумал спрятаться», - такие мысли посетили Матильду, лишь она увидела Гисборна и Джак.
Джак сразу прошла в дом, а Гай ещё на какое-то время задержался с лошадьми.
- Здравствуй, моя хорошая, - Матильда уютно обняла сарациночку, - всё нянчишься с этим «Чудовищем»?
- Да нет, скорее он со мной, - рассмеялась Джак, - он не чудовище, Матильда, и… Я сама напросилась – уж больно хочется посмотреть на Робинова крестника.
- Надеюсь, ты хоть переночуешь? Жаль, Розы нет – уже второй день гостит в Локсли. Всё хотела на день святой Люсии побывать там, послушать всякое…
- Переночую… Ой, Матильда…Ладно, Гай уедет – поговорим. Ну, показывай…
Когда Гай вошёл в дом, то увидел следующую картину. На коленях у Джак, благо, что она была в мужском платье, сидели Сэдрик и девчушка, ещё младше Сэда. Оба в два голоса рассказывали сарацинке нечто, причём, Сэд, судя по всему, считал своим долгом объяснять то, что маленькая Элис не могла толком выговорить.
Увидев «Острого», мальчонка замолчал и шустро сполз с Джак. Гай стоял, чуть склонив голову к плечу, и улыбался:
- Здравствуй, Сэд.
- Здравствуй, Сэргай, - парень коротко кивнул.
Теперь Гисборн видел Сэдрика без шапа и капюшона и мог толком оценить, насколько мальчишка был на него похож: «…А глаза как у Нэн, и уши. Тоже придётся гриву отпускать, то – то крёстный порадуется».
- Ну что? Хорош эльфёнок? - спросила Матильда, накрывая на стол.
Гай хмыкнул и опомнился. Робин – заботливая нянька – приготовил гостинцы ребятишкам. От него Гисборн знал о дочке Розы. Он хорошо помнил тот день, когда она родилась – он ведь лучше других знал тогда…
Теперь он с интересом и какой-то занозой в душе наблюдал, как его сын пристраивал кулёк с нехитрыми сластями на колени «куклы» по имени Элис… Той самой Элис.
Взрослые уселись за стол. Джак не спускала с рук девочку, Гисборн, по своему обыкновению высоко вскинув брови и глядя чуть исподлобья, ударил по колену, глядя на Сэдрика:
- Забирайся…
Сэд, пыхтя с серьёзным видом, не без помощи Гая, буквально влез на него.
От намахавшегося топором рыцаря пахло потом, кожей и ещё чем – то очень знакомым и терпким, что Матильда называет «гвоздикой»*.
- А почему Крёстный не приехал? - Сэд взял Гая за руку и открыл его ладонь.
- Дела у Крёстного, но он велел передать тебе поклон, - Гай уставился Сэду в макушку: «…И волосы вьются…Намучается…»
- А у тебя дел нет? - мальчишка взялся изо всех сил бить кулаком по раскрытой ладони, а Гай, не сговариваясь с ним, «держал удар»:
- А меня…Крёстный…Отпустил…
- А когда…Он…Приедет? - Сед повернулся и чуть запрокинув голову, уставился на Гая.
- Думаю, недели через две, - серьёзно ответил папаша, - как раз к Рождеству.
Странно, но Гай совершенно не чувствовал ревности к Робину, к тому, что «крёстный» с языка у мальца не сходит.
- А это долго?
Следующий вопрос вызвал у Гисборна замешательство, и он беспомощно уставился на Матильду. Та усмехнулась и наставительно сказала чаду:
- Если будешь занят делом – то не долго.
Сэд перевёл взгляд со строгой Матильды на черноглазую леди, а потом и на «Острого» - они тоже были очень серьёзными, хотя на самом деле едва сдерживали улыбку. Но после того, как мальчишка, крепко задумавшись над сказанным, кончиком языка быстро облизал верхнюю губу, просто грохнули со смеху. Матильда, осталась непоколебима, и, глядя на гостей, покачала головой, но ничего не сказала. «Чудовище», вопреки её ожиданиям, нашёл с сыном общий язык, и хотя и держался сдержанно - подумала, что Гуд всё же не зря просил за него тогда: «В конце концов, он пытался спасти Робину жизнь, и мальчишку сделал неплохого…».

Самый короткий день в году перевалил за середину и Гисборн стал собираться:
- Уилл приедет, как и договорились.
Гай присел на корточки перед Сэдом и протянул ему руку:
- Ну, что передать крёстному?
Юный Гисборн вложил ручонку в уже дружескую ладонь и широко улыбаясь, заявил:
- Привет и поклон.
Гай пожал сыну руку, поднялся и уже шагнул к двери, когда Сэд окликнул его:
- Сэргай, а сам приедешь?
- Конечно приеду.

***
Солнце стояло ещё высоко, но оно совсем не собиралось ждать, когда сэр Гай очнётся от навалившихся на него мыслей и, наконец, пришпорит коня. А подумать Гисборну было о чём. Теперь он окончательно уяснил, что у него есть сын. Верилось с трудом, но Гаю Гисборну, человеку с более чем мрачной репутацией, осмеянного в своё время Вэйзи на предмет «семьи», теперь было о ком думать и заботиться, и ради кого стоило жить. По правде говоря, мыслей на этот счёт у Гая было едва ли больше, чем эмоций, а, кроме как о Сэде, он думал о Робине. По сути, Гуд спас его сына, и всё это время продолжал заботиться о нём, он искренне любил его – чужого мальчишку, да ещё и отпрыска своего врага... В голове это вообще плохо укладывалось, и Гай, вот уже четыре дня, был сам не свой. Он уже привык к тому, что не понимает Робина и что принимает на веру всё, что тот говорит или делает, тем более, почти всё это касалось его самого, его места в этой жизни, да и просто жизни как таковой.
Вспомнив о Робине, Гай вспомнил и о предсказании, которое услышал сегодня, и вообще об этом странном происшествии, что случилось в лесу. Будучи человеком прагматичным и с долей иронии относящимся к рыцарским обетам и подвигам, Гисборн вполне серьёзно оценивал разного рода пророчества и волшбу. Он был не из тех, кто добровольно обратился бы за подобной «услугой», но, будучи человеком, привыкшим решать всё с позиции «власти», он верил, что всегда существует нечто неподвластное пониманию или объяснению, и нечто такое, что служит противовесом обычной физической силе. «…смерть в честном бою ему не грозит…, а бесчестных способов лишить человека жизни - очень много…», - слова старика накрепко засели в памяти, и слились в единое со словами Мэриан, теми самыми, которые, как он верил, вернули его с «того света».
От всех этих мыслей Гай очнулся, когда обнаружил, что дорога завела его на ферму Трешолд. Сумерки уже опустились, и Гай подумал, что заехал сюда весьма кстати – добираться до лагеря по ночному зимнему лесу было делом хоть и реальным, но удовольствием весьма сомнительным. Гисборн спешился и направился к дому, в котором, на его взгляд, ему бы не отказали в ночлеге. Какого же было его удивление, когда дюжий детина загородил ему дорогу, даже не позволив приблизиться к коновязи. Мгновение спустя рядом с первым молодцем возник второй, не такой рослый, но зато с деревянным дрыном в руках. Гисборн остановился. Позади тоже уже стоял кто-то – оглядываться Гай не собирался, просто подобрался весь в ожидании удара, с тем, чтобы успеть отразить его. Что это были за люди, Гай не имел не малейшего представления, но удивляться подобному ходу событий не приходилось - его недавнее прошлое, с которым ему теперь следовало жить, бороться, и которое следовало терпеть - отпускать его не собиралось.
Дать себя просто отдубасить было не в его характере, но и защищаться мечом, по понятным причинам, Гай не мог. Впрочем, к рукопашной ему тоже было не привыкать, и всё пошло по накатанной. Пока пространство позволяло, рыцарь сумел нанести нападавшим пару ударов, благо сила и крепкие кулаки позволили ему продержать такую дистанцию хоть на пару мгновений дольше, чем если бы он сразу кого-то подпустил к себе. Однако кулачный бой против деревянных палок не мог возыметь особого эффекта. Кто-то попытался сделать захват сзади, обложив Гая шестом, но он, наклонившись вперёд, перекинул нападавшего через себя, а дрын, хоть и не без усилия, оставил в руках. Хороший удар палкой тут же пришёлся ему чуть ниже шеи и наверняка оставил бы Гая калекой, если бы его не смягчил отброшенный капюшон подбитого мехом плаща и сам плащ. Дальнейшая борьба грозила продолжиться на земле, а точнее на месиве из снега и грязи. Не сказать, что шест в руках Гисборна уравнял шансы дерущихся: один против четверых – это больше походило на избиение, чем на драку. Однако подобраться к Гисборну теперь стало трудновато. Гай не был мастером в поединке на шестах и, обороняясь от четверых вилланов, знакомых с этой борьбой с детства, стал сдавать. Он намотал на левую руку плащ, насколько было возможно – это позволило более свободно действовать правой, и хоть как – то гасить удары, приходящиеся слева. К тому моменту, когда силы начали оставлять его, и он снова оказался на земле, появились какие – то всадники с факелами. Грязные ругательства, которыми сопровождалась вся эта потасовка, резко иссякли, и в считанные мгновения нападавшие оставили Гисборна в покое.
Гай не сразу понял, что всё прекратилось – это произошло так же мгновенно, как и началось. В ушах стояла непотребная ругань, голова раскалывалась, а в неверном свете факелов, что бесился оранжевыми бликами, трудно было с первого взгляда разобрать, кто были его спасители.
Гай с трудом поднялся с колен, опираясь на палку. Его качнуло. Первым, кого он увидел, был Арчер. Тот тряхнул его за плечи и Гай в горячках, недолго думая, попытался «засветить» ему в голову. Братец, однако, не позволил такого «неуважения» к своей персоне, да и Гай мгновением позже сообразил, кто перед ним.
-…Остынь!
-…Что ты здесь… - прохрипел Гисборн, и не закончив вопроса в изумлении уставился на Мача, который стоял позади Арчера - тот смотрел на него своими круглыми глазищами, чётко очерченный рот был искажён гримасой.
Гай выдохнул, провёл рукой по лбу, пытаясь откинуть чёлку…
Прядь липкая от крови.
Откуда – то слева доносился голос Уилла. Гисборн не разобрал, что и кому он говорил, только сразу вспомнил Джак, старика в лесу, Матильду и Сэда.
Сэд.
В ответ на реплики Скарлетта снова послышалась непотребщина, сальные «шутки» о нём – Гае, Вэйзи и принце Джоне.
Гисборна вывернуло.

***
Робин проснулся, и в сознании сразу возникла сегодняшняя ночь. Гуд с трудом разлепил ресницы и взглянул на Гисборна. Гай лежал всё так - же на спине, вперив взгляд в потолок – кажется он не спал, и как - будто даже не шевельнулся с того момента, как рухнул на свою койку.
Робин не стал вчера допытываться ни у кого и ни о чём. Одного вида Гисборна было достаточно, чтобы понять, что «почти семье» опять досталось. Гай кое - как стянул с себя грязное платье и переоделся. Умывался с трудом, но намеренно долго, как будто не мог оторваться от ледяной воды. Робину вообще показалось, что Гисборн очень сосредоточен, и всё, что он делает - не просто привычка или полузабытьё. Так или иначе, Гуд решил просто дождаться утра.

Гай повернул голову:
- Уилла не ищи – он ещё засветло уехал за Джак.
- Вы что, оба не спали?
- Не знаю…
- Рёбра целы?
Гисборн поднялся:
-…Надо поговорить, Робин.
- …Может, лучше ты попытаешься выспаться, и на свежую голову…
- Робин, ты можешь не говорить мне, что лучше? Я понимаю, что после такой ночи трудно вести серьёзные беседы, и сил препираться с тобой у меня нет… Но это касается Сэда.
«Так… Давно мы нервы друг другу не трепали… Пора».
После вчерашнего морозца сегодня подтаяло. Низкое зимнее небо светло-серой полосой оттеняло абсолютно белый снег, cолнце белесым пятном просвечивало из-за плотных облаков.
Увидев, что Робин и Гай уже верхами, Мач хотел было «выдать» в их адрес нечто удивлённо – возмущённое, но Тук, положив руку ему на плечо, пресёк эту попытку «на корню».
- Они что? На ферму? – всё своё удивление Мач обратил к оставшимся в лагере.
- Мы-гы… Мстить, – съязвил Арчер…

Кони шли ровным шагом, оставляя чёткие отпечатки подков.
- Робин, я прошу тебя признать Сэдрика своим законным бастардом, - произнося это, Гисборн смотрел строго перед собой, и, закончив фразу, повернулся к Гуду.
Робин не поверил своим ушам. Вчера Гай ездил повидать сына, а сегодня… По сути, до этого они так и не говорили о Сэдрике, и первый их разговор о нём грозил оказаться шоком для Робина.
- Тебя, видно, вчера били исключительно по голове.
- Вчера меня не только били, вчера мне популярно объясняли, кто я есть…
- У меня «в зубах навязло» слушать твои самобичевания, Гай, и кто ты есть …
- Робин, вода не может быть чуть-чуть горячей. От родной крови можно отказаться только один раз. Однажды я уже сделал это, и сейчас прошу тебя признать Сэда своим бастардом, - Гисборн выдал это абсолютно бесцветным голосом, как будто даже и не слышал Робина.
- Ты железный, Гай, - Робин сказал это жёстко, словно ударил, - судьба милостива к тебе, она дала тебе сына, семью - да об этом только мечтать можно. Начни, наконец, всё с начала…
- С начала я начал, когда поехал с тобой в Йорк вытаскивать нашего младшенького. Поверь, мне тоже совсем не интересно возвращаться к своему прошлому, мы уже говорили об этом, но…Как видишь, оно само даёт о себе знать, и ещё долго будет мне икаться.
Сколько времени прошло с того момента, как всё изменилось в моей жизни? Месяца два – три?
Помнишь ту девочку, Мэг?...
Я повторю тебе то, что сказал ей: «Что сделано – то сделано. Я не могу повлиять на мысли людей». Но Сэду совсем ни к чему терпеть плевки в свой адрес, и я не хочу, чтобы кто - то цедил сквозь зубы ему в след: «…Сын Гисборна … Отродье». Я не хочу, чтобы он тратил свои силы на то, чтобы ежедневно доказывать, что он не такой, как я. Я хочу, чтобы он жил своей жизнью. Если тебе легче будет думать, что я хочу спихнуть на тебя заботу о Сэде, – думай. Что хочешь думай, но я прошу тебя…
- А моё имя давить на него не будет? - перебил его Робин, - Ты об этом подумал? Ты думаешь о том, какой груз ты хочешь свалить на него с точностью до наоборот… И это ещё вопрос о «своей жизни». Ты думаешь о том, что с ним будет, если он «не оправдает надежд»?
И потом, ни он сам, ни люди – не слепые. У него на лбу большими буквами написано «Гисборн». Ты парня – то своего рассмотрел?!
Робин с возмущением почти кричал на Гая.
- Не ори… Я не могу защитить его другим способом. Я боюсь, что шиканье и брань могут оказаться не единственной угрозой. Из мести можно сделать всё, что угодно…Меня можно забить палками, а можно отыграться куда больнее.
Робин тяжело вздохнул – отчасти Гай был прав. Пока ещё одного неосторожно брошенного слова было достаточно, чтобы поднять волну негодования против Гисборна. Обнажи он вчера меч, а не дай бог зацепи кого…Нетрудно догадаться, почему он «позволил» так отходить себя.
Робин слишком хорошо знал, что такое толпа, и, к несчастью, у Гая были основания просить за Сэдрика. Говоря по правде, это не была гениальная идея - защитить юного Гисборна таким образом, но, как знать, быть может имя Фицробин хотя бы на время станет для него щитом, по крайней мере, пока всё не забудется, если забудется вообще.
Немного успокоившись, Робин продолжил:
- Ну, допустим…, допустим, я признаю его своим бастардом – не думай, что тебе удастся полностью самоустраниться от своих отцовских обязанностей.
- Я не собираюсь полностью самоустраняться. Ты прав, глупо будет пытаться скрывать от него правду. С возрастом, когда к нему придёт понимание – твоё имя будет ему самым большим уроком. По крайней мере, он будет видеть, к чему он должен стремиться – в этом уж точно нет ничего дурного. А что касается груза твоего имени – этот груз несут все дети, чьи родители чего – то стоят. В конце концов, я постараюсь, чтобы он был благоразумен в своих стремлениях и разочарованиях. Постараюсь настолько, насколько ты позволишь… Если признаешь его сыном.
Робин с интересом взглянул на своего «почти семью». «Гисборн заговорил о благоразумии – куда катится мир? Хотя, такое количество шишек не может быть отмерено только на одну голову просто так. Кто знает… Возможно, это ему за двоих досталось, но он редкий упрямец».
- Похоже, за твои отеческие чувства можно не беспокоиться – пожалуй, глотку перегрызёшь, раз готов унизиться до того, что я могу думать о тебе, что хочу.
Ты отдаёшь себе отчёт, в том, о чём ты меня просишь?
- Робин, я потерял своё доброе имя перед людьми и от их желчи хочу защитить Сэдрика. Обо мне самом речь не идёт. Поверь, мне не просто просить тебя об этом. Я не железный… Не железный - как ты думаешь, и я очень боюсь ошибиться.
Гисборн помолчал, словно взвешивая то, что хотел сказать, и глядя Гуду в глаза уверенно добавил, отчеканивая каждое слово:
- Робин, он никогда не будет претендовать на твой титул или пэрство…
- А вот за это ты заслуживаешь пощёчины, Гай!
Робин пустил Принца в галоп, чтобы сбить обиду и ярость, которой его только что саданул Гисборн.
Гай не стал догонять его.
Перед глазами у него был только Сэдрик.

В лагерь вернулись порознь.
Робин появился ближе к вечеру, когда вся толпа, за исключением Гая, уже собиралась ужинать. Тот, вернувшись, ничем не мог занять себя. Рубка дров подошла бы лучше всего, но после недавних событий, вчерашнего избиения и в свете приближающегося отъезда, рисковать было глупо. Какое – то время спустя он наконец нашёл монотонное занятие своим рукам, не требующее никаких умственных усилий, и к вечеру нащипал гору лучины. У Мача на языке вертелся вопрос, но он побоялся спугнуть удачу и прекратить сие волшебное действо. Остальная команда отнеслась к происходящему вполне философски, благо, что Арчер исчез ещё с утра, почти вслед за братьями.
Робин после выяснения отношений с Гаем отправился на злополучную ферму – узнать, что же там всё-таки произошло. Из разговора с вилланами стало понятно, что отходили Гисборна родственники той рыжей девчонки, которую Гай грозился сбросить в Трент. Отец Джейн – так звали девочку - рассказал, что они переехали в Трешолд из Локсли к родственникам чуть ли не на следующий день после случившегося – было просто страшно жить рядом с этим извергом. Джейн недели две не могла вымолвить ни слова - родители уже решили, что дочка онемела. Нетрудно было представить, каково было дядьям и братьям увидеть Гисборна в непосредственной близости от своих домов, да ещё явно намеревающегося остановиться на ночлег. Понятное дело, что простым людям не было никакой заботы слушать басни и думать о том, что прежний капитан гарнизона и «правая рука» шерифа решил изменить свою жизнь.
От хозяина фермы, распоряжавшегося кузней, Робин узнал, что заезжие господа оказались здесь вчера случайно – кобыла статного красавца расковалась, вот их и занесло …
- Случай спас… Не знаю, хватило бы у них смелости - забить его насмерть, но, когда молодые рыцари бросились на шум, тот человек был уже на земле…
Робин не помнил, было ли такое, чтобы после подобного события он оставил всё как есть. Сейчас он поступил именно так.
В лагерь Гуд вернулся со смешанным чувством. Он взял на себя смелость сообщить Гаю о своём решении при всех, чтобы никому ничего не объяснять, но чтобы и друзья не были в неведении. Робин понимал, что для себя Гисборн всё уже решил и ждал только его ответа. Робин, отлично изучивший своего родственника, был уверен, что Гай был бы рад, чтобы все узнали об этом одновременно, впрочем, ответ на все возможные вопросы лежал на поверхности. Только Мач, пожалуй, мог начать приставать с расспросами, но Гуд надеялся, что после того, как он стал свидетелем вчерашней безобразной потасовки, то и он справится со своим любопытством и недомыслием.
«Может быть, в лице этого мальчонки судьба улыбнулась нам обоим? Папаша…
Не было бы счастья - несчастье помогло».
Гай видел, как Робин спешился, и почувствовал, что силы мгновенно оставили его. Он воткнул косарь рядом с колуном, поднялся, но постояв немного, опустился на землю, привалившись спиной к дереву. Робин подошёл к нему и во всеуслышание сказал:
- Будь по - твоему – я признаю Сэдрика своим бастардом.
Гисборн закрыл глаза. Робин обернулся, упёр руки в бока и удивлённо спросил:
- Ну, и куда ты напахал такую прорву лучины?
- Да откуда я знаю, - глаза Гай открыть не смог.

Большой дом выходил фасадом и высокими дверями на неширокую, но вполне респектабельную улицу. Двое сопровождавших Гая, судя по всему оруженосцев, не говоря ни слова, оставили его в просторном лаунче, в первом этаже и с достоинством удалились.
Гисборн подошёл к окну, которое скрывала глубокая ниша, оборудованная в нижней своей части как скамья. Внутренний двор, мощёный плитами, был с трёх сторон ограничен хозяйственными постройками. Прислуга была уже на ногах, люди сновали по двору между службами, но в доме было тихо.
Гай опустился на скамью.
Сколько прошло времени, прежде чем Гисборн услышал шаги на лестнице, он не знал. Ожидание это не было для него тягостным. Он знал, или ему казалось, что он знал, кто именно так бесцеремонно «пригласил» его. Гисборн поймал себя на мысли, что с недавнего времени в нём поселилась уверенность, к которой он, в общем – то не привык. Уверенность эта была неразрывно связана с Робином, с тем, что Гуд доверял ему, и со сдержанной гордостью за то, что ему оказано это доверие.

- Гисборн, - сэр Джаспер вошёл в покои и скупым жестом пригласил Гая пересесть на кресло и уселся сам, - я полагал, что Гуд гораздо любопытнее. Мои люди на постоялых дворах уже извелись, хлебая дешёвый эль.
- Я не отвечаю за любознательность графа Хантингтона.
Самодовольное выражение Сэра Джаспера сменилось удивлением:
- «Граф Хантингтон»? Я всегда удивлялся вашему умению, Гисборн, находить нужных покровителей…Ну, пусть ненадолго, но зато как метко.
Гай промолчал. В этом была некоторая доля правды, и оба собеседника очень хорошо знали это.
- Однако… Полагаю, граф… - Джаспер сделал ироничное ударение на последнем слове, - уже обеспокоен судьбой человека, который «не отвечает за его любознательность». Надеюсь, что вы, сэр Гай, вообще ни за что не отвечаете перед Гудом, иначе…
- Сэр Джаспер, вы знаете, что я не веду куртуазных бесед, иначе вы бы меня сюда не «пригласили». -
Гисборну вдруг стало интересно, насколько более самодовольной может сделаться лощёная физиономия сэра Джаспера.
- Отлично. Без обиняков. Мне нужен Гуд, и через вас, Гисборн, я намерен до него добраться.
- Откуда такая уверенность в моей скромной персоне?
- Вам не поздоровится, когда король вернётся.
- Мне не поздоровится при любом раскладе – с его высочеством у меня тоже отношения не сложились.
- Я замолвлю за вас слово перед принцем, тем более, что… Вы же не дослушали до конца … А между тем, я могу дать вам шанс, - сэр Джаспер выпятил нижнюю губу и с важным видом откинулся на спинку кресла.
Гисборн чуть склонил голову, изобразив на лице подобие смирения. Помнится, Изабелла тоже обещала «замолвить слово» и «дать ему шанс», впрочем, как и он ей. Гаю вдруг подумалось, что проиграл он в обоих случаях: « Не иначе нашего принца хранит чья – то безграничная любовь. Вот бы знать чья…».
- Я располагаю информацией, за которую Гуд рискнёт чем угодно.
Гисборн с непроницаемым видом уставился на чёрных вепрей в красном поле – платье сэра Джаспера украшала всё та же знакомая нашивка с символом мужества, помноженным на три.
- Несколько дней назад в Лестере по делам Ордена гостил брат Тэнби. Этот человек занимает видное место в одной из местных комтурий. Сей рыцарь располагает документом, имеющим отношение к королю Ричарду и его делам на Кипре. Ни для кого не секрет, что Орден имеет интерес к острову. Пару дней назад он оставил Лестер, и есть основания предполагать, что он отправился в какое – то из здешних аббатств, но в какое? Признаться, я и впрямь надеялся, что Гуд объявится раньше. Я не предполагал следить за тем, куда доблестный рыцарь направит свои стопы.
- Значит, вы считаете, что для Гуда препятствий нет?
- Может быть и есть, но пусть лучше он преодолевает эти препятствия, - после сказанного ухмылка исчезла с лица сэра Джаспера и он вполне серьёзно добавил: - Его высочество не оставит без внимания персону, которая сможет добыть этот документ. Если вы приложите к этому руку, то и вы не останетесь незамеченным.
- А позвольте полюбопытствовать, каким это образом «кипрские дела короля» добрались до Англии? Вы не могли найти ничего более простого и объяснимого, что бы могло заинтересовать принца?
Сэр Джаспер уставился на Гисборна с недоумением - он явно не ожидал, что несколько ограниченный помощник Вэйзи проявит подобный интерес. Разумеется, чиновнику было невдомёк, что братья имели весьма подробный разговор на этот счёт, и что Гуд высказал свои предположения во всех подробностях. Сэр Джаспер подобрался – беседа становилась предметной, и он решил, что при удачном обороте из Гисборна можно будет сделать вполне сносного агента:
- Ну, во первых я ничего не искал – сведения об этом письме попали ко мне случайно, а во вторых, чтобы вас не смущало расстояние между Кипром и Англией… Это письмо сэр Тэнби получил от брата служителя, который приехал с миссией по набору оруженосцев для рыцарей Ордена. Так что в его неофициальной миссии сомневаться не приходится.
Джаспер сделал многозначительную паузу.
Получалось, что документ был нешуточный, раз в Англию его привёз не последний чин в табели Ордена, и передал если не выше, то, по крайней мере, равному себе по положению. Объяснение звучало вполне правдоподобно – рыцари, занимающиеся набором оруженосцев, имели обширные связи среди дворян, не имеющих отношения к Ордену. К тому же путешествие по казённой надобности давало им реальную возможность попутно передавать неофициальную почту. Как знать, может быть посол сам намекнул Джасперу о письме, но так как должен был передать его во что бы то ни стало – оставил «ниточку»?
- «Вполне возможно, что я ошибаюсь на счёт того наёмника, и он действительно мог подслушать разговор», - Гисборн вспомнил, как отчитал Арчера, и порадовался тому, что братец не довёл дело до конца.
Между тем сэр Джаспер продолжал:
- То, что «полезно» королю – прежде всего, интересно Гуду. С вашей помощью он достанет этот документ. Вы же привезёте мне это письмо и мёртвого… Повторяю, мёртвого Гуда.
Гай почувствовал, что, начав отвечать, так или иначе выдаст себя. Между тем, сэр Джаспер, видя некоторое замешательство на лице Гисборна, продолжил:
- Задача, правда, сложноватая…Как – то с первого раза у вас не очень получается… Но ближе к Гуду подобраться невозможно.
Гай молчал ещё какое – то время, а потом спросил:
- И какие у меня гарантии?
- Гарантии? – Джаспер откровенно расхохотался. - Это вы дадите мне гарантии, что довёдёте дело до конца. Неужели вы всерьёз полагаете, что просто так получите информацию, а потом, по своему обыкновению, предадите одного «хозяина» или «второго». Вас просто могут не выпустить отсюда. -
Сэр Джаспер достал уже заготовленный пергамент и подал его Гаю. Грамота подтверждала нахождение сэра Гая Гисборна в статусе чёрного рыцаря и даже содержала текст договора, который Гисборн имел «счастье» видеть в день рождения короля… В ушах прошипело змеиное «Суссекс».
- Ваша подпись, сэр, и у вас появиться возможность послужить его высочеству.
- «Кажется, из моих смертных приговоров можно собрать целый том. Интересно, как будет выглядеть следующий?», - Гай поставил свою подпись без особого сожаления или сомнений.
Отложив перо он поднялся, и закинув чёлку, довольно безразличным тоном спросил:
- И как, я по вашему, объясню это Гуду?
- Очень просто. Скажете ему правду. Скажете, что я пытался завербовать вас, нанять в качестве убийцы, - Джаспер усмехнулся, - а вы гордо отказались, да ещё и вырвали под страхом смерти интересующую его информацию.
- Так просто?
- Я состою на государственной службе, и я больше чиновник, чем…
Гай не дал договорить сэру Джасперу и наотмашь ударил его по лицу. Вопрос о безграничных возможностях самодовольства решился сам собой – границы обозначились, и весьма существенные.
- Я предполагал, что вы весьма предусмотрительны, но что вы вспомните о моём опыте в бытность службы у Вэйзи…
Гай постоял мгновение над рухнувшим навзничь чиновником, а потом, подняв его за грудки, «приложил» спиной о стену:
- Гуд чертовски недоверчив. Он не пожалеет времени, чтобы убедиться в том, как я добыл эту информацию.
Следующая пощёчина тяжёлой перчаткой рассекла «казённому человеку» бровь:
- Раз вы не можете дать мне никаких гарантий, я должен хоть как-то обезопасить себя перед графом.
На шум в покои сэра Джаспра влетели двое уже известных оруженосцев. Гисборн едва успел выхватить меч и отразить первый удар, когда за его спиной раздался хриплый крик:
- Проводите до дверей… Но не усердствуйте, - последняя фраза была добавлена с явным сожалением, - «Успеем поквитаться…».

Арчер уже занёс кулак, с тем чтобы постучать в дверь, когда она с шумом распахнулась, и почти выбежавший Гай едва не сшиб его и Робина. Пробежав ещё несколько шагов, Гисборн понял, кого он только что чуть не снёс, но едва замедлив шаг, почувствовал действенный толчок в спину. И Робин и Арчер, мгновенно сообразившие, что Гай явно уносит ноги из злополучного дома, постарались сделать так, чтобы он не останавливался. Оба, зная характер старшего, справедливо опасались, что опомнившись, он может тут же остолбенеть, так что через несколько мгновений на улице Ратт от трёх братьев и след простыл.
Дух перевели уже ближе к постоялому двору, на котором остановились Робин и Арчер.
- Обязательно было тащиться одному? – бросил Робин, не глядя на Гая.
- Да меня и не спрашивали… - Мирно и как бы извиняясь, ответил Гисборн.
- Всё как всегда?
- Ну, да - сейчас расскажу, только… Надо послать Мача за Уиллом и Джак…
- Уверен? – этот вопрос Гуд задал уже на пороге харчевни. Мач едва поднявшись из-за стола, снова опустился на лавку с сокрушённым видом, зато Уилл так и остался стоять с какой-то глупой и трогательной улыбкой.
Скарлетта Робин сразу же отправил к Джак. Она почти весь день провела в ожидании, а подробности всей этой истории рыцарь мог услышать и позже. Уилл всегда всё понимал как надо и со спокойным сердцем отправился к жене. Впрочем, Гисборн всё же успел объяснить Уиллу что же всё таки произошло.
Люди Джаспера подняли Гисборна почти под утро и дали понять, что ждали их с Робином появления несколько дней. В гостинице Гай появился в сопровождении людей, чьего описания у них не было. Гаю объяснили, что если он не хочет потерять своих друзей, то спокойно отправится «в гости». Гисборн хоть и был едва спросонья - сообразил, что эти молодцы следили за ними с вечера, дали спокойно устроиться и даже позволили ему поспать. В намерениях относительно Скарлеттов сомневаться не приходилось, и Гай без звука последовал за своими провожатыми.

- А цена этой информации? - Гуд продолжал хохотать.
- Робин, хватит смеяться! Перспективы, по мнению сэра Джаспера, у нас с тобой не завидные. По окончании всей этой эскапады я должен убить тебя и предоставить письмо Джасперу. Он считает тебя практически неуязвимым, потому, что к тебе невозможно подобраться. Если письмо «уйдёт» из Англии, то "охота" на тебя будет продолжена.
- Ты хочешь сказать, что Джаспер настолько убеждён в том, что ты способен убить меня?
- Да ни в чём он не убеждён. Он и гарантий мне никаких не давал, и если уж быть до конца откровенным, он открыто посмеялся надо мной… Просто на мне клейма негде ставить, а поверить в то, что я искренне принёс тебе оммаж… Да ты и сам видишь - люди считают, что ты связался с прокажённым…
- Да при чём тут оммаж?! При чём тут люди?! - было понятно, что Робину до одури надоело обсуждать это.
- Сэр Джаспер далёк от таких "высоких материй", Робин. Он мыслит иными категориями и не сбрасывает со счетов ни мой характер, ни моё прошлое. Больше того – его даже не смущает, что ты вернулся во владения в Ноттингемшире - Гай, кажется, и не заметил, как вспылил Робин, - думаю, он рассчитывает "въехать в рай на твоём горбу". Вряд ли он надеется на то, что я явлюсь к нему с письмом. Скорее всего, он будет ждать: едва - едва мы добудем этот чёртов документ, и отбиваться нам придётся не только от храмовников, но и от людей Джаспера.
- И он догадывается, что мы это знаем…И зачем ему так рисковать? – Арчер задал вопрос обоим братьям одновременно, но ответил ему Робин:
- А ты полагаешь, что связываться с Орденом напрямую меньший риск? Это как посмотреть. Из двух зол он выбирает меньшее - ему выслужиться нужно, а просто так ссориться с Тамплиерами…А если он доведёт начатое до конца, то в моём лице избавит принца от «головной боли», преподнесёт ему важный документ и представит Гисборна в качестве моральной компенсации.
- Хороша компенсация, - хохотнул Арчер – никогда не знаешь, чем обернётся, - выпалил братец и осёкся.
Во всё время разговора Мач просидел, отвернувшись к огню, и не проронил ни слова. Он даже со стола ничего не взял, что не шло ни в какое сравнение с сегодняшним происшествием. Друзья задержались за столом ещё какое – то время в ожидании Уилла и Джак, а когда те появились, Робин без лишних разговоров велел всем отправляться спать – завтрашний день обещал быть не из лёгких. Мач исчез первым – его словно ветром сдуло, и Робин только проводил его улыбкой. Уилл и Джак тоже не заставили себя уговаривать. Арчер помедлил ещё немного, состроил невинную физиономию и с невозмутимым видом двинулся к выходу – ночевать в гостинице он явно не собирался.
Когда все разошлись, Робин спросил Гисборна:
- Гай, ты так и не сказал, какой залог ты оставил Джасперу с тем, чтобы он выпустил тебя с такими новостями?
Теперь Робин был абсолютно серьёзен.
Гай, навалившись локтями на стол и глядя в никуда, ответил:
- Я подписал что-то вроде подтверждения от своего имени… Подтверждение того, что я состою в числе «чёрных рыцарей», ну… И со всеми вытекающими подробностями относительно моих действий против короля.
Помолчав немного, Гай, обхватив тяжёлую кружку, тихо сказал:
- Робин, когда Ричард вернётся, тебе вряд ли удастся отстоять меня. Я пойму, - эти слова были произнесены без всякой «бравады».
- Гай, ты сомневаешься во мне или в короле?
- В тебе я не сомневаюсь, поэтому я не хочу, что бы ты «сломал себе шею». Я знаю, как он обошёлся с вами в Аккре – мне хватило, - Гисборн сделал большой глоток.
- Гай…
- Робин, он выбрал для вас самую «лёгкую» смерть…
В такие минуты Робину казалось, что земля уходит у него из под ног. До недавнего времени он был уверен, что бесчестное поведение простить нельзя, но жизнь сыграла с ним шутку – он простил своему врагу гораздо большее. Он знал своего короля, испытал на себе его несправедливость, знал его вспыльчивость, но никогда не сомневался в его чести и милосердии. Робин входил в ступор от того, что не мог передать этой уверенности и этого знания Гисборну. Гай же, в свою очередь, отчётливо понимал, что, приняв у него оммаж, Робин рискнул самым дорогим – своим именем. Он взял под защиту и принёс ответную клятву отпетому мерзавцу. Теперь дело было не в короле. Гай просто не верил, что может получить прощение от кого бы то ни было. Все эти грамоты и перстни ничего для него не значили, поскольку это была не его заслуга, а Робина. Он был уверен, что всё, что теперь с ним происходило, тоже было исключительно заслугой Гуда – Гисборн просто старался быть достойным того слова, которое дал ему как сюзерену.
- Ты понимаешь, что при любом раскладе это признание сыграет против тебя? Если допустить мысль, что Ричард не вернётся в страну и Джон каким – то образом займёт престол, то он наверняка попытается избавиться от бывших исполнителей своей воли. Его лицемерие…
- Робин, давай оставим этот разговор, - Гай намеренно прервал Гуда, - подумай лучше, как и с чем подобраться к этому Храмовнику.
Гуд поджал губы и кивнул:
- Оставим… А насчёт рыцаря – утро вечера мудренее.
Робин устало поднялся из-за стола. Гай, допивая свой эль, спросил как – то между прочим:
- Если мы добудем этот пергамент, кто отправится к королеве?
Гуд усмехнулся:
- Не дёргайся, Арчер поедет. В деле он человек надёжный, а в Локсли – я уже боюсь, что племянников у нас с тобой будет больше, чем мы себе представляем…
- Слушай, ты бы гривну дал ему с собой. Я не думаю, что он вздумает повести себя с леди Клеменс недостойно, но … Так надёжнее было бы. Она ведь его не знает, и не факт, что она окажется при королеве…
Робина совсем не удивило, что Гай заговорил о Клеменс, как будто для него это дело было решённое, и он не сомневался, что Гуд будет писать к ней. А вот гривна…
- Нет гривны. Я её отдал Ребекке.
- Кому ты её отдал? – не понял Гай.
Робин вдруг вспомнил рыжую девчонку над пропастью, Трешолд и то, что там он оставил всё как есть, не пытаясь ни оправдать, ни забыть то, что сделал Гисборн.
- Считай, что… - Робин запнулся, но продолжил: - …Что ты заплатил за Мэтью, братишку Кейт.
- Заплатил?
- Да! Заплатил! «Но не расплатился…».
Расплатиться за смерть, за жизнь…Невозможно. Робин не собирался щадить Гая, тем более скрывать от него что-то. Теперь, когда они оказались вместе, прошлое Гисборна касалось и его. Робину действительно осточертело то, что Гай так часто возвращается к тому, что уже не исправить. Для Робина всё происшедшее за последнее время было похожим на мозаику – всё было понятно, и картина перед его глазами была цельной, вот только трещины мешали видеть её как следует. После происшествия в Трешолде «трещины пропали», и Робин осознал, что к прошлому им придётся возвращаться обоим.
Разумеется, Робин не собирался никому ничего объяснять, не собирался оправдывать Гисборна, но вместе с тем хотел, что бы тот уяснил себе, что вся его последующая жизнь, с возможными оскорблениями и унижениями, болью, потерями и прочими бедами - не проклятье, но плата, и что со временем «счёт его пойдёт на убыль».

Арчер вернулся чуть свет, но застал всю команду на ногах. Сидя у самого очага, Гай тихо рассказывал Уиллу и Джак, о том, какое «предложение» поступило от Джаспера,
Мач и молоденькая подавальщица собирали на стол. Выслушав Гисборна, Уилл обернулся к Робину:
- Что мы можем предложить или предъявить этому Тамплиеру кроме денег и…- Скарлетт запнулся,
- И силы? – закончил вопрос Арчер.
- Сила в разговорах с Орденом – не аргумент, - Робин подошёл к окну и, запрокинув голову, подставил лицо солнцу, - тем более с рыцарями такого ранга.
Арчер похлопал Гая по плечу:
- Талантом убеждать словами нас господь не наградил…Так что мы – на подхвате.
- На подхвате будут Уилл и Гай, а для тебя на этот раз найдётся дело посерьёзнее…
Арчер уставился на Робина с удивлением, даже рот открыл.
После завтрака, пока старшие братья обсуждали детали грядущего дела, Уилл и Арчер отправились в город, с тем, чтобы прикупить то, что может пригодиться рыцарю в дальней дороге. День этот не был рыночным, и молодые люди двинулись в сторону ремесленного квартала. Когда они миновали относительно пустую площадь, внимание Уилла привлёк мерный звон монет, гремевший в деревянной кружке. Он тронул Арчера за рукав и оглянулся. На противоположной стороне, на углу неширокой грязной улицы стоял монах – квестарь. Уилл подошёл к нему, бросил монету в заветную ёмкость, и монах, улыбнувшись беззубой улыбкой, в знак благодарности, тряхнул ею ещё пару раз, брякнув характерным звуком. Памятуя сегодняшний рассказ Гисборна, Скарлетт спросил:
- А скажи, святой человек, не был ли ты в эти дни в каком либо из близлежащих аббатств?
- Аббатства? Да-а, здешние места богаты на святые обители, а что? Молодой рыцарь совершает паломничество, или намерен дать обет перед ликом Святой Девы Марии?
Уилл смутился. Сказать неправду служителю церкви, пусть даже всего лишь странствующему монаху, было бы не в его характере … Арчер, сообразив, в чём дело, и не страдая особой щепетильностью, пришёл товарищу на помощь:
- Видите ли, святой отец, брат этого рыцаря состоит в Ордене Тамплиеров, но от него давно нет никаких вестей. А мы тут прослышали, что в по здешним местам путешествует достойный рыцарь из числа состоящих в Ордене. Может быть, он был в Святой земле, и кто знает… Может быть, судьба будет благосклонна к нам, - Арчер в свою очередь бросил пару монет в деревянную кружку.
Монах, чьё утро явно задалось, и без того был человеком открытым. Ему часто приходилось исповедоваться в том, что он ведёт пустые разговоры и слушает досужие сплетни. Но по натуре он был путешественником, оттого и монастырские стены променял на квестарьскую кружку, а какое же путешествие без разговоров и новостей.
- Думаю, что удача и впрямь улыбнётся молодым рыцарям. В аббатстве Лафборо действительно останавливался какой-то храмовник, но я не видел его. Сами понимаете – я человек маленький. Но я был в аббатстве два дня назад, а тогда там шёл разговор, что храмовник этот прибыл из Лестера и что пробудет в монастыре ещё с неделю, - словно разговаривая с самим собой, монах добавил:
- Верхом - не далеко. Полдня пути на хорошем коне. Но я человек неторопливый, да и миссия моя не располагает к скорым делам…
Квестарь снова улыбнулся своей детской улыбкой, и брякнув кружкой, направился в сторону маленькой скромной харчевни, что была здесь же, недалеко.
Арчер подмигнул Уиллу: «Похоже, сэр, вы узнаете нечто о своём пропавшем брате…»

***
Слова глухим эхо гасли под арочными перекрытиями сводчатой комнаты:
- Это письмо – весомый документ, сударь. Оно может сослужить добрую службу королю Ричарду, и у Ордена появится реальный шанс выказать ему свою лояльность. Возможно, - Робин намеренно сделал паузу, - …Возможно, в какой – то мере сгладит ту «неточность», которая была допущена в донесении об обороноспособности Иерусалима*.
Такое замечание говорило для брата Тэнби о многом. С этих слов становилось понятно, насколько масштабно мыслил молодой граф и как высоко он оценивал те услуги, которые Тамплиеры оказывали королю Ричарду. По всем статьям выходило, что Хантингтон, передавая письмо, мог не только способствовать возвращению короля, но и был способен повлиять на его мнение, раз уж заикнулся об этом казусе.
- Резонно… - Тэнби поднялся со своего места, Робин и Гай последовали его примеру, -
Но я думаю, граф понимает, что подобные письма не продаются за деньги, тем более что если его оценить более, чем в сто безанов* – нам понадобится казначей, - храмовник встал спиной к высокому окну, и его лицо скрыла тень, - Мне известно, что имя Робина Гуда в Англии имеет вес, как имя человека чести не столько среди рыцарства, сколько среди небогатого дворянства и простого люда. Для меня лично, как для рыцаря Ордена это говорит о многом, и, тем не менее, такое письмо нельзя обменять на звук, даже на звук имени «Легенды Англии».
После минутной паузы Тэнби продолжил:
- Полагаю, что человек, снабдивший вас сведениями о письме, не слишком болтлив. Во всяком случае, в Ордене мало кто знает о существовании этого письма, а те, кто знают, не стали бы компрометировать себя отношениями с Генрихом…
Брат явно давал понять, что готов пойти на уступку, и Робину оставалось предложить достойную «плату» за документ. Надежды Гуда относительно благородных целей и рыцарского отношения к предательски пленённому монарху явно не оправдывались. Более того, разумная сумма уже была отвергнута.
Гай, стоявший позади Робина, протянул руку из-за его спины. В открытой ладони лежал перстень королевы. Робин едва заметно качнулся назад, но упёршийся между лопаток кулак Гисборна не позволил ему сделать и шагу.
- Это перстень королевы Элеоноры. Если у вас возникнут сложности с её величеством, он станет Вам действенным подспорьем, - слова Гисборна прозвучали уверенно, не в пример тому мычанию, которое он издал, получая это кольцо.
Храмовник взглянул на Робина, чуть вздёрнув подбородок – выражение его лица по-прежнему сложно было рассмотреть.
Робин, словно копируя собеседника и не желая уступить ему, чуть запрокинув голову, тихо сказал:
- Сэр Гисборн прав. Этот перстень служил ему охранной печатью. Для Вас он может стать и пропуском и подтверждением в верности королю Ричарду. Королева Элеонора обладает большим влиянием, но её отношения с Орденом не всегда были идеальны, не самые блестящие они и сейчас.
Рыцарь взял кольцо и повернулся к свету. Рассматривая «Благословенный камень*» Храмовник выкроил себе минуту на раздумье. Мгновением раньше от его проницательных глаз не укрылось, что лорд Локсли несколько обескуражен поступком своего вассала, хотя это лёгкое замешательство длилось всего мгновение. Впрочем, именно это замешательство и придало особый вес предлагаемому выкупу – такими вещами не бросаются, тем более в присутствии и без благословения сюзерена:
- Что ж, вы правы. Это больше, чем просто кольцо. Ваше имя будет порукой в подлинности перстня, граф. Насколько я понимаю, ваш рыцарь здорово рискует, расставаясь с этой «печатью».
Робин молча поклонился, едва разведя руки – выражение его лица словно говорило: «Я разделяю этот риск сполна».
- «… Похоже он и впрямь бессребреник, как о нём говорят, раз надеялся получить документ, руководствуясь всего лишь понятиями чести… Или редкий плут, о чём говорят не меньше. … И похоже, что «Здравомыслие», что маячит у него за спиной, может оказаться не столь сговорчивым», - перстень тускло блеснул фиолетовым на руке нового хозяина.
Рыцарь подошёл к небольшому алькову, в котором было оборудовано нечто вроде походного алтаря, и снял со своего места тусклого золота дароносицу. Постамент её оказался ничем иным как ларцом, из которого Храмовник достал пергамент. Водрузив «Звезду» на прежнее место, Тэнби передал письмо Гуду.
Письмо Шейха аль - Джебеля было адресовано Гиону Лузиньяну. «Домыслы», как выразился Арчер, оказались весьма близки к истине...
По освещённым факелами коридорам какое – то время братья шли молча. Первым не выдержал Робин:
- Гай…
- Я знаю…
- Вот и поговорили, - после недолгого молчания Робин продолжил: - кстати, мудрые люди говорят, что аметист способен «являть тайное явным».
- Ты всю Александрийскую библиотеку прочитал?
- Нет, не всю.
- Жаль, - констатировал Гай, а чуть спустя глухо рассмеялся.
- Что, представил меня в Серапеуме?
- Нет, представил, что было бы, если бы Вэйзи застал меня за чтением…
Арчер обернулся на звук шагов, сопровождаемый приглушённым смехом: «Затея удалась».
- Я за Уиллом, - бросил Гай и исчез в направлении высокой монастырской стены.
- Письмо, - Робин передал брату свиток, - от того, дойдёт ли оно до адресата, зависит «королевская удача». И ещё, - Робин понизил голос, - Гай заплатил нешуточную цену за всё это! - Робин чуть склонил голову к плечу, и из под бровей многозначительно посмотрел на Арчера. Продолжать дальше он не стал – Гисборн и Уилл подвели коней.
- А это письмо передашь графине де ла Фрез, - Гуд остался серьёзным, а Арчер не смог сдержать улыбки:
- Говорят, она красавица… Не боишься, что я за ней приударю?
- Она ещё и умница, смотри, как бы она тебя сама не приударила, - в тон ответил Робин.
Арчер перевёл взгляд на Гая - тот характерным движением запрокинул голову, откинув чёлку, но ничего не сказал. Уилл остался абсолютно невозмутимым – он действительно был рыцарем до кончиков ногтей.
По договорённости с настоятелем монастыря Арчер остался за его стенами до утра, а Робин, Уилл и Гай двинулись в сторону Ноттингема.
Бросаться догонять Мача и Джак у рыцарей особых причин не было – сэр Джаспер организовал сию миссию для того, чтобы получить, а не «подарить» документ, и отражать предполагаемое нападение заранее было решено втроём. Все трое были одеты в кольчуги, имели баклеры, Уилл и Гай держали при себе голицы. Пока добирались до Лафборо Арчера пришлось урезонивать и объяснять ему очевидное. Последним доводом стало то, что Гуд с невозмутимым видом заявил:
-Отлично, раз тебе так неймётся показать свою боевую удаль - останешься, а к королеве отправится Гисборн.
Арчер обернулся к Гаю - тот буквально прикипел к седлу, а выражение лица сделалось таким, будто он увидел воскресшего Вэйзи, а за его спиной нацеленный на Ноттингем требушет.
- Гай….
- Так и будет… И вас всё равно останется трое, - старший по шее давать не собирался, и это говорило о многом. Похоже, что «щенячье» воспитание закончилось.

Солнце качнулось к закату, когда троица выехала из обители и двинулась на север.
Братья не сговариваясь закрыли Скарлетта «в коробочку». Разговоров рыцари никаких не вели, а превратились в зрение и слух.
Нападавших оказалось трое. Всадники появились из ближайшей рощи и довольно резво двинулись навстречу «ноттингемцам». Никто из нападавших не был вооружён копьём, и только один из рыцарей имел массивный щит. Этого-то молодца и взял на себя Уилл. Его топор мог быть наиболее действенным, а баклер с кулачным хватом был достойной защитой и давал возможность отражать удары меча. Против гибкого и быстрого Уилла защита тяжёлым щитом сделала рыцаря вязким, а с боевым топором спорить было сложно.
Робин держался в седле как влитой, а Принц слушался шенкелей, словно человеческой речи. Гуд обошёл нападавших и стремительным манёвром атаковал своего противника. Тот, видя, какую скорость развил Гуд, приготовился баклером отразить рубящий удар, но Робин в последний момент опустил меч, перехватив его словно копьё, и нанёс колющий удар в место сочленения доспехов. Клинок его скользнул, едва задев баклер и вонзился врагу в шею.
Развернув коня, Гуд едва не сшибся с рыцарем, бившимся с Гаем. Гисборн в этот момент нанёс широкий рубящий удар сверху. Противник его, отражая атаку, поднял меч, едва раскрывшись, и Гисборн нанёс ему горизонтальный рубящий удар баклером на уровне груди. Кольчуга рыцаря устояла под ударом малого шестиугольного щита, но всадник завалился на спину и Гай, поравнявшись с ним, ударом навершия вышиб его из седла. Латные перчатки оказались весьма кстати. К этому же моменту Уилл покончил со скрывавшимся за щитом наёмником. Рана давала о себе знать и в седле он едва держался. Робин оказался рядом с ним быстрее Гая – того после нанесённого им же удара пронесло чуть вперёд, и он сделал лишний манёвр, прежде чем поворотить Забияку. Гуд ещё какое то время поддерживал Уилла в седле, Гисборн держался позади, следя за обоими и служа прикрытием на случай непредвиденной атаки с тыла.
Раж после короткой стычки был такой, что всадники, не останавливаясь, проделали весь путь до самого Клана. Была уже глубокая ночь, поэтому на постой ни к кому ломиться не стали, хотя, ясное дело, никто бы не отказал. Расположились в службах у Матильды. Уилл любовно похлопал лошадку сарациночки, потёрся лбом о её лоб. У Робина отлегло от сердца – Мач и Джак добрались, больше никаких эмоций не было. Мужчины скоро расседлали, и сколько возможно было в это время, обиходили коней. Спать рухнули вповалку - не чувствовали уже ничего.
Странная штука – сон. Кажется, что ты только что закрыл глаза, только что блаженно вытянулся, и даже не важно - где именно и на чём…
Петушиный крик раздался где - то совсем рядом и, похоже, что прямо над ухом. Верить в то, что наступило утро, хотел только Уилл. Гай попытался притвориться глухим, но петух заорал снова.
- Убью, - голос Робина, а особенно прозвучавшая угроза заставили Гисборна проснуться окончательно.
- Не думал, что ты такой кровожадный, - Гай с трудом поднялся и направился к лошадям, - воды надо согреть, бабки обмыть.
Эти слова подействовали на Робина лучше всякого петушиного крика. Их кони проделали немалый путь по месиву из снега и грязи, стоило поторопиться…
Во дворе у Матильды был открытый очаг. Пока Гай ходил к колодцу, Робин развёл огонь.
Глядя на замысловатые язычки молодого пламени от занимающийся коры, Гисборн, спросил:
- Ну, и что там было написано этой вязью?
Вопрос Робина ничуть не удивил, как будто они не прерываясь говорили о кипрском письме.
- Это послание от Старца Горы к Лузиньяну. Представь, он сообщает ему о том, что в Тире уже несколько месяцев обретаются «монахи» из числа его людей, что они находятся в непосредственной близости к Конраду, и целью их пребывания является его устранение.
- Несколько месяцев? Но ведь это значит, что Ричард тут ни при чём, и история началась давно.
- Именно! Это письмо может снять обвинения против короля в том, что это он нанял ассасинов. Шейх намекает, что ему, кроме прочего, известно о планах Монферрата по взятию замка Аламут, и что Конрад не самый приятный «сосед».
- Это что, было возможно? Замок же неприступный, да и гарнизон… Я слышал, что люди аль Джебеля преданы ему вплоть до того, что могут покончить с собой по его приказу.
- Возможно, невозможно… Удерживал же Конрад Тир, а ведь все позиции сданы были к тому времени. А ты, я смотрю, времени даром не терял во время своих вояжей…
- Я что по-твоему – глухой или слепой?
- Временами - и то и другое, и немой для полного счастья.
От этих слов Гай едва улыбнулся уголками губ, вспомнив чёртова петуха.
- Ладно, - с иронией подытожил Гай, - ну так переведи ограниченному и безграмотному, что там ещё в этом письме было потрясающего…
- Старец Горы заверяет Гиона, что после гибели Конрада престол королевства Иерусалимского достанется ему, как ставленнику Ричарда, но намекает, что тот не должен позорить короля своим беспутным поведением, и забыть о королеве Беренгарии.
- Он что? Совсем идиот – хранил такое письмо?
- Ну, если верить тому, что его привезли с Кипра… Слушай, Гисборн, а кто тебе там переводил?
- А ты что, думаешь, что я единственный заезжий чёрный рыцарь…Отправился туда «подвиг» совершать? Что касается моих познаний в арабском – они заканчиваются там, где заканчивается нужда в воде, еде и женщинах.
- Даже так? – Робин расхохотался, - и у тебя было время?
Гай усмехнулся: "нет, король был моей единственной целью", - но вслух ничего не сказал.

***
Три дня спустя после того, как сэр Джаспер поднялся на борт корабля в Изингтоне – не самом удобном, но более- менее безопасном порту для чёрного рыцаря, в Локсли появился человек, разыскивавший графа Хантингтона.
- Робин, - Уилл спешился, - Робин, в Локсли человек из Йорка, говорит, что хочет передать тебе что-то.
- Из Йорка? А почему он не приехал с тобой?
- Он отказался ехать, сказал, что лучше на людях…
Робин рассмеялся:
- Кажется, я становлюсь Великим и Ужасным, - и скорчил смешную рожу.
«Трусоватым» гостем оказался наёмник сэра Джаспера, тот самый лихач, который пытался похитить Сэда. Не сказать, что Робин сильно удивился, увидев его, однако…
«Хорошо, что Гисборн в Клане…»
- Господин, - это был человек среднего роста с сильно обветренным лицом. Возраст его определить было трудно. Он совсем не казался испуганным или забитым. Скорее, он был из тех, кто выполняет свою работу за деньги и ему всё равно, что это за работа, - я остался в долгу перед Вами. Я не из тех, кто ходит в должниках, сэр. Думаю, Вам будет интересно знать, что принц Джон отправил сэра Джаспера с поручением ко двору короля Филиппа.
- Кажется, предательство вошло в твою привычку? – Робин умел быть жёстким.
- Как угодно думать Вашей милости… Я хотел видеть Вас только за тем, чтобы сказать вам то, что ему было велено передать: «пятьсот марок». Больше у меня нет причин оставаться при сэре Джаспере, равно как и нет долга перед Вами, сэр.
Человек поклонился и, взяв своего буланого под уздцы, пошёл прочь.

Комментарии к четвёртой части.

*интрига – Гион де Лузиньн, будучи вассалом короля Ричарда, являлся королём Иерусалимским до Конрада Монферратского. Своим недостойным поведением он вызвал гнев Ричарда и бежал на Кипр, а трон короля Иерусалимского перешёл к Конраду, который был убит через несколько дней после коронации.
*На самом деле Генрих с Филиппом «подогревают» сплетню, что ассасины убили Конрада –
Конрад Монферрат вёл тайные переговоры с Саладином. Асасины, служившие в качестве «монахов» в Тире в течении полугода убили его. Молва обвинила короля Ричарда в сговоре с асассинами и в убийстве Конрада, т.к. его место короля Иерусалимского занял племянник Ричарда – Анри Шампанский.
*Гвоздика – «ожерелье» из семян гвоздики носили под одеждой в качестве антисептика и «сухих духов»
*Благословенный камень – одно из названий аметиста
*«неточность», которая была допущена в донесении об обороноспособности Иерусалима – рыцари ордена Тамплиеров, проводившие рекогносцировку на предмет возможности взятия Иерусалима, сообщили Ричарду о том, что город неприступен, в результате чего король отказался от взятия города.
*Сто безанов – сумма, которую рыцарь ордена мог получить от стороннего лица в качестве подарка.
Полученную сумму, превышавшую сто безанов, необходимо было сдать в казну ордена.

Продолжение следует

- Хозяин Робин, ну теперь-то король точно вернется?
- Если ни во что не вля… кхм… если король Филипп и принц Джон не расставят ему западню!
- Он наградит тебя, правда? Он стольким тебе обязан!
- Мач, он ничем мне не обязан. Я делал то, что должен был делать. Но я позабочусь о том, чтобы ты не остался без награды. Ты ведь все еще хочешь получить Бончерч?
- Не надо! – к моему удивлению, ответил оруженосец. – Какой из меня лорд? Это же просто игра – про Бончерч. Вроде семейной шутки.
- Мач, ты же всегда об этом мечтал! Ты еще в Святой Земле все уши мне прожужжал, как заживешь барином!
- Дурак был, - застенчиво улыбнулся Мач. – Я – маленький человек, хозяин Робин, ты был прав… Не перебивай меня, пожалуйста!
Да я не собирался его перебивать – я просто-напросто разинул от изумления рот!
- Я могу ненадолго встать на цыпочки, как будто мы с тобой одного роста, - продолжал Мач. – Но всю жизнь на цыпочках не простоишь! Я не умею ни писать, ни читать, я люблю не сражаться, а готовить еду. Дворянство мне не к лицу. Вот Скарлетт – другое дело, из него получился настоящий рыцарь.
Приближающийся топот копыт оборвал нашу беседу. Со стороны Трента карьером мчался всадник, точнее, всадница. В мужском платье, сидя верхом по-мужски – только по длинным косам, летевшим по ветру над крупом коня, можно было признать в амазонке женщину. Что ж, правильно – в платье до пят и в дамском седле с дурацкой ступенькой для ног вместо стремян далеко не уедешь. Огненно-рыжий арабский скакун летел как птица, ветер рвал с плеч всадницы малиновый плащ, трепал черные косы и золотистую гриву коня. Зрелище было завораживающе красивым, я загляделся и не сразу узнал Клеменс.
И не сразу понял, что её великолепный скакун загнан и вот-вот упадет.
Рыжий конь несся, роняя на снег хлопья пены, окрашенные кровью. Он догорал и знал это, но благородно и великодушно отдавал всаднице последние силы – и, может быть, последние мгновения своей жизни. Всадница свернула на улицу, ведущую к церкви, мы с Мачем бросились навстречу – и все-таки не успели.
Поравнявшись с церковью, конь перешел с галопа на неровную шаткую рысь и вдруг, «нырнув», тяжело завалился набок. Всадница успела выдернуть ноги из стремян, иначе он придавил бы её. Подбежав, я подхватил Клеменс. Конь лежал неподвижно, беспомощно вытянув тонкую шею, - только вздувались и опадали темные от пота бока и влажно мерцал бездонный агатовый глаз.
- Мой Бедуин! – сказала Клеменс неожиданно тонким, ломким от слёз девчоночьим голосом. – Можно что-то сделать для него?
Совсем как Мэриан… У неё не было такого прекрасного коня, но она холила и лелеяла свою смирную белую лошадку. И тоже не смогла бы сдержать слез, случись с любимицей несчастье.
Мач уже склонился над конем, снимая седло.
- Не реви! Раз кровь из ноздрей не пошла, значит, оживет. Мач, нужно поднять его, пока не начался отек*!
Клеменс, шмыгая носом, потянула коня за повод, я ухватился за гриву и подпер плечом, ласково приговаривая по-арабски, Мач взялся за хвост. Жеребец забился, пытаясь привстать, и втроем мы кое-как поставили его на ноги.
- Теперь води его, пока не обсохнет. Потом хорошенько разотри соломой и накрой двумя попонами, - велел я Мачу и повернулся к своей растрепанной и зареванной даме сердца:
- Что в лесу сдохло?
Клеменс жадно глотнула морозный воздух и заговорила, слегка задыхаясь:
- Четыре дня тому к королеве… прибыли двое рыцарей-храмовников… брат-прецептор и командор де шевалье*… Они показали кольцо, и моя госпожа… тотчас их приняла… Они сказали… что располагают сведениями… о покушении на короля Ричарда, которое… готовится в Дувре… Король Филипп… пошлет своих людей… Он не посмел подослать к Ричарду убийц… во Франции… он хочет… чтобы это выглядело… как дело рук мятежников-англичан…
- Понятно. Что было дальше?
- Королева поблагодарила их… Сказала, что отныне и впредь… является искренним другом Дома*… и выкупила свой перстень… А мне приказала… немедля скакать к тебе… потому что… ты уже дважды спасал Ричарду жизнь…
- Бог Троицу любит… Когда король высадится в Дувре?
- Через три дня… Это – для твоего человека, от королевы… - Клеменс вытащила из поясного кошеля приснопамятный перстень. – Моя госпожа велела передать, что… в следующий раз, увидев это кольцо у постороннего лица… собственноручно отрежет ему уши!
- Что королева?
- Слегла… - Голос моей возлюбленной снова предательски дрогнул. – Мы возвратились в Нормандию… вместе с королем… но он тут же поспешил на помощь Меркадье - снимать осаду с Руана… а моя госпожа… занемогла и остановилась в бенедиктинском аббатстве Кабур на побережье… Она послала людей предупредить Ричарда… но он всегда был безрассудным… он просто не умеет бояться!
- Да, это точно. Надеюсь, Нора не очень плоха?
- Н-не знаю… Она почти не ругается – это плохой признак.
Боже мой! Ей же без малого восемьдесят лет, хотя в это невозможно поверить! В этом возрасте подобные квесты* даром не проходят… Мы с Норой всегда понимали друг друга, но я, оказывается, и не подозревал, как сильно люблю её. Думаю, и Клеменс не задумывалась о том, как ей дорога её воинственная, вспыльчивая госпожа.
- А вдруг она сейчас умирает… - почти прошептала Клеменс. – Одна, без меня… Я бы этого Джона! И твоего Ричарда тоже!... Они вдвоём у неё всю кровь выпили!!!
- Чего еще выдумала? Кто умирает, Нора? Плохо же ты её знаешь! Король Ричард не умеет бояться, а королева-мать гораздо храбрее Ричарда. Она нипочём не сдастся какой-то жалкой простуде! – Я взял её за руку и повел в дом.

***

Усадьбу местные жители таки достроили, правда, пока она больше походила на штаб. Ночевали мы по-прежнему в лагере – должно быть, со стороны это казалось суеверием или причудой детишек-переростков, заигравшихся в войну. Ну и пусть.
Поговорить толком нам не удалось – Джак тут же увела Клеменс в мыльню. Сияющий вид сарацинки говорил, что на сей раз она полностью одобряет мой выбор. На лестнице дамы столкнулись с Арчером, который при виде Клеменс раскинул руки, раскрывая объятия:
- О, моя дорогая будущая сестрица! Свадьба скоро?
- Убери ручонки, братец, а то свадьбу придется отложить из-за траура, - ослепительно улыбнулась моя возлюбленная, извлекая из рукава стилет (наука Элеоноры!).
- Браво, сестренка, вот это по-родственному! – младшенький сдержанно поаплодировал и в качестве реванша попытался одарить поцелуем Джак.
- Брысь! – рявкнула леди Скарлетт. – Боюсь даже предполагать, где твои губы побывали полчаса назад!
Вновь испеченные подружки, перешептываясь и хихикая как школьницы, рука об руку скрылись в мыльне. Арчер, ничуть не обескураженный, показал мне большой палец. Видимо, это означало благословение.

***

Гисборн третий день щеголял новой прической, собирая волосы в хвост и стягивая их на затылке кожаным ремешком. Мне это не нравилось. Во-первых, сходство с лошадью в таком виде просто резало глаз (бери под уздцы и заводи в стойло!), во-вторых, длинная шея сводного братца наводила на мысли о веревке или топоре палача.
- Опять ты что-то пишешь… - Я облокотился на стол, за которым трудился Гисборн, и начал играть свинцовым карандашом. - На, это тебе от королевы. Велено передать: не сбережешь – лишишься ушей!
- Н-да, не везет мне с Плантагенетами, - хмыкнул Гай, надевая кольцо. – Принц Джон собирался отрезать мне голову, королева-мать – уши… Любопытно, какая часть моей шкуры заинтересует Ричарда?
- Иди ты со своими покойницкими шуточками знаешь куда? – разозлился я. –И перестань делать из Ричарда монстра!
- А я и не говорю, что он монстр, - пожал плечами родственничек. – Я только прошу тебя не лезть на рожон, когда он припомнит мне Роджера Стоука и кое-что еще. Король Англии – не шериф-самозванец, а я не Скарлетт.
- Ну и что?
- Карать мятежников – его королевское право, - терпеливо, как учитель неуспевающему ученику, пояснил Гай. – Ты не должен вмешиваться, Робин. Предоставь это судьбе.
- У нас общая судьба, я это уже говорил. Успокойся, Ричард не станет ссориться с матерью. Нора для него всё!
- А я не стану прятаться за дамскую юбку, - отрезал этот идиот. – Даже если это юбка королевы. У меня и без того достаточно поводов презирать себя.
Наш король – рыцарь из рыцарей, но под горячую руку ему лучше не попадаться, так что гордыня у Гисборна взыграла некстати. Но если начистоту – я его понимаю и даже одобряю.
- Ладно, оставим Ричарда. Вчера я навещал Седрика, и знаешь, что он учудил? Он поклонился и сказал: «Милорд, ваш сын и покорный слуга». А пока я соображал, кто здесь «милорд», – он поцеловал мне руку. Твоя работа?
- А что не так? – Гай трогательно поднял брови домиком. – Было бы лучше, если бы он сказал: «Привет, папа, а что ты мне сегодня привёз?»?
- Что не так? Да всё! Сед – живой, веселый, славный мальчишка! Зачем ты учишь его этим глупостям?
- Ты его слишком балуешь, - упрямо ответил братец. – Седрик должен знать своё место. Ты женишься, у тебя будут законные дети, наследники. Ему придется потесниться.
- Какая жена, откуда наследники?! С такими братцами, как ты и Арчер, мне не жениться, а уже лечиться пора! – огрызнулся я и довольно непоследовательно спросил:
- Я обручился с Клеменс. Что ты об этом думаешь?
- А леди знает, что берет?
- То есть? – я положил опасно хрустнувший карандаш и взялся за циркуль.
- Ты Робин Гуд, - лаконично сообщил Гай и принялся отбеливать лист пергамента мелом.
- Думаю, знает. Она далеко не дурочка.
- Тогда всё в порядке, женись. Если, конечно, король одобрит твой выбор*.
- Одобрит, - отозвался я рассеянно, думая о другом. – Ты-то одобришь*?
- Почему нет? – он наконец отвлекся от пергамента и взглянул на меня серьезно и прямо. – Она тебя любит, это очевидно. И ты слишком полон жизни, чтобы долго носить траур.
Мне вдруг пришло в голову, что мы двое – единственные, кто помнит Мэриан. Кто хочет её помнить. Для всех остальных она – или только имя, как для Тука и Арчера, или уже стала прошлым.
- Только не забывай её…
Я понял всё, что Гай хотел сказать, как если бы был ясновидящим. Даже то, что и он сейчас читает мои мысли, как открытую книгу. Наверное, в эту минуту никакие близнецы, никакие влюбленные в целом мире не понимали друг друга так, как мы. Он отвернулся, я впился взглядом в чернильную кляксу на крышке стола, потому что встречаться глазами было стыдно и страшно.
- Разве это возможно?
- Да мне каждая мелочь напоминает о ней, - заговорил я после паузы. – Клеменс решила, что её конь умирает, и заплакала. Такая гордая, храбрая – стоит ревёт! А у меня перед глазами – Мэриан со своей белой лошадкой…
- А это зря, - вздохнул Гай. – У вас с Клеменс всё получится, если ты не будешь сравнивать её с Мэриан. Состязания с умершей не выдержит ни одна живая женщина.
Я давно заметил, что Гисборн умнее, чем кажется. И всё-таки временами он меня удивлял.
- Я часто вспоминаю ту девушку… Мэг Беннет. И думаю: останься она жива, мог бы я полюбить её? Может, это был мой шанс? Наверное, нет – я бы сравнивал. Но у тебя получится этого не делать.
Мне вдруг стало мучительно жаль Мэриан, себя, Гая, Клеменс, незнакомую мне девочку по имени Мэг Беннет, Кейт, Изабеллу – всех вовлеченных в этот любовный многоугольник, из которого никто не выбрался без потерь. Горло стиснула судорога. Таааак… Пора менять тему.
- А знаешь, наш здоровяк Джон даром времени не теряет. Похоже, скоро у Матильды будет новый зять.
- ?! – Всё-таки Гай на редкость ненаблюдателен. Он замечает лишь то, что касается его самого и тех, кого он любит или ненавидит, остальное человечество сливается для него в безликую массу.
- Две недели тому назад через Клан проходил пилигрим из Святой Земли. Он сообщил Розе, что её муж погиб в битве за Яффу - последнем сражении, которое Ричард дал Саладину. Оказывается, бедняжка стала вдовой еще до рождения дочери.
- А если он так же «погиб», как мой отец? Вот весело будет!
- Что ж, Розе заживо лечь в гроб и накрыться крышкой? Элис тоже считала Джона умершим и вышла замуж во второй раз. И конец света из-за этого не настал, - заметил я. – И не морочь голову Седрику. Никакой я ему не «милорд»!

***

Скарлетт ушел, точнее, убежал к жене. Лишь несколько часов отделяли влюбленную пару от рассвета и от разлуки.
- Я еще поработаю, - поставив опустевший кубок на поднос, сообщил Гисборн. – А ты иди. Невежливо заставлять даму слишком долго ждать.
- Надеюсь, ты не до утра намерен заниматься своей писаниной?
- Я же не спрашиваю, как долго ты намерен заниматься чем бы то ни было, - флегматично заметил Гай, раскладывая на столе письменные принадлежности, линейку, циркуль, губку и мел. – Матильда уже приехала?
- Приехала, завтра придет нас проводить. Со чады и домочадцы. – Ясно, что его беспокоит: повидать бы сынишку, как знать, не в последний ли раз. Дело предстоит нешуточное, и даже в случае успеха один Бог ведает, чем обернется для Гая встреча с Ричардом. Вот так, а два с половиной года назад бросил ребенка в лесу и думать забыл…

***

- Дай-дай-дай! – Клеменс поймала на лету большое золотистое яблоко и с хрустом запустила в него зубы. – Умм!... Жрать хочу – сил нет!
Только две из знакомых мне дам употребляют слово «жрать», говоря о себе любимой: Клеменс и королева Элеонора.
- Зачем ты напросилась с нами? – я на античный манер задрапировался в простыню и встал, чтобы поворошить угли в жаровне. – Ты же терпеть не можешь Ричарда!
- «Терпеть не могу» - сильно сказано: он, в сущности, не сделал мне никакого зла. Я так и сказала ему, когда он спросил, - не переставая хрустеть, пожала плечами Клеменс.
Верно, есть у Ричарда такая манера – спрашивать недругов: «Какое зло я вам сделал?» И если у мятежника или изменника есть веская причина его ненавидеть – король простит его и постарается загладить обиду. А кому ответить нечего, тот даст ответ Богу на небесах.
Ричард вообще оригинал. В крестовом походе он рассорился с Хьюгом Бургундским, и один жонглёр по заказу Хьюга сочинил о нем хулительную песенку, а он взял да и ответил обидчикам тоже песней, дико смешной и неприличной*. То есть песня была абсолютно приличная, но рифмы подразумевались другие!... На следующий день эта песня гремела из каждой палатки. По-моему, я единственый во всем лагере не орал её даже спьяну – не выношу скабрезностей.
- Я разделяла выбор мужа. Честно говоря, король мне по-прежнему безразличен – просто теперь я разделяю твой выбор, - она догрызла яблоко и потянулась за куском пирога. – Знаешь, я начинаю понимать, почему Изабелла пыталась тебя прикончить. Тебя можно только любить или ненавидеть – забыть тебя невозможно, оставаться равнодушной немыслимо. Как жаль, что мы не встретились десятью годами раньше!
- А вот тут ты не права! Десятью годами раньше мы бы не поняли друг друга. Ты бы увидела еще одного титулованного юнца, самоуверенного и заносчивого, а я – еще одну хорошенькую девичью мордашку.
- Странно ты рассуждаешь, - Клеменс зябко стянула на груди волчье одеяло: в огромном, необжитом, плохо протопленном доме было холоднее, чем в лагере. – Я привыкла считать эти годы потерянными, а по-твоему выходит, что они сделали меня лучше!
- Так оно и есть. О чем бы мы с тобой разговаривали десять лет назад?
- Да уж, я заметила, что ты любишь поболтать. И «до», и «после»… Хорошо, что не «вместо»!

***

Утром на площади возле церкви яблоку было негде упасть. Ржали и горячились верховые и заводные кони, ополченцы напоследок подтягивали подпруги, грузили на телеги щиты и оружие. На козлах одной из телег восседал Малыш Джон, непривычно опрятный и даже причесанный, возле другой хлопотала Джак, решившая для разнообразия побыть хорошей девочкой и не волновать мужа. Мач, которому было доверено знамя, сиял от гордости, как начищенный медный таз. Надеюсь, он не с ночи здесь красуется, как конный памятник Марку Аврелию?
Парней провожали родители, невесты, жены. Уилл и Джак самозабвенно целовались, не обращая внимания на окружающих. К Джону подошла Роза, держа за руку малышку Элис. Матильда подвела к нам Седрика. Яркие голубые глаза мальчишки смотрели по-взрослому серьезно.
- Папа, а я уже немножко умею стрелять из лука! – похвастался Сед. – Из того, что сделал дядя Уилл. Только я часто промахиваюсь.
- Дергаешь кистью, - пояснил я. – Ошибка всех начинающих. И целишься наверняка слишком низко, а лук у тебя недостаточно сильный. Бери превышение.
- Как это? – брови Седа очень знакомо встали домиком.
- Ну, целься повыше. Я покажу тебе, когда вернусь.
- А ты скоро вернешься? – шепнул Седрик, обнимая меня за шею. Потом перевел взгляд на Гая и поправился: - Вы скоро вернетесь?
- Мы постараемся, - я поцеловал его, осторожно спустил на землю и пошел к своему коню, чтобы не мешать Гисборну прощаться с сынишкой.

***

- Ребята, а что вы на меня так смотрите? У меня что-то расстегнулось? – удивилась Джак. – Уилл разболтал!... Ну, он у меня получит!
- Он беспокоится за тебя. Его можно понять.
- Тебе не стоит ехать верхом, - заявил Гай.
- Не учи врача беречь здоровье! Беременность – не болезнь и не повод заворачивать женщину в вату.
…Времени на раскачку не было – в первый же день мы провели на марше девять часов. Три часа рысью и галопом – меняем верховых лошадей на заводных, перепрягаем упряжных, и снова вперед. Еще три часа – привал: расседлали, покормили лошадей, и лишь после этого можно выпить разбавленного водой вина, перекусить, размять ноги. Это закон: в походе никто не отдыхает, пока не позаботится о своей лошади. И снова по коням, и еще три часа в седлах – пока не стемнеет окончательно. Теперь наконец можно погреться возле костра, поесть горячего, выспаться… Всем, кроме нас: мы с братьями, Джон и Мач спали по очереди, да и то вполглаза. Девчат мы от несения ночной стражи освободили, и они трогательно сопели, по-родному прижавшись друг к дружке под меховым одеялом.
А поутру выяснилось, что Джак уступила место на козлах тому кудрявому малому, который неправильно седлал лошадь.
- Тому надо отдохнуть от седла! – Джак, смеясь и краснея, понизила голос: - Он себе стёр…
- Предположим, ноги, - закончил я. – Джон верхом ездить не умеет, да и нет у нас лошади, которая выдержит его вес. Хорошо, пусть Том отдохнет, но через три часа меняйтесь.
Джак надулась и удалилась, бормоча что-то о мужчинах, которые «хуже баб: любой секрет разболтают и, чуть что, ударяются в панику». Гисборн проводил её встревоженным взглядом.
- Не ходи ты за ней по пятам! Может, девушка в кустики побежала?
…На второй день нашего путешествия мы проехали Лондон и остановились на ночь в Чаринге. Городской нобилитет блистал своим отсутствием, зато горожане встретили нас радушно. Мы обменяли нескольких лошадей, не выдержавших марша, - отстоятся пару дней и верой и правдой послужат новым хозяевам. Люди тоже нуждались в отдыхе, возможность поесть за столом, помыться и выспаться в тепле под крышей обрадовала всех несказанно. Не желая кормить клопов в местной гостинице, мы с комфортом расположились в огромном доме, принадлежащем какому-то здешнему барону. Хозяин дома, прослышав о Робине Гуде, спешно уехал в самый отдаленный из своих маноров. Я вспомнил, как планировал конный рейд по соседним графствам – пощипать лордов, переметнувшихся на сторону Джона. Сейчас у нас была другая, более важная цель, но приспешники принца, как тараканы, разбегались и прятались по щелям.
Выставив караулы и поручив лошадей заботам Джона и Мача, я развернул карту, чтобы обдумать последнюю, наиболее трудную часть маршрута. Кратчайшая дорога на Дувр вела по гряде Норт-Даунс – нас ждали ветер, пыль и песок. Если выступить на час раньше, можно будет сделать короткую остановку в Эшфорде.
В дверь постучали, и сразу же в комнату просунулась голова младшенького. Такая у него манера – стучать и тут же входить.
- Арчер? – удивился я. – Что, здешние девушки настолько добродетельны?
- К черту девушек! – отрезал младшенький. – Я обратил внимание, что Гай что-то пишет. Кому он может писать, мы же здесь? И лицо у него такое, что… Вот!
Он протянул мне небольшой пергаментный свиток.
- И ты спёр?! – подскочил я. – Арчер, с тобой не соскучишься! Верни откуда взял – чужие письма читать не принято!
- Да неужели? А как насчет того письма с Кипра?
- Арчи, это другое… Это политика. Она, к сожалению, не может быть столь же честной, как личные отношения между людьми.
- Ну, бывают и исключения, - невозмутимо ответил братец. – Мач мне рассказывал, как они читали вслух твоё письмо Мэриан… К тому же всё, что касается Гая, касается и нас с тобой – мы же семья!
- Ладно, будем считать, что ты меня убедил… - я пододвинул лампу и развернул письмо. Оно было написано по-французски.
«Мой милый брат Робин!
Надеюсь, ты поймешь своего короля. Плох тот государь, который не карает изменников.
Есть высшая справедливость в том, что мне предстоит умереть именно теперь, когда есть ради чего жить. Когда у меня появилась семья и друзья. Прежде это было невозможно, ведь у преступников нет ни родных, ни друзей – только сообщники. Тогда мне нечего было терять, и смерть была бы для меня избавлением, а не карой.
Женись на своей возлюбленной как можно скорей: и она, и ты потеряли слишком много времени. Надеюсь, твоя леди полюбит Седрика. Воспитай его хорошим человеком.
Обними нашего младшенького, поцелуй Джак, передай Скарлетту и Джону привет и пожелание счастья. Попроси Тука молиться о моей грешной душе. Не забывайте меня.
Те несколько месяцев, что мы провели вместе, были лучшими в моей жизни. Мне нечем отплатить за твоё великодушие, и не в моих силах исправить причиненное зло, но я любил тебя и был тебе предан.
Благослови тебя Бог.
Твой брат Гай.»
- Ну что, я был прав? – спросил Арчер, пристально наблюдавший за выражением моего лица.
- На этот раз да. Возьми и незаметно положи на прежнее место, и никому ни слова!
- Почему?
- Потому, Арчи, что я не позволю этому идиоту умереть. А человек, который огласил завещание, но не умер, выглядит как-то глупо.
- Могила! – поклялся младшенький и дунул исполнять, а я отправился на поиски старшего.
Гисборн сбегал по лестнице, на ходу застегивая перевязь с мечом: я поручил ему следить за порядком, чтобы кто-нибудь из наших под хмельком не затеял ссору с местными. Там, где эль и красивые девушки, за парнями нужен глаз да глаз. Я хотел окликнуть его, но меня опередили.
- Сэр Гай!
- Миледи? – Гай остановился и чуть склонил голову.
- Могу я спросить вас… - Клеменс чуть замялась, - мне показалось, вы не в восторге от моего участия в этой экспедиции.
- Простите, леди, отчего это вас беспокоит? Решаю не я, а Робин.
- Робин очень дорожит вашим обществом… и вашим мнением.
- Вы зря ревнуете.
- Я подумала, что это вы ревнуете, потому и спросила.
- Леди, не сочтите меня за грубияна, но я действительно не понимаю, зачем женщине баловаться с оружием.
- Баловаться?! – взвилась Клеменс. - Я сражаюсь лучше многих мужчин!
- Да дело не в том, как вы сражаетесь, а в том, что вас могут убить! – рявкнул Гай. – И года не прошло, как мой брат потерял жену. Она погибла, защищая короля. И вы такая же ненормальная… Разве он выдержит еще и это?
Повисло неловкое молчание. Клеменс сверлила Гая взглядом, пытаясь понять больше, чем было сказано, а он смотрел мимо, точно окаменев.
- Робин не суеверен, - голос женщины прозвучал тихо и неуверенно.
- Робин – нет. В отличие от меня, - усмехнулся Гай. – Миледи, мне бы очень не хотелось, чтобы с вами что-то случилось или вы стали случайной помехой в бою, особенно для моего брата.
Проговорив последнюю фразу так, словно беседовал с сержантом или оруженосцем, Гисборн поклонился и ушел. Клеменс, притихшая и растерянная, присела на ступеньку. Она не удивилась, увидев меня.
- Кажется, Гай отчитал тебя?
- Он считает, что война – не женское дело, и он сказал, что… - запальчиво начала Клеменс и вдруг осеклась, глядя на меня как-то беспомощно: - Что случилось с твоей женой?
- Она погибла.
- Это я уже знаю. Но при чем здесь Гисборн?
- Он и убил Мэриан. Из ревности – он тоже любил её.
- Сумасшедший, - зябко передернула плечами девушка. – Вы оба сумасшедшие!
- Да, моя милая, тебе предстоит нескучная жизнь в семействе психов. Но мы не буйные.
- А мальчик, который зовет тебя папой, - он правда твой сын? Кто его мать – Мэриан?
- Седрик – сын Гая, но я объявил его своим законным бастардом. Гай достаточно наказан за свои преступления. Он даже не может дать своё имя ребенку, потому что ребенка заплюют, - это ли не наказание?
- Я постараюсь быть ему хорошей матерью, - задумчиво проговорила Клеменс. Я мысленно поздравил себя с тем, что наконец-то получил формальный положительный ответ на своё предложение руки и сердца!

***

Третья свеча. Пора заступать на стражу. Я взял перчатки, накинул подбитый мехом шап и уже на пороге оглянулся на спящую Клеменс. Обычно по-мужски решительная, напористая, во сне она казалась хрупкой и трогательно беззащитной, как цветок. Мне вдруг вспомнилось, как недавно в лагере я окликнул шептавшихся о чем-то Уилла и Джак, и они повернулись разом, с одинаковым выражением на лицах, как одно существо. У нас с Мэриан было так же. Будет ли когда-нибудь так же с Клеменс? Станет ли наша встреча чем-то большим, чем заполнение пустоты?...
Из каминного зала, приспособленного нами под кордегардию, доносились приглушенные голоса.
- Что-то еще?
- Ну… я хотел бы знать, насколько сильно ты на меня злишься.
- Я не злюсь, Арчер, - как-то устало вздохнул Гай (по-моему, проглотив окончание фразы: «Какой в этом смысл?»). – Просто всё это не ко времени. Сейчас нужно думать о деле. И Робину незачем беспокоиться из-за наших разногласий с королем Ричардом, когда еще ни коня, ни воза… А тебе следует, наконец, научиться читать.
- Очень дельная мысль, - одобрил я, входя. – Вернемся в Ноттингем – займись его образованием. А сейчас идите-ка вы оба спать, обормоты!
- Сейчас, - покладисто ответил Гай. – Кстати, раз уж ты всё равно прочел письмо, - оставь его у себя. И это тоже. – Он протянул мне свиток и аметистовый перстень.
- Зачем?
- Если что – Седрику передашь, когда подрастет.
Я набрал воздуху в грудь, чтобы сообщить этому ипохондрику всё, что я о нем думаю.
- Или Арчер передаст, - самым бесхитростным тоном продолжил родственничек. – Как знать, кому из нас завтра не повезет!
- Зато я знаю, кому не повезет прямо сейчас! – я разогнал неслухов по постелям и отправился менять часовых.

***

К полудню мы добрались до Эшфорда. Я распорядился оставить на постоялом дворе одну из телег и всех лишних лошадей – заберем на обратном пути. Оставшуюся телегу запрягли четверней вместо пары - почвы на Норт-Даунс песчаные, лошадям будет трудно. Все облачились в доспехи: головорезы французского короля, посланные за головой Ричарда, вряд ли станут терпеливо ждать, пока мы как следует приготовимся!* Взяли с собой запас питьевой воды, обвязались шарфами, чтобы не наглотаться песка. Я оглядел ребят. За три дня все втянулись в походный быт с его неизбежными тяготами, никто не сетовал на усталость и холод, не жаловался, что от многочасовой скачки болит спина. В пути не случилось ни одной ссоры.
Я подъехал к Джак, седлавшей своего жеребчика:
- Ты в порядке?
- Все нормально, - усмехнулась девушка. – Не забывай – прежде чем попасть в плен, я два года сражалась в войске Салах-ад-Дина, а там со мной никто не нянчился, как здесь!
- А ты… не боишься? – спросил я, понизив голос. – Ты же теперь не одна…
- Да ну тебя! – в черных глазищах Джак, к моему изумлению и ужасу, блеснули слезы. Обхватив меня за шею, приблизив ко мне лицо, сарацинка заговорила свирепым полушепотом: - Рожать я боюсь! Ро-жать, понимаешь?! Как вспомню, как Роза тогда мучилась, - уснуть от страха не могу!
Растерявшись, я промямлил в виде утешения:
- Так это ж еще не скоро…
Честно говоря, я тогда тоже испугался. И был рад оказаться как можно дальше от стонущей роженицы, под благовидным предлогом спасения Матильды, которой Вэйзи устроил пытку водой. Тогда мне впервые пришло в голову, что мы, мужчины, понятия не имеем, что такое настоящая храбрость. Она состоит в том, чтобы дарить жизнь, а не отнимать, и только женщины знают ей цену.
- Ладно уж… - вздохнула Джак, усмехнувшись моей неуклюжей попытке её ободрить. – Обещай, что, когда это случится, ты будешь рядом!
- А п-почему не муж? – Кто скажет, что я струхнул, тот… будет недалек от истины.
- Потому что муж будет валяться в обмороке. Вот соберется твоя Клеменс родить тебе восьмого графа Хантингтона – узнаешь, почему. И еще потому, что… - сарацинка смущенно улыбнулась. – Мой народ верит, что есть особые люди, отмеченные благословением Аллаха. Они приносят удачу. Ты – как раз такой. В моих родных краях твоего коня остригли бы, а твой плащ порезали на амулеты. От оружия, от дурного глаза, от болезни, от беды и несчастья.
- Хорошо, что в Англии нет такого обычая, - поежился я. – Зимой без плаща никакая удача не поможет!
…Да, долго мы будем помнить этот марш! С побережья непрерывно дул сырой пронизывающий ветер, кони шли боком, всадники пригибались в седлах, пытаясь укрыться за лошадиными шеями. На зубах хрустел песок, лица, серые от усталости и меловой пыли, казались присыпанными мукой, такую же «маскировочную окраску» приобрели лошади, плащи и доспехи. Только алое знамя с белым драконом упрямо трепетало на свежем ветру, не уступая пыли. Хуже всего был песок: мало того что ветер пригоршнями швырял его в нос и глаза – в нем увязали тележные колеса, в него по бабки погружались лошадиные ноги. Четверка лошадей, надсаживаясь, едва тащила телегу, которую до этого мы запрягали парой – и ехали намного быстрей. А в конце пути нас ждал не отдых, а жестокий бой. Выдержат ли люди? За свою команду я был спокоен, но остальные?...
Наконец впереди показались знаменитые меловые скалы Дувра. Отряд остановился на четверть часа – сделать по глотку воды, подтянуть подпруги, разобрать щиты и оружие, потуже подпоясать кольчуги. Клеменс привязала рукоять меча к запястью ременной петлей и затянула узел зубами, положив клинок поперек седла.
- Теперь не выбьют, - сверкнув улыбкой на осунувшемся пепельно-сером лице, объяснила она Джак.
- Ты же не сможешь стрелять! – удивилась сарацинка.
- Невелика потеря. Мне браться за лук рядом с Робином и Арчером – только даром тратить стрелы, зато рубиться я умею.
Джак, сидя на козлах, деловито раскладывала на коленях какие-то мешочки, нюхая и чуть ли не пробуя на вкус их содержимое. Мы с Арчером приготовили фляги с «греческим огнем» и зажигательные двузубые стрелы.
- А нам? – позавидовал кто-то из парней, кажется, все тот же кудрявый Том.
- А вам, ребята, такими игрушками рановато баловаться, - беззлобно усмехнулся Арчер – он с самой осени учил ополченцев военному делу и давно стал для них своим. – Еще спалите Дувр, оставите нашего короля без «Ключей от Англии»! То-то он обрадуется, скажет: на таких му… молодцов ни городов, ни замков не напасешься!
- Если страшно – надавайте друг другу пощечин, - неожиданно подал голос Гай. – Мы, бывало, перед бугуртом делали так. Помогает.
- Еще коней можно за уши надрать, чтобы в бою злее были, - посоветовал Мач. И добавил, смутившись: - Я видел, как другие это делают, но сам не пробовал.
- Ну, все готовы? – спросил я, оглаживая Принца. Возбужденный предчувствием битвы жеребец не хотел стоять, горячился, и я с трудом его сдерживал, откидываясь в седле.
- Готовы! – пробасил Джон, и его вразнобой поддержали остальные.
- Ну, с Богом! Вперед, на Дувр!

***

Мы не опоздали – это Ричард, по обыкновению, всех опередил, и людей короля Филиппа в том числе. Предполагалось, что они перехватят его при высадке, но стычка призошла уже на подступах к замку. Гарнизон Дувра был невелик и состоял в основном из пожилых и увечных воинов – все молодые и боеспособные стекались под знамена Генри де Богуна, графа Эссекса, и графа Солсбери, собиравших войска для изгнания Джона. Тем не менее солдаты гарнизона поспешили Ричарду на помощь, так что сходу перебить королевскую охрану наемникам не удалось. Но, если бы не мы, участь короля была бы предрешена.
Стрелы из наших двадцати луков с хищным свистом вспороли воздух. Пока ополченцы успевали спустить тетиву один раз, я делал по четыре выстрела. Мой мощный сарацинский лук позволял не брать превышения, на таком расстоянии стрелы из него прошивали насквозь, вонзаясь до самых перьев, - кольчуга там, не кольчуга. Арчер стрелял чуть медленнее, но так же метко – в глаз, в мелькнувшую незащищенную шею. Я застрелил наповал двух арбалетчиков, младшенький срезал у третьего тетиву и, выругавшись, вторым выстрелом пробил ему горло. Стрелы ребят тоже не пропали даром: кого-то убило, кого-то ранило, но главное – «серые гуси» заставили наемников сгрудиться и укрыться за щитами. Мы с Арчером, переглянувшись, достали зажигательные стрелы с наконечниками в форме ласточкиного хвоста и окунули их в горючую смесь. Мач, державший наготове кремень с кресалом, высек искру - стрелы ринулись в полет огненными змеями. С воплями покатились по земле два живых факела, и стена щитов рассыпалась, как домик из песка.
- Подбей! – Джак высоко подбросила увесстый мешочек, я выстрелил, и наемников окутало облако жгучего красного перца. Мач только крякнул, жалея драгоценную пряность, достойную лучшего применения. Следующий бросок, новый щелчок тетивы – грохнул взрыв, повалил удушливый дым. Оглушенные, ослепшие, воины Филиппа бестолково метались, и следующие несколько минут мы расстреливали их как привязанных кур. Я раз за разом спускал тетиву, ловя промежутки между ударами сердца. Зажигательные стрелы сеяли панику: зазубренное жало не удавалось вырвать из раны, как простой наконечник-нож, а состав Каллиника* нельзя было ни сбить плащом, ни потушить, залив водой. Как только едкое облако рассеялось, уцелевшие телохранители Ричарда бросились на врага. Я искал глазами мощную фигуру короля и наконец увидел его: залитый своей и чужой кровью, он сражался как раненый кабан, обложенный гончими. Как видно, король Филипп послал за головой Ричарда не худших из своих людей: они уже видели, что обречены, но сдаваться не собирались. А может, просто понимали, что пощады не будет. Так или иначе, король по-прежнему был в опасности. Мечи наемников оборвали с него плащ и гербовую котту с золотыми леопардами на алом поле, сбили шлем, залив кровью пол-лица, - поэтому я не сразу узнал его. Я прыгнул в седло и вытащил меч, услышав за спиной слитный железный лязг – это два десятка мечей вылетели из ножен.
Первого из наемников сбил и затоптал Принц, второго я пнул сапогом в лицо, выдернув ногу из стремени – он угодил прямо под копыта Забияки, - третьему снес голову мечом. С четвертого Мач сбил шлем, и Гай зарубил его страшным косым ударом от плеча до поясного ремня. Арчера, которому я перед боем успел шепнуть: «Девчонок побереги!», не было видно.
Не все наши справились как следует: кого-то стащили с седла, кто-то, промахнувшись, рубанул по ушам или по крупу собственного коня. Смятые и опрокинутые, люди Филиппа все же не побежали. Бой не рассыпался на ряд поединков, как это бывает в «правильном» сражении, - началась резня. Я прорубал себе путь к королю, наезжая на противников конем и отражая удары справа и слева. Мач прикрывал мне спину. Краем глаза я видел то Гисборна – он поднял Забияку на дыбы, тесня сомкнувших щиты наемников, то Малыша Джона – дубина в руках здоровяка порхала, как невесомый ивовый прутик. Мелькнула складная фигурка Джак – сыпанув противнику в лицо очередную порцию перца, она ловко поймала его на клинок мизерикордии. Удар, нанесенный твердой рукой хирурга, пришелся в почку – верзила рухнул как подкошенный. В двух шагах от неё Клеменс умело и хладнокровно рубилась с рослым воином, с головы до пят закованным в вороненое железо. Моя возлюбленная не хвасталась, она и вправду была хорошим бойцом, но этот парень наверняка сражается дольше, чем она на свете живет!... Подрез под колено мог оставить Клеменс без ноги, но тут в глазницу её противника по рукоятку вонзился тяжелый метательный нож. Арчер!
- С меня эль! – крикнула ему Клеменс.
- Какие счеты между родней? – засмеялся младшенький и поспешил на помощь Джак, сцепившейся сразу с двумя наемниками. Одного сарацинка приласкала навершием меча в локоть, второй почти достал её кинжалом, но получил пинок в голень и отлетел в гостеприимные объятия Арчера.
Дорогу к королю нам с Мачем заступили пятеро. Одного из них Принц ударил плечом, второго Мач приложил по голове железным умбоном щита. Третий попытался рубануть наших лошадей по ногам, и я в виде порицания отсек ему руку с мечом. Сказано же:
При мастерстве необходимом
Конь остается невредимым.
Пробей противнику броню,
Не повредив его коню!*
Когда противников больше двух, они скорее мешают друг другу. Воин, сбитый с ног Принцем, попробовал отомстить моему коню, подрезав ему сухожилия мизерикордией. Но тут его товарищ, контуженный щитом Мача, оступился и, как дичь на вертел, нанизался на граненое жало стилета. Четвертому я сломал переносицу рукоятью меча и добил, рубанув поперек тела, чуть выше ремня. Пятый… вот с пятым пришлось повозиться.
Грузный, под стать Шеридану, наемник с такой силой толкнул лошадку Мача, что она опрокинулась, придавив седока. Мач жалобно вскрикнул, пытаясь выбраться из-под бьющейся лошади и заслониться щитом. Толстяк кинулся добивать, я прыгнул с седла ему на плечи. Мы упали, перекатились и вскочили на ноги одновременно. Я не мог тратить время на финты и ложные выпады: Ричард в кольце убийц отбивался из последних сил. Я намеренно подставился, позволив толстяку достать меня, - меч проскрежетал по двойной кольчуге, высекая снопы искр. Несколько звеньев порвались и глубоко вмялись в тело, бок обожгло, зато мой меч вспорол ему брюхо. Я бросился вперед. Один из наемников, окруживших короля, обернулся ко мне, получил кулаком под дых и улетел блевать. Когда десятки раз за день натягиваешь лук, сила которого равна весу взрослого мужчины, нетрудно смять кулаком доспехи и превратить всё, что под ними, в кровавый кисель. Второй ринулся на меня, пригнувшись по-бычьи; получив по загривку навершием меча, он захлебнулся кровью изо рта, носа и ушей – Джак объясняла, что так бывает при переломе основания черепа. Я перепрыгнул бьющееся в агонии тело и всей тяжестью врезался в третьего – он как раз заносил меч. Мы оба не удержались на ногах, но я оказался сверху и, взявшись одной рукой за подбородок, а другую положив на затылок, одним движением сломал ему шею. Сверху на меня рухнуло что-то тяжелое – это Гай зарубил наемника, собиравшегося ударить мне в спину. Ричард был ранен в бедро и отбивался теперь уже от двоих, стоя на груде мертвых тел. Подскакал, ведя в поводу Принца, Мач. Я снял с седла свой лук и пристрелил обоих – одному шиловидное жало пробило шею, другому граненый наконечник бронебойной стрелы вонзился в грудь и вышел из-под левой лопатки. Я опустился перед королем на одно колено, Гисборн последовал моему примеру. Ричард отер кровь с лица и выпрямился, опираясь на свой знаменитый топор:
- Локсли, ты?... Нашел время кланяться! Лучше дай мне руку и поддержи меня!
Я подпер Ричарда плечом, обхватив за пояс. Его ощутимо качало. Вокруг добивали наемников Филиппа. Мне не было их жаль. Подошли Клеменс и Джак, грязные и взмокшие, но невредимые, появился Джон с измочаленной дубиной, подъехал верхом Арчер – его голова была стянута оторванным рукавом рубахи, сквозь повязку проступила свежая кровь. Мало-помалу нас обступил мой поредевший отряд и еще десятка полтора израненных воинов – уцелевшие гарнизонные солдаты и телохранители короля.
- Добро пожаловать домой, ваше величество, - сказал я.
- Спасибо, - усмехнулся Ричард. Обвел нас взглядом и повторил, согнав с лица усмешку: - Спасибо вам всем.

***

В это время – «к шапочному разбору», как выразился Малыш Джон – в гавань Дувра вошел корабль, полный воинов. Командовал ими знаменитый барон Меркадье – самый преданный из французских вассалов Ричарда.
- Если бы не мы, ему осталось бы только отомстить за короля! – ревниво заметил Мач.
- Да ладно тебе, - поморщился я. – Сколько?...
- Трое, - вздохнул Мач, угадав смысл вопроса: сколько убитых? – И еще пятеро раненых, из них один – тяжело. Но Джак говорит, выживет.
- Ну, если Джак… - я встал и покачнулся.
- Хозяин Робин, ты же ранен! – Ну и нечего орать, как будто я уже умер!
- Царапина… - Перевязать, конечно, не помешало бы, но это могло подождать. Сначала следовало позаботиться о людях - разместить, накормить, распорядиться насчет горячей воды и всего, что нужно для раненых. А то знаю я этого Меркадье, его парни уже к вечеру сожрут всё, как саранча, в радиусе мили. А еще – подобрать убитых, поручить их заботам достойного священника. И не забыть о лошадях - они честно заслужили сухое чистое стойло, теплую попону и торбу овса. Тамплиеры считаются лучшими воинами христианского мира еще и потому, что никогда не забывают о службах обеспечения, о том, что доблесть и героизм не отменяют ужина и ночлега.

***

- Милорд граф, король хочет вас видеть, - обратился ко мне миловидный юноша-паж в цветах королевы Элеоноры. – И вашего друга тоже.
Гай бросил на меня отчаянный взгляд. Примерно с таким же выражением лица – то ли завещание огласить, то ли в обморок упасть – он смотрел на меня, когда бывший шериф торговался о его голове.
- Пойдем, - при попытке встать меня слегка повело: сказывались напряжение и усталость, да и рана, хоть и легкая, продолжала кровоточить. – Да успокойся ты! Ричард как Ричард, ничего сверхособенного в нем нет…
Король расхаживал по просторному каминному залу, как никогда напоминая сытого, но раздраженного льва. Того и гляди – сорвет дурное настроение, шарахнув железными когтями. Меня он, впрочем, встретил приветливо:
- Здравствуй, друг! Наконец-то мы можем поговорить не наспех. Ты пережил свою потерю?
- Да, государь. – Мне не хотелось бередить едва зажившую рану, и Ричард, видимо, это почувствовал.
- Ты изменился, - заметил он, окидывая меня пристальным, оценивающим взглядом. – Возмужал, даже как-то огрубел. Впрочем, это тебе к лицу.
Король наконец удостоил взглядом Гисборна, весь вид которого выражал желание оказаться как можно дальше отсюда. Желательно, где-нибудь на Кипре. Ну, или на Руси.
- Итак, вы – сводные братья.
- Да, государь.
- Нет, государь.
Брови Ричарда поползли вверх.
- Объяснитесь, - коротко приказал он Гисборну.
- Ваше величество, граф Хантингтон – единокровный брат моего единоутробного брата, - почтительно пояснил Гай, отступив от меня на шаг: мол, он (я то есть) тут решительно ни при чем!
- Благодарю, - сухо кивнул король. – Впредь потрудитесь не заговаривать со мной без приглашения.
- Государь, так или иначе – у меня нет другой родни, - возразил я и шагнул к Гаю. Брови Ричарда поднялись еще выше. Если Гисборн вздумает продолжить этот «балет», король решит, что мы над ним неостроумно издеваемся. И наступит нам обоим полнейшая хана!
Король скрестил руки на груди и смерил Гисборна долгим тяжелым взглядом.
- Какое зло я сделал вам, что вы дважды пытались меня убить?
- Никакого, государь. Ваше убийство сделало бы положение моего тогдашнего покровителя Вэйзи законным, а кроме прочего мне был обещан титул. – Братец, а ты уверен, что правда – лучшая политика?
- Вы действительно настолько глупы? – бросил король с жалостью и презрением. – От вас бы избавились, как всегда поступают в подобных случаях. Вспомните, как мой отец отблагодарил убийц Томаса Лондонского, которых сам же и подстрекал!
Гай заморгал – как видно, такая простая мысль не приходила ему в голову. Он всегда отличался сочетанием цинизма с трогательной, почти детской наивностью, – поэтому Мэриан так долго удавалось водить его за нос.
- И чем же вы заслужили такую милость, - то ли сердито, то ли насмешливо продолжал Ричард, - что моя матушка и мой старый друг стоят за вас горой?
- Граф – человек последовательный, - ответил Гай. – Он не для того снял меня с виселицы в Йорке, чтобы проводить на плаху в Дувре. Что же касается её величества… королева переоценивает мой вклад в борьбу за вашу свободу.
Ричард нахмурился – то ли размышлял, то ли счел последнее замечание за дерзость. Я не боялся, что он пошлет Гая на плаху, – в конце концов, перстень королевы был у меня, как и подписанное ею помилование. Гораздо больше меня беспокоило то, как далеко может зайти этот допрос. Что бы кто ни говорил, правда – не всегда лучшая политика!
- Как же вы дошли до этого? – резко спросил король. – Как решились отречься от всего, ради чего жили и умирали ваши предки?
Гай судорожно вздохнул, над его верхней губой выступил пот.
- Ваше величество, мой отец был цветом рыцарства, он верно служил своему лорду и королю, доблестно сражался в Святой Земле. И в результате он потерял все: здоровье, титул, поместье и даже семью.
- И тогда вы…
- И тогда я решил, что рыцарская честь и вассальная верность – только иллюзия. – Гай упорно смотрел в пол, боковым зрением я видел, как бьется жилка у него на шее.
- Нельзя исправить минувшего зла, государь! – вмешался я.
- Ты его любишь? – неожиданно по-арабски спросил Ричард. Я отвечал на том же языке:
- Конечно, государь. Мы же братья.
- Сводные братья бывают ближе родных, - задумчиво произнес король. – Уильям Длинный Меч любит меня, хотя, возможно, моя мать приказала убить Розамунду Клиффорд*. А мой родной брат Джон желает мне смерти.
Гисборн переводил взгляд с меня на короля, пытаясь отгадать, о чем речь. Кое-что было понятно и без перевода – «Уильям Лонгсворд» звучит по-арабски так же, как по-английски, - но общий смысл ускользал, а хмурое лицо короля было непроницаемо.
Мне уже давно хотелось присесть, а лучше прилечь: рубаха и гамбезон подплыли кровью, голова кружилась, во рту был привкус железа. Кольчуга стала неподъемной: в бою пришпоренное возбуждением тело не ощущало её груза, зато теперь каждая мышца ныла, требуя отдыха. Конечно, этого было недостаточно, чтобы сомлеть, как монастырская пансионерка. Но я позволил себе расслабиться, словно разжав невидимый кулак, и в тот же миг в моей голове беззвучно лопнуло что-то мягкое. Последним, что я слышал, были два немузыкальных панических вопля. «Что ж вы так орете-то, придурки», - подумал я, уютно сворачиваясь калачиком.

***

- Джак, а что значит… - Гай почти слово в слово повторил наш разговор с Ричардом. Ну и память!
- А кто что сказал? – заинтересовалась сарацинка.
- Сперва говорил король, а Робин ему отвечал.
- Понятно, - я не видел её лица, но мог поклясться – Джак улыбается. – Король спросил Робина, любит ли он тебя. Он ответил, что любит. Доволен?
- Неожиданно, - теперь, судя по голосу, улыбался и Гисборн. – Я-то думал, что король выбирает способ моей казни – то ли сжечь на сырых дровах, то ли подвесить на крюк за ребро, то ли четвертовать и выпотрошить. А Робин просит учесть мое раскаяние и ограничиться декапитацией. – Вот же ипохондрик! По-моему, он боялся за меня больше, чем за себя.
- Так ты все это время ждал казни?! – ужаснулась Клеменс.
- Тише ты! – зашипела на неё Джак. – И вообще – идите-ка вы все отсюда вон! Дайте человеку поспать, идиоты!
- Я не уйду, - возмутился Мач.
- Нет, Мач, это я не уйду, - отрезала Клеменс. – Моё место теперь всегда рядом с ним. Кроме того, нам с Джак нужно поговорить.
Прошелестели крадущеся шаги, скрипнула дверь. Дамы остались вдвоем, не считая меня (а что меня считать? Я же «сплю»!).
- О чем ты хотела поговорить? – спросила Джак с легким холодком, что означало: «Мы с тобой подруги, но Робину я тоже друг и сплетничать о нем не стану.»
- Ты знаешь, о чем. Скажи, это правда, что Робин и Гай любили одну женщину?
- Правда.
- И она выбрала Робина?
- Она не выбирала. Она всегда его любила, с самого детства. Они были помолвлены еще до того, как Робин уехал с Ричардом в Палестину.
- Какая она была? – с непривычной робостью спросила Клеменс.
- Непохожая на тебя. И это хорошо. Значит, Робину нужна именно ты, а не подобие той, которой нет и не будет.
- Она ведь тебе не нравилась?
- Не могу сказать, что я была от неё в восторге, - сдержанно ответила Джак, - но и обсуждать её недостатки тоже не собираюсь. О мертвых – или хорошо, или ничего.
- Но что-то же в ней было? – настаивала Клеменс. – Он все еще любит её, я знаю. И мне предстоит делить его с нею. Думаешь, это легко?
- В Мэриан было много жизни, - задумчиво ответила Джак, - много свободы, радости… и безрассудства. Она иногда казалась глуповатой, но это была не глупость, а просто молодость. Вот мы с тобой взрослее своих ровесников, как и большинство женщин, мы понимаем вещи, для которых они слишком невинны. А Мэриан была моложе своих лет, в ней временами словно просыпалась беззаботная маленькая девочка… Возможно, это привлекает мужчин.
- Джак, послушай… - отчего-то волнуясь, начала Клеменс. – У меня нет матери, нет сестер, нет подруг. С отцом мы уже восемь лет не виделись: он отрекся от меня из-за той истории с заговором, считает, что я навлекла позор на нашу семью. В сущности, я одна на свете, не считая Робина и моей госпожи. Ты мне нравишься, мне нужны твои советы. Скажи честно – я могу рассчитывать на твою дружбу? Или нет?
- А что говорит тихий голос?
- Что? – растерялась Клеменс.
- Это любимая присказка Робина, ты не знаешь? «Послушай, что говорит тихий голос.» Что же он тебе говорит?
- Что ты удивительная. Почти как моя королева. И я бы многое отдала, чтобы иметь такую сестру.
- «Я люблю тебя, ты любишь меня, бла-бла-бла», - проворчала Джак, но было ясно, что она растрогана. – Я бываю грубоватой, ты уж не обижайся. Девушка у нас – Мач, это он любит поговорить о чувствах. Но ты знай, что я не имею дурной привычки тратить время на людей, которые мне не нравятся.
За этой фразой последовал звонкий «чмок» и яростное фырканье. «Девчонки поладили, жизнь прекрасна», - подумал я и блаженно погрузился в глубокий, исцеляющий сон без сновидений.

***

Обратный путь в составе королевского войска занял не три дня, а целую неделю: ведь с нами были раненые, обоз, а главное – следовало напомнить баронам, кто законный король Англии. В Лондоне к нам присоединились сводный брат короля Уильям Лонгсворд с дружиной и лорд-главнокомандующий Генри де Богун. Теперь к Ноттингему двигалась целая армия.
По пути мы взяли несколько замков, кастеляны которых поддерживали Джона, и изменники понесли достойную кару. Вид «деревьев правосудия» (как называл виселицы неунывающий Меркадье) меня не радовал, но вселял чувство какого-то горького удовлетворения. Мой отряд вели Гисборн и Арчер, потому что король почти не отпускал меня от себя. Я с беспокойством думал, уж не потащит ли Ричард меня с собой в карательную экспедицию на север.
Возвращаться к своим мне теперь удавалось только затемно, и расспросам не было конца.
- Робин, а кто это такой важный, с Аль-Хадиром Абуль-Аббасом* на знамени? – спрашивала Джак.
- Граф Эссекс, лорд-главнокомандующий.
- А тот рыжий верзила, на Ричарда похож, ты еще весь день сегодня ехал с ним рядом? – ревниво допытывался Арчер.
- Граф Солсбери по прозвищу Длинный Меч, бастард покойного короля Генриха от Розамунды Клиффорд.
- Вот ты мне скажи, где все они были раньше? – вмешался Малыш Джон.
- Не осуждай их, Джон. Они были разобщены, и у них не было лидера.
- Почему, хозяин Робин? – С тех пор, как я снова занял законное место среди «графьев», Мача буквально распирало от гордости, и только здравомыслие Джак и скепсис Малыша Джона возвращали его с небес на землю.
- Потому, что сословно они равны, - со вздохом пояснил я, - и непонятно, кто кому должен подчиняться в отсутствие короля. Лорд-канцлер Лонгшан – епископ, для прославленного полководца графа Эссекса он не авторитет. А лорд-канцлер, как князь церкви, считает ниже своего достоинства плясать под дудку какого-то военачальника.
- А Лонгсворд? – поднял бровь Гай. – Он-то чем не угодил? По-моему, Ричарду он уступит немногим.
- Уильям Лонгсворд – побочный сын короля, он не мог возглавить борьбу против принца Джона – все решили бы, что он старается для себя. Однажды Англией уже правил король-бастард*.
- А что за тип этот француз? – продолжал придираться Джон.
- Капитан Меркадье? Отчаянный рубака и храбрец, каких поискать. Король его ценит, а я, если честно, не в восторге. Методы у него…
- Как у старины Вэйзи, - подсказал Гисборн. – Я жил во Франции, когда Ричард – тогда еще граф Пуатье – разбил брабантскую руту, грабившую церкви и монастыри. Половину захваченных живыми наемников Ричард повесил, а другой половине, по своему обыкновению, даровал жизнь. А Меркадье посоветовал ему в назидание выжечь им всем глаза каленым железом, что и было сделано*.
Вот еще, значит, почему Гай просил меня не заступаться за него перед Ричардом. Большой вопрос, чего страшнее лишиться – глаз или головы!... Видимо, о том же самом подумала и Клеменс.
- Покажи мне того, кому не случалось слушаться дурных советов, - вздохнула она, бросив на него сочувственный взгляд . – Король человек гуманный, шкуру живьем до сих пор ни с кого не сдирал, в кипящем масле не варил. Из всех видов казней признает только виселицу и плаху.
- Ричард давно уже не советуется с Меркадье ни по каким вопросам, кроме чисто военных, - заметил я. – Да Бог с ним! В Ноттингем на коронацию приедет Гийом Марешаль, граф Пемброк, – старый друг королевы Элеоноры. Вот это человек! Я его очень люблю, и вам он тоже понравится.
- Хорошо иметь своего собственного графа, - хмыкнул Джон. – А то так и помрешь дураком, не зная, кто у нас королевский ублюдок, а кто этот… как его… лорд-главнокомандующий!
- Джон, хватит ворчать! Что они тебе сделали плохого?
- А что хорошего? – неожиданно поддержал Джона Арчер. – Ни хрена собачьего они не делали – только выясняли, кто выше на стен…
- Кхе-кхе! – многозначительно закашлялся я.
- Тянули одеяло каждый на себя – что, не правда? – ничуть не смутившись, продолжал младшенький. – Хотя тот рыжий мне понравился. Серьезный мужик. Робин, ты можешь представить меня ему, или я рылом не вышел?
- Я бы на твоем месте этого не делал, - ухмыльнулся Гай. – Арчер сопрет что-нибудь у Лонгсворда, а ты будешь виноват!
Без таких полушутливых стычек не обходился ни один вечер, но, Боже мой, как же нам было хорошо вместе!

***

Последнюю четверть пути наш отряд шел головным – таков обычай: по чьим владениям следует войско, тот его и ведет. Арчер гарцевал с оруженосцами Уильяма Лонгсворда, Ричард благодушествовал и шутливо волочился за Клеменс. Барон Меркадье, на которого красота и ученость Джак произвели немалое впечатление, то ехал с ней стремя в стремя, то горячил своего берберийского жеребца и, бросив поводья, на скаку играл мечом, рисуясь собственной удалью и статью коня. Джак смеялась, а Гай бросал на француза угрюмые взгляды.
- Не дергайся! В отсутствие Ричарда Меркадье изрядно одичал, как волкодав без хозяина, но, в сущности, он неплохой парень.
- Может быть, - сухо ответил Гисборн. – Я с ним бургундское не пил, в отличие от тебя. Во время следующей попойки спроси капитана, давно ли при нем тот бородач.
- А что с ним не так?
- Я его знаю. Он один из черных рыцарей. Думаю, он тоже меня узнал.
- Тогда нет смысла делать вид, что вы незнакомы, - заметил я. – Поговори с ним, попробуй выяснить, зачем он здесь. Вдруг тоже изменил свои взгляды? Честно говоря, лес из «деревьев правосудия» начинает действовать мне на нервы.
- Если он решил покончить с прошлым, то вряд ли скажет мне об этом, - пожал плечами Гай.
- Дай понять, что для тебя все остается по-прежнему, - посоветовал я. - Донести он не может – у самого рыльце в пуху. Думаю, если он честен, то попытается тебя убить, так что будь начеку.
Вечером Гисборн надолго исчез, а вернулся за полночь, хмурый и озабоченный.
- Этот тип – его зовут Хьюго Ледред – человек Джаспера. Он должен убить короля во время похода на мятежные северные графства. Меркадье его специально подставили, как Вэйзи подставил тебе Картера, - все ведь знают, что Ричард верит барону как себе самому.
- Он ни в чем тебя не заподозрил?
- Что ты! Обрадовался, как родному, - усмехнулся Гай. – Просил содействия, сулил золотые горы. Ледред – мелкая сошка, простой исполнитель вроде меня. Он не в курсе моих разногласий с принцем.
- Что теперь? – после паузы спросил Гисборн. – Я должен на него донести?
- У нас нет доказательств. Твое слово против его слова вряд ли станет весомым обвинением. К тому же тебе незачем лишний раз привлекать к себе внимание короля.
- Мое слово – конечно, а как насчет твоего?
- Если я выдвину обвинение, Меркадье будет защищать своего человека. И к чему это приведет? К раздору между английскими и французскими вассалами Ричарда?... Нет, Гай, в этой игре нам нужна «чистая» победа!
- Что ты задумал? – насторожился Гисборн.
- Я выдвину обвинение. И предложу решить дело поединком.
- И как ты собираешься справиться с этой осадной башней?! – от возмущения братец зашипел, как масло на раскаленной сковороде (орать было нельзя - все уже спали). – Да у него руки вдвое длиннее твоих!
- Верь мне! – улыбнулся я. – На поединке Божьего Суда побеждает правый!
Гисборн издал тихий жалобный вой и попытался снести лбом угловую стойку палатки.

***

Весть о поединке облетела не только Ноттингем и Локсли – в толпе, стекавшейся к ристалищу, было немало жителей Клана, Неттлстоуна, Хаттерсейджа и Найтон-Холла. Многих я знал по имени, других не мог припомнить даже в лицо, тем не менее все они здоровались со мной и желали удачи в бою. Явился кузнец Томас с дочкой и зятем, пришли ополченцы – и те, кто был с нами в Дувре, и те, кто оставался дома. Я издали заметил внушительную фигуру Матильды и помахал ей рукой. Мелькнуло бледное личико Энн – и она здесь?
Я ехал на Принце, за мной верхами следовали Мач, Гай, Арчер, Скарлетт с женой и Клеменс, Тук и Джон шагали возле стремени. Ристалище нам отвели на лугу за городскими стенами – накануне рыцари королевской охраны упражнялись там в копейных поединках, утаптывая снег. Просторную прямоугольную площадку огораживали канаты, за которыми, скрестив копья, стеной стояли воины Гийома Марешаля – он прибыл вчера, и ему, как наиболее достойному и заслуженному из своих вассалов, король доверил присматривать за поединком. С трех сторон на ристалище напирала плотная, возбужденно гудящая толпа, с четвертой находились трибуны для короля и свитских. Королевский маршал и герольд в цветах графа Пемброка верхами выехали на ристалище, как только Ричард, Уильям Лонгсворд, Генри де Богун и Меркадье заняли места на трибунах. Я спешился, отдал Мачу поводья Принца и направился к королевскому креслу, чувствуя затылком взгляды моих ребят. Никто из них не произнес ни слова – всё уже было сказано, только Тук поднял распятие в благословляющем жесте. В ту же минуту появился и мой противник.
Мы оба преклонили колени, приветствуя короля. Герольд огласил обвинение, наши титулы и имена. Король кивнул, маршал опустил жезл и осадил коня, заставив его попятиться к ограждению. Я привязал рукоять меча к запястью, затянув узел зубами, и вытащил из ножен кинжал.
Хьюго Ледред и вправду был выше и сильнее Малыша Джона, а может, и самого короля Ричарда. И при этом двигался стремительно, как боевой конь. Он не стал тратить время на финты и уловки – сразу же попытался смять меня, оттеснить к ограждению и там прикончить, тем более, что длинные руки и меч-бастард давали ему преимущество. Поплатившись за самонадеянность глубоким порезом на предплечье, он принял меня всерьез. Какое-то время мы кружились, держа мечи прибранными к бедру, затем Ледред атаковал, пытаясь «прилипнуть» ко мне и навязать клинч, в котором у меня не было бы никаких шансов. Я увернулся и снова достал его кинжалом, полоснув повыше запястья. Колет из дубленой кожи мог защитить от шальной стрелы на излете, но не от даги длиной в пядь: Хьюго, выругавшись, отшатнулся, снег оросила густая яркая кровь. Я ударил мечом навскидку, вынудив его отскочить на несколько шагов, и, не давая перевести дух, погнал к ограждению.
Я нашел его слабое место: он, как видно, считал себя мастером меча и стремился во что бы то ни стало парировать каждый удар. Ловить и отбрасывать меч противника крестовиной или клинком – со всех сторон глупо: во-первых, запястье не железное, даже если удержишь рукоять, то взвоешь от боли, во-вторых, можно запросто лишиться пальцев, в-третьих, хвостовики мечей хрупкие и легко ломаются, да и зазубрины на клинке не нужны никому. Хочешь непременно лязгать клинком о клинок? Добро, получай! Я постарался, чтобы Ледред отгадал мой следующий выпад, и он не обманул моих ожиданий, простодушно подставив меч под удар. Я направил его клинок вниз, заставив посунуться носом в землю, и огрел рукоятью даги по загривку. Ледред, оглушенный, рухнул ничком – тут-то у меня разошелся шов на боку (та царапина оказалась хоть и неглубокой, зато широкой, и её пришлось ушивать). Теперь и я оставлял кровавые следы, и мои ребята, должно быть, гадали, куда я ранен.
Мне предстояло самое трудное – добить поверженного противника. Добивать я не люблю. В бою всё воспринимается иначе – ярость и азарт массовой схватки дотла выжигают неуместное чувство жалости, - но в поединке это более чем неприятно. Я бы не стал этого делать, приятель, но тебя все равно не помилуют. Король не повесит – так Меркадье с живого шкуру сдерет.
Ледред перекатился на спину, так и не выпустив меча, и вскинул его, пытаясь оборониться. Я сражался, чтобы победить, а он – чтобы выжить. Но побеждает тот, кто не заботится о собственной жизни – лишь бы жили те, ради кого он взялся за меч.
Я отшвырнул дагу и, перехватив рукоять меча обеими руками, с сокрушительной силой обрушил его на Ледреда. Мощный прямой удар взломал его защиту, как яичную скорлупу. Страшный предсмертный крик заставил отпрянуть толпу, ахнула какая-то женщина, испуганно заржала лошадь. Убедившись, что «удар милосердия» не требуется, я отсалютовал королю окровавленнным мечом и прохрипел, не узнавая собственного голоса:
- По чести ли и справедливости я одержал победу, государь?
- По чести и справедливости! – глаза Ричарда улыбались. – Я твой должник, Локсли. У тебя есть время, чтобы подумать и попросить – нет, потребовать! – то, что уменьшит мой долг. А пока я хочу объявить волю моей матери, которая дает согласие на брак своей придворной дамы графини де ла Фрез с графом Хантингтоном. Нечего и говорить, что я, в свою очередь, даю разрешение графу Хантингтону взять в жены графиню де ла Фрез. Помолвку можно отпраздновать хоть сейчас, но свадьбу матушка просит отложить до своего приезда. Королева-мать прибудет в Ноттингем на Крещение и желает сама проводить невесту к венцу.
- К услугам вашего величества, - ответил я и снова отсалютовал мечом. Потом подобрал свою дагу, вдвинул меч в ножны и зашагал к ограждению. Воины графа Пемброка раздвинули копья, и меня обступила толпа. Меня хлопали по плечу, обнимали, поздравляли с победой, я то и дело пожимал чьи-то руки… Восемь человек на другом краю ристалища терпеливо ждали, не пытаясь пробиться навстречу (да кто бы их пропустил?). С той особой остротой восприятия, которую дает только что пережитая смертельная опасность, я видел, как Клеменс обняла Джак и спрятала лицо у неё на плече. (Потом мне рассказали, что на поединок она смотрела не отрываясь, без слез и причитаний, закусив зубами костяшки пальцев.) Гай отпустил Мача, которого, оказывается, все это время крепко держал за плечо, Скарлетт и Арчер, подхватив девчонок, пустились в пляс, Джон и Тук радостно обменялись затрещинами. Мач обнял голову Принца, уткнулся в жесткую гриву и заплакал. С трибун меня окликали Меркадье, жаждавший загладить неприятный инцидент за бутылкой бургундского, Уильям Лонгсворд и сам Гийом Марешаль. Я помахал им рукой – слышу, мол, спасибо за ласку, но как-нибудь в другой раз. Меня ждала моя семья.

***

Коронационные торжества прошли как в чаду – меня поймет только тот, кому приходилось принимать у себя в доме таких гостей и отвечать за их безопасность. Я бы тронулся умом, если бы не помощь Лонгсворда и Марешаля (Меркадье был любезен, но неизменно пьян, а граф Эссекс был, что называется, выше этого). Наконец, к счастью, всё закончилось. Завтра на рассвете королевской армии предстояло выступить на Йорк.
За городскими воротами раздавался грохот: это собирали осадные машины, привезенные графом Солсбери и Марешалем. Арчер с утра вертелся там и, надеюсь, не очень мешал.
- Милорд граф, король хочет вас видеть! – тот самый паж отыскал меня в леваде на заднем дворе усадьбы, где я гонял на корде арабского жеребца Клеменс. Конь отстоялся, но ездить на нем было еще нельзя. Я отвел Бедуина в стойло, накрыл попоной и отправился к королю.
Ричард ждал меня в соларе* двухэтажного дома, который делил со сводным братом (домовладелец сбежал еще осенью и, верно, скрывался сейчас где-то на севере). Впервые за последние несколько дней он был совершенно трезв и выглядел опустошенным и уставшим.
- Merde!* - Ричард брезгливо, точно дохлую крысу, отшвырнул какое-то письмо. – Меня называют безрассудным, но кое-чему я всё же научился. Больше я не повернусь спиной ни к Филиппу Французскому, ни к своему брату. И не оставлю позади необеспеченный тыл.
- Государь, не ваша вина, что принц Джон – предатель.
- Отчасти моя! Ведь это я показал ему пример, восстав против отца. Господь свидетель, дело было не в короне Англии – я больше не мог терпеть оскорбления, нанесенные матери и мне самому*! Но Джон этого не понимает. У кого нет чести, того невозможно оскорбить.
Впрочем, я позвал тебя не за этим. По просьбе королевы-матери я дарую потомственное дворянство твоему сводному брату, Арчеру Фицмалькольму, - король протянул мне свиток с печатью. – Твой второй брат обойдется без награды – пусть благодарит Бога, что не лишился ни головы, ни рыцарских шпор. А что порадует тебя самого?
- Государь, я хотел бы получить ленное владение для моего друга и вассала, сэра Уильяма Скарлетта. Найтон-Холл сейчас пуст, и если у вас нет других планов…
- Ты его получишь. Сеньор, который не заботится о достойном вознаграждении верных слуг, не стоит доброго слова. Но не лишай меня удовольствия сделать что-то для тебя лично!
- Ваше величество, наша семья некогда владела манором Гисборн, который десять лет назад отошел к Керклисскому аббатству. Если это возможно, я бы хотел вернуть его – не для себя, а для моего побочного сына. Локсли перейдет к моим законным наследникам, но и будущее Седрика должно быть обеспечено.
- Ни слова больше! Гисборн и Найтон-Холл твои, я сегодня же подпишу соответствующие бумаги. Что-то еще?
- Мой верный соратник Джон Литтл, безусловно, тоже заслуживает награды.
- «Большой медведь»? – расхохотался король. – Помню, помню, матушка рассказывала. Ну, дворянство этому парню как корове седло. Пожалуй, я освобожу его самого и всех его потомков от налогов – этого будет достаточно?
- Благодарю, ваше величество!
- По глазам вижу, что и это не всё. Кого еще я должен облагодетельствовать?
- Леди София Скарлетт достойна посвящения в милитиссы*, государь, - набрав побольше воздуху в грудь, выпалил я.
- Женщину – в рыцари? Что ж, почему бы и нет! Прецедентов сколько угодно: графиня Парижская, Эрменгарда Нарбоннская… Но твой верзила-священник ничего не получит: не хочу лишать матушку удовольствия лично назначить его приором или аббатом. Ох, матушка, матушка… - Ричард не то восхищенно, не то сокрушенно покачал головой, и на его лице – жестком лице воина – отразилась такая нежность, такая безграничная любовь, что я почувствовал себя неловко, точно узнал о нем что-то личное.
- И она пеняет мне, что я плохой муж! Кто виноват, что по сравнению с ней все женщины – либо жалкие трусихи, либо лживые кокетки, либо набитые дуры!
- А этому твоему… - Ричард пощелкал пальцами, - ну, тщедушный такой блондинчик, с голубыми глазищами… Ему ничего не нужно?
- Его зовут Мач, ваше величество. Здесь неподалеку есть ферма Бончерч, сейчас ею временно управляет королевский стюард. Подарите её ему!
- Бончерч так Бончерч, было бы о чем говорить! Если бы ты знал, во что мне обходятся пьянчуги Меркадье, ты бы так не скромничал! – король сделал очередную пометку в бумагах и поднял голову: - Однако, Локсли, у меня к тебе дело и другого рода. Мне нужен шериф. Я знаю, что матушка предоставила тебе от моего имени соответствующие полномочия, и ты уже несколько месяцев фактически выполняешь эту работу. Я намерен официально утвердить тебя в должности – что скажешь?
- Скажу, что мой долг – служить и повиноваться вам, государь. Но я просил бы вас позволить мне самому назначить своего помощника, капитана гарнизона и сержантов.
- Хорошо! – кивнул Ричард и неожиданно улыбнулся: - А теперь поговорим о более приятных вещах! Я рад, что твой выбор пал на эту леди. Матушка любит её как родную внучку, так что приданым твоя красавица будет обеспечена. Есть и другая, более важная сторона вопроса: каждый брак между представителями норманнофранцузской и англосаксонской знати укрепляет мир и единство Англии. Ты не мог бы сделать более удачный выбор, даже если бы женился из чисто политических соображений.
- Я был далек от них, ваше величество, - честно признался я. – Я и Клеменс просто полюбили друг друга.
- «Просто полюбили!»... – грустно усмехнулся король. – Всё у всех просто, только мне никак не везет. Вот и Изабелла де Клэр тоже «просто полюбила» своего шестидесятилетнего мужа*, а ведь она ему во внучки годится!... На помолвку-то хоть пригласишь?
- Конечно, государь! Только… избранного общества я вам не гарантирую.
- Да уж, ты не постесняешься посадить короля за один стол с его несостоявшимся убийцей и с парочкой немытых вилланов, - добродушно усмехнулся Ричард. – Но, может, за это я тебя и люблю?

***

- Я так и знал, - убитым голосом сказал Мач. – Раньше я был тебе нужен, а теперь… Отправляйся-ка, Мач, на ферму – там тебе, деревенщина, самое место!
- Мач, побойся Бога! Что ты несешь!
- В лесу я всем был тебе хорош, - запричитал он октавой выше, - а теперь ты стыдишься меня! Конечно, у других лордов сквайры как сквайры – красивые, статные, по-латыни чирикают, на лютнях бренчат, а у тебя – какой-то жалкий Мач!
- Маааач!!! – завопил я.
- …Который даже не умеет ни читать, ни писать! Ну ничего, теперь за тобой тоже будет гоняться по пятам целое стадо оруженосцев и пажей, как у всех этих Пемброков-шмемброков…
- Мач, если такое случится – я тут же повешусь! Ну сам подумай, как же я без тебя? Пусть все остается по-прежнему, а ферма – ну чем она тебе помешает?
- Правда? – подозрительно спросил оруженосец. – Ну, тогда ладно… Только не заставляй меня там жить!
Иногда мне хочется спросить мою команду (или все-таки семью?): «Ребят, почему вы так со мной обращаетесь? Почему каждый из вас считает своим долгом сесть мне на голову и свесить оттуда ноги?» Но вопрос этот риторический, ответа на него быть не может…
В комнату вошел Арчер. Он распустил свои смешные саксонские косички, принарядился и вообще выглядел франтом.
- Робин, у меня к тебе дело, - без предисловий начал младшенький. – Я хочу поступить оруженосцем к графу Солсбери. Он примет меня на службу, если ты отпустишь.
- С чего вдруг?
- Хочу испытать себя в настоящем деле.
- А мы тут, по-твоему, в игрушки играем? – слегка обиделся я.
- Нет, конечно. Просто для вас с Гаем я еще мальчишка, а там со мной никто нянчиться не будет. Так ты согласен?
- Согласен. Хватит тебе девок портить! Но почему именно Солсбери?
- Бастард всегда поймет бастарда, - широко улыбнулся Арчер. – Лорд Эссекс, пожалуй, отказал бы мне в рыцарских шпорах из-за моего происхождения, а Лонгсворд не откажет, если я честно их заслужу.
Довольный младшенький умчался к своему новому господину, а я сжал голову руками, силясь сообразить, все ли готово к помолвке. Как-никак ожидается присутствие короля!
- Хозяин Робин, а тебя король разве ничем не наградил? – прервал мои размышления оруженосец.
- Да как тебе сказать… Он назначил меня шерифом, вот только не знаю, награда это или наказание?
- Всего-навсего? – разочарованно протянул Мач. - А я-то думал, что он сделает тебя полководцем, вроде Марешаля!
- Мач, заткнись!!! В последнее время Господь слишком хорошо тебя слышит!!!

Окончание следует

- Джак, - Гай спешился, и ведя Забияку в поводу, пошёл рядом с сарациночкой, - ты домой? Я к вам... Джон сегодня приехал, Матильда передала с ним кое – что для тебя. - Гисборн сделал неопределённое движение в сторону сумы, притороченной к седлу. – Джак, у меня к тебе просьба.
Девушка снисходительно улыбнулась, зная, что слово «просьба» даётся Гисборну с огромным трудом.
- …Вы ведь с Клеменс подруги, - не то спросил, не то констатировал Гай. Он помолчал немного и добавил: - я хочу сделать ей подарок к помолвке… Перчатки для соколиной охоты, но они должны быть точно впору. Одолжи мне ненадолго свою пару – ручки у вас почти …
- Так за этим ты вчера усадил нас за шахматы и глаз с доски не сводил? – перебила его Джак.
Гисборн смущённо опустил ресницы:
- Не с доски, а… У тебя найдётся пара на смену?
Накануне Гай действительно под предлогом того, чтобы дамы «лёгкой рукой» обновили вырезанные Уиллом шахматы, попросил их сыграть партию. Отказаться было трудно – фигуры были вырезаны с той изысканной простотой, которая дорогого стоила.
- Да есть, есть у меня перчатки, - рассмеялась Джак. – Надо же было додуматься… А ты не торопишься? О помолвке ещё не объявляли… Может быть к свадьбе?
- Не знаю, Джак, - Гай уставился перед собой, а потом обернулся, - у них всё слажено, леди Клеменс будет мачехой моему сыну… И это согласие на брак – оно связывает её ещё одним обязательством. Я благодарен ей за это.
- Гай, всё наладится. Клеменс…Ты же видишь, она ничего не скрывает, - Джак состроила милую гримасу, - а ты покажешь мне подарок?

***
«… от Рожества Христова на осенний праздник святого Архангела Михаила в городе Йорке … Доблестный рыцарь, граф Хантингтон, лорд Локсли по прозвищу Робин Гуд был доблестен и отважен в турнирных ристаниях на копьях и мечах, о чём я имею честь свидетельствовать и поведать во всех возможных подробностях…».

«…и его красноречия в беседе со знатным рыцарем славного Ордена Тамплиеров…
…послание, призванное свидетельствовать в пользу честного и благородного имени короля Ричарда Львиное Сердце… »,

«…Клеменс де ла Фрез - благородная дама и преданная фрейлина королевы Элеоноры, поразившая своею отвагою и мягким сердцем доблестного рыцаря…
…чем способствовала избавлению славного короля Ричарда Львиное Сердце от подлого предательства и …

«… под предводительством доблестного рыцаря графа Хантингтона, лорда Локсли выступили в направлении славной крепости Дувр…».

Гай пробежал глазами свои записи и остановился на последней.
Гисборн был уверен, что за этими строчками не последует ничего, оттого эту заметку итожила скупая виньетка в виде Дракона… Такого же дракона, который белел на красном поле их знамени.
Гай обмакнул перо в чернила, и Дракон перестал «висеть в воздухе».

«… в сражении за жизнь честнейшего из королей Ричарда Львиное Сердце доблестный рыцарь, граф Хантингтон, лорд Локсли и его люди храбро сражались…
…смелостью своею и изрядным мастерством в боевом искусстве…
… чем снискали справедливую победу и благодарность христианнейшего из королей».

Дописав до точки, Гисборн поднял голову от пергамента и невидящим взглядом уставился в тёмный провал дверного проёма. Похоже, только сейчас, аккуратно выводя буквы и сосредоточившись на письме, он смог реально вспомнить, что произошло за последние несколько недель. Почти всё, что случилось с того момента, как они оставили Чаринг, и до сегодняшнего дня проплыло мимо Гая, как во сне.

***

- Гуд, ты всё - таки ненормальный, - тихо сказа Гай, усаживаясь в ногах у Робина.
- Подожди… - Робин выразительно перевёл взгляд на Клеменс, которая мирно посапывала после бессонной ночи. Когда Гай явился, они с Робином говорили о своём. После первых фраз общего разговора девушка устало привалилась к высокой спинке кресла и незаметно для себя уснула.
- Укрой её, а то замёрзнет и проснётся.
Гай снова поднялся, укрыл Клеменс плащом и подбросил дров в камин.
- Как у тебя ума хватило? Прежде всего, надо было к Джак обратиться… Твои люди не бестолочи и не безрукие, они сами в состоянии позаботиться о себе на марше. Кому они нужны без тебя, ты подумал? - Гай перевёл дух, - И короля чуть с ума не свёл.
- И тебя, - усмехнулся Робин.
- Меня, - Гай повторил без всякой интонации и вдруг усмехнулся, - мы чуть лбами не треснулись над твоим «бездыханным» телом.
Робин глухо рассмеялся и тут же зашипел от боли. Гай открыл, было, рот, но Гуд махнул рукой:
- Да меня твои ответы до обморока довели.
- А что я, по твоему, должен был ответить? – изумился Гисборн, - я принёс тебе вассальную клятву, и что? Должен был обесценить её очередной ложью? – запальчиво спросил Гай, но вдруг вспомнив, что они с Робином не одни, оглянулся на спящую Клеменс. - И потом, Робин, я был уверен, что всё закончится смертным приговором, и не хотел унижаться напоследок, - «любая ложь ударила бы по тебе рикошетом», - пронеслось в голове, но вместо этого Гай сказал: - я понимаю, что это смешная плата, но я устал от бесконечных признаний. - Робин понятия не имел, что обмороком дело не закончилось, а Гисборн не представлял, что самое мучительное признание у него еще впереди.
После того, как Джак вытолкала Мача и Гисборна, Гаю пришлось вернуться в каминный зал к королю (паж терпеливо ждал под дверями, выполняя приказание Ричарда привести Гисборна после того, как вся эта суматоха утихнет).
Теперь они были один на один.
- Он в порядке? – король обратился к Гисборну, не назвав его никак.
- Да, государь.
- Сегодня он избавил вас от казни… В который раз, если не секрет?
- В третий, государь.
- Графу Хантингтону не обязательно знать об этом разговоре.
Гисборн молча поклонился.
- Вы любили леди Мэрианн?
Гисборн невольно отступил. Его лицо и без того усталое, мгновенно осунулось - такого оборота он не ожидал никак.
- Да, государь.
- Вы убили её из ревности?
- Да государь, - Гай ответил, но даже если бы он услышал свой голос, он не узнал бы его.
Ричард продолжал внимательно смотреть на Гисборна и задал последний вопрос:
- Скажите, какой трусостью нужно обладать, чтобы оставить умирающую любимую женщину и не ответить за её убийство на месте?
Вот что мучило Гая больше всего.
В своё время он хотел спросить у Джак о тех последних минутах, и у него не хватило духу. Он не смог спросить этого у Видения, которое спасло ему жизнь, потому что язык присох к нёбу. Ричард тоже был свидетелем её смерти…
- Вы помилованы только по одной причине – Локсли простил вам то, чего бы я не простил никогда. Он дорожит вами… Советую вам прекратить делать долги – впредь я не стану состязаться с Робином в великодушии.
Эта часть крепостной стены Дувра была защищена маяком, и ветер здесь не был таким порывистым. Влажный и солёный, он нёс запах моря и запах бесконечной усталости. Но здесь на стене можно было дышать…
Кажется, за последние сутки Гай сделал всё, чтобы измотать себя на этом чёртовом песчано - меловом марше…Надсаживался, чтобы не думать о том, что будет, если ему повезёт в сражении…Сделал всё, чтобы не быть последним в бою, но «лучше бы из него вообще не вернуться». «Затея» не удалась – он не получил ни царапины.
Теперь, после разговора с королём, оставалось только осознать, что он, Гай Гисборн, помилован. Только…
Гай повернулся к ветру, чтобы тот откинул волосы со лба, и стянул их ремешком.
Сколько он так простоял?...
- Гай, пойдём вниз, - Арчер тронул брата за плечо.
Гисборн обернулся, и будто очнувшись, спросил:
- Давно ты здесь?
- Давно.

***
От короля Робин вернулся только к вечеру. Когда они с Мачем вошли в каминную,
Джак, сидя у огня, листала список Элфрика* в толстом кожаном переплёте. Уилл, примостившись у ног жены, пробойником делал отверстия в её новом поясе с чеканными накладками.
- А Арчер где? – устало спросил Робин и сел к столу.
- Что опять случилось? – глаза у Джак округлились и брови поднялись домиком. Уилл накрыл её руки своей узкой ладонью: Джак…
- Ничего не случилось, - Гуд изобразил загадочность на своём лице, - просто у меня для вас имеются новости, а что?
- Да ничего, - Уилл едва заметно улыбнулся, - просто у тебя такой вид, будто на нас опять что - то свалилось…
- Ну… Свалилось не свалилось… А Гисборн-то где?
- Да в Клан с Джоном уехал, теперь только завтра к вечеру объявится. А Арчер ещё с утра ускакал…, Лонгсворд со своими молодцами собирался на охоту, ну, и он с ними увязался.
Робин чуть запрокинул голову: «…Младшенький не промах – знает чего хочет», - Может и к лучшему, завтра я их отдельно обрадую. Значит так…

Известие о том, что Робин вступает в полномочия шерифа, было встречено радостным воплем Джак и широкой улыбкой Уилла. Джак подошла к Робину со спины и, обхватив его за шею, чмокнула в щёку:
- Теперь в городе будет порядок.
- Будет, тем более, что капитаном гарнизона я назначаю Уилла.
Джак расцепила свои объятия, и взгляд её сделался серьёзным. Уилл в свою очередь поднялся и подошёл к столу. Вид у него был скорее строгий, чем удивлённый:
- Робин, я никогда не командовал людьми.
Гуд потянул его за руку и заставил сесть:
- Когда – то надо начинать.
Робин обернулся и, приобняв Джак за талию, заставил её сесть рядом с мужем. Только сейчас он понял, как же он устал…И как хорошо, что он сейчас со Скарлеттами. Им обоим ничего не нужно объяснять, ни о чём не нужно просить. Они даже поняли, как он вымотан, гораздо раньше его самого – едва он перешагнул порог.
- Так, ребята… Ваши серьёзные физиономии совершенно неуместны, потому, что… Клеменс и Ваш покорный слуга имеем честь пригласить вас на нашу помолвку, которая имеет место быть через два дня в этом замечательном доме.
Скарлетты просияли абсолютно одинаковыми улыбками.
- А где вы, сударь, невесту свою изволили оставить?
Робин шутливо вздохнул:
- Ричард собрал сегодня Ноттингемский нобилитет и просил её быть «хозяйкой» - так что, будучи фрейлиной, моя невеста несёт королевскую службу.
Уилл рассмеялся.
- Зря смеётесь, сэр. Вы тоже в шаге от того, чтобы ваша супруга принесла присягу.
Весёлое лицо Скарлетта сделалось трогательно – удивлённым,
-…Да – да, сэр…
Робин взял руку Джак в свои ладони и, глядя чуть исподлобья и приподняв брови, сказал:
- Джак…Твоё посвящение назначено на день нашей помолвки. Ричард сам возложит меч на твоё плечо. -
Гуд поднёс её ручку к губам. Джак сидела притихшая, и в комнате сделалось вдруг тихо – тихо - так, что было слышно, как Ангел позвонил в колокольчик.

***

В доме ни Джона, ни Гисборна не оказалось. Роза, сидевшая у окна с рукоделием, отложила шитьё в сторону и встала навстречу Робину:
- … Ой, Робин, они давно ушли... С ребятишками куда – то в деревню, - на её лице мелькнуло облачко, как будто она забеспокоилась о том, что детям пора бы уже и нагуляться, а взрослые дядьки наверняка даже и не думают, что ребятишки замёрзли. Робин подмигнул ей и отправился на поиски «дядек».
Миновав несколько домов, Гуд услышал какой – то гомон, юношеский и детский смех. В стороне от перекрёстка, недалеко от края дороги малышня и ребята постарше играли в снежки рядом с шутейной крепостью. По правде говоря, «крепость» была ещё в стадии строительства, но детворе это не мешало. Зодчие в лице Джона и Гая заканчивали возводить боковую стену форта, между тем как мальчишки уже освоили его основную площадь. Эллис копошилась где – то рядом с Джоном - далеко от себя он её не отпускал, чтобы кто - то ненароком не толкнул девчушку. Сэдрик тоже держался поближе к «строителям» и по мере сил помогал в укреплении стены. Робин с минуту понаблюдал за этим забавным зрелищем, пока Сэд не заметил его, и, издав радостный вопль, не кинулся к нему. Джон и Гай обернулись на это крик и, увидев, что мальчишка уже обхватил Робина руками и ногами отреагировали каждый по своему. Джон рассмеялся в голос, а Гай, навалившись локтями на снежную стену, смотрел на это «безобразие» со снисходительным укором. Для себя Робин отметил, что Гай не смутился, как того следовало ожидать, да и вообще… В компании сына он чувствовал себя уверенно. Усадив Сэда к себе на плечи, Робин подошёл к «крепости»:
- Славная фортификация!
- Может зальём ближе к ночи, - Джон взял на руки Эллис.
- Роза там переживает, что ребятишки замёрзли, - Робин вскинул брови и лукаво улыбнулся. – У меня новости для вас…

- Робин, ты в своём уме? - Гай просто опешил от того, что Гуд решил назначить его на должность помощника шерифа. Он встал с лавки, подошёл к очагу и с мрачным видом уставился на огонь, - Весь Ноттингем знает меня как «правую руку» Вэйзи…
- Гай, если ты ещё раз скажешь, что тебя все ненавидят…
- …Да не в этом дело, – Гисборн выдохнул, - точнее, не только в этом… Человеку на этой должности придётся разбираться во всякого рода спорных делах, вести дознания, просто разговаривать с людьми. Ему должны доверять, иначе ни одно дело не сдвинется с места. Ты представляешь, какая лавина на тебя обрушится из-за того, что меня будут избегать или игнорировать?
- …А если ты будешь избегать людей, то никогда не изменишь их мнения о себе и не завоюешь их доверия. В твоих руках шанс переломить ситуацию, тем более, что ты только что описал свои будущие действия.
Гай хотел сказать что-то ещё, а точнее возразить, но Робин жёстко оборвал его:
- Гай, ты должен этим людям! – помолчав мгновение, уже мягче добавил: - Я поддержу тебя, но возвращаться к этому разговору мы больше не будем.
Эта резкость заставила Гисборна оглянуться на себя, и он воспринял её как предостережение. «Советую вам прекратить делать долги», - Гая снова резануло, - «…да, Робин действительно знает своего короля». Гуд словно уловил это. Он поднялся, и тихо сказал брату, ткнув его кулаком в плечо:
- Гай, ты нужен мне.
Гисборн, у которого король стоял перед глазами, в одну секунду вернулся к прежде услышанному, - «…Он дорожит вами…». Гаю хватило чуткости, чтобы оценить то, что Робин позволил ему быть благодарным, но не обязанным. Для обоих слишком многое произошло сейчас, чтобы выразить это словами, и в следующее мгновение братья крепко обняли друг друга.

***
Помолвка Робина и Клеменс была торжеством дружеским и относительно тихим, по сравнению с теми празднествами и многолюдными событиями, которые только что отгремели в Ноттингемшире. Король намеревался догнать свою армию, выдвинувшись тремя днями позже своих войск. Разумеется, всё случилось именно так, как и предсказывал Ричард. Стол был накрыт для всех, кто был дорог этому дому, а фраза «сообразно чинам и положению» оказалась действительна только для короля, жениха и невесты. Празднество проходило при свете множества свечей и светилен, в час, когда звёзды уже высыпали на чёрное морозное небо, а снег сделался тёмно-синим.
А днём…Днём леди София Скарлетт была посвящена в милитиссы и опоясана мечом самим королём Ричардом Львиное Сердце. Каролингский меч искусной работы, с глубоким долом и рельефным клинком, был выкован на северных морских берегах. Доблестному мечу предстояло сплавить воедино горячую душу, рождённую под южным небом, и холодную твёрдость, подаренную знатным мастером.
После того, как меч трижды коснулся плеча Джак и она была провозглашена рыцарем, щемящее волнение, которое почувствовали все, понемногу отпустило. Не много нашлось бы свидетелей тому, как женщина была удостоена высокого звания, и удостоена самим королём.

- Уилл, твой будущий сын практически опоясан, - тихонько прошептал Арчер на ухо Скарлетту.
-… А может быть это дочка, - Уилл расплылся в нежнейшей улыбке.
- Ну, дочка…. Обещай, что позовёшь на крестины – я хоть с континента, а доберусь.
- Арчер, у тебя здесь своих скоро народится ватага, ты бы тоже о крестинах подумал, - в свою очередь тихо пошутил над младшеньким Робин.
После того, как церемония была завершена, волнение улеглось, друзья едва ли не в очередь расцеловали милитиссу, и Уилл наконец получил возможность поздравить свою жену. В качестве подарка он преподнёс ей пару перчаток из тонкой кожи.
- Уилл! – Джак тут же примерила подарок и вытянув руки перед собой, чуть приподняла пальчики. Она широко улыбнулась, оглянувшись на мужа. Тот в свою очередь повернулся к Гисборну – они переглянулись, словно говоря друг другу: «Дитя!…».
Джак, уверенная в том, чья это была идея, подошла к Гаю, взяв его под руку и запрокинув голову, спросила:
- А ты чего ждёшь?
Леди Клеменс была немало удивлена тем, что буквально несколькими минутами позже получила от будущего деверя не менее дорогой подарок.

***

Гай снова улыбнулся вчерашнему воспоминанию.
- Ты всё ещё сидишь? Держи, Тук просил передать, - Робин поставил на стол глиняный пузырёк. Горлышко его было испачкано подтёком характерного красного цвета.
- Скажи, наконец, что это: баллада или сирвента?
Гай осторожно откупорил пузырёк:
- Это не баллада, - Гисборн обмакнул кисточку в кармин, - и не сирвента. Сейчас я закончу, и ты сам всё толком прочтёшь.
Аккуратно, что бы не задеть контуры Белого Дракона, он обвёл его и заключил в красный квадрат. Робин, было, потянулся к верхнему краю пергамента, но Гай остановил его:
- Не торопитесь, граф. Дайте краске просохнуть.
Робин с тоской уставился на Гисборна, а тот с невозмутимым видом стал собирать письменные принадлежности.
- Ну? - Робину явно не терпелось.
Гай, убедившись, что пергамент впитал влагу, пододвинул его Робину.
Гуд, взяв свиток в руки и повернувшись к камину, стал читать. Он дочитал до конца, и взгляд его вернулся к виньетке, которая «застряла» чуть ниже середины текста. Непосвящённому показалось бы, что «Белый Дракон на красном поле» весьма неуместно разделил лист, но только не этим двоим.
- Ну, и кто тебя надоумил вести хронику? Или это ностальгия по юности?
- Да нет, не ностальгия. Просто так мне легче понимать тебя.
- Слушай, Гисборн, а ты попроще объяснения не мог придумать?
- Сходу – не мог, - в тон Робину ответил Гай, - но если ты настаиваешь, то… - Гисборн расправил плечи, взгляд его скользнул поверх головы Гуда, и Гай хорошо поставленным голосом на всю каминную начал:
- Доблестный рыцарь и благородный разбойник Робин Гуд …
- Замолчи, - прошипел Робин, - спят же все… - громкий шёпот перешёл в смех, - спятил что-ли?
- Ну, а что ты глупые вопросы задаёшь? – флегматично поинтересовался Гай, - просто у меня память плохая...
- …А врать ты никогда не умел, - расхохотался Робин.

Комментарий к эпилогу.
*список Элфрика - полный перечень английских деревьев и растений, созданный в начале XIв.