Тиха палестинская ночь…Ну, почти. Муэдзин проорал свою последнюю молитву, и правоверные отправились на заслуженный отдых после трудов дневных. Особенно, воины, сражающиеся с этим проклятьем из самого ада – крестоносцами. Ну в самом деле. Дома им, что ли, не сидится? Нет, оно ведь и понятно – им разрешено иметь только одну жену, это, должно быть, ввергает в страшную тоску и скуку, но нет, чтобы узаконить полигамию – они поперлись на другой конец света воевать за Гроб Господень. А они своего Господа спрашивали? Может, ему тут тепло и комфортно. И, между прочим, правоверные с ним хорошо обходились. Даже в пророки записали.
Полуночные размышления Салладина были прерваны тихим покашливанием. Вздрогнув и раскрыв глаза, он увидел того, кого ждал так давно.
- А, друг мой, проходи, присаживайся, - он указал на подушечку у своих ног.
- О, великий! – гость брякнулся наземь и поцеловал подол платья своего господина. – Пусть дарует пророк и тебе, и твоей семье долгие годы царствования, процветания и радости!
- Спасибо, только Малика исключи из списка, пожалуйста. Ничтожный юноша. В дипломаты подался, ты слышал этот анекдот?
- О да, Великий. Я даже видел его там…У неверных.
- Да? – Салладин оживился. – А ну-ка, расскажи все подробно!
И ночной гость принялся рассказывать обо всем детально. О своем путешествии, о том, как его приняли в банду английских разбойников, о принце, шерифе Вэйзи и Гае Гисборне.
- Но самый отважный и опасный англичанин – это Робин Локсли, граф Хантигтон. – резюмировал лазутчик.
- Робин Локсли? Это случайно не тот, ну, телохранитель Ричарда Собачья Селезенка, через которого я передавал свой знаменитый и так и не оцененный по достоинству стих? – поинтересовался Салладин.
- Именно, мой повелитель. Он – отважный, смелый и благородный. К тому же, читал Коран! – при этом повествующий повернулся лицом к Мекке и три раза благоговейно стукнулся лбом о ковер. – Более того, - добавил он, потерев ушибленное место, - Робин хочет скорейшего возвращения Ричарда на английскую землю, и воюет с теми, кто старается этого не допустить.
- Так он святой! – всплеснул ладонями Салладин. – И Ричард, должно быть, к нему прислушивается. Говоришь, ты втесался к нему в доверие?
- Полностью, мой господин! – жарко заверили его с подушки для шпионов.
- Прекрасно! Великолепно! Превосходно! Значит, отправляйся обратно в Англию и следи за тем, чтобы он продолжал свое правое дело. А то так уже надоела эта война, - Салладин вздохнул. – Некогда, просто некогда уделить внимание всем женам и одалискам. А о делах государственных я вообще молчу. Кто наживается на этой войне, так это несколько самых богатых производителей луков, стрел, мечей и все этой лабуды, - любовно погладив свой кривой сарацинский меч, Салладин вернулся к повествованию. – И мне уже надоело писать стихи и дарить лучших скакунов этому Ричарду. Вот как война закончится, смогу писать только для себя и заниматься государственными делами в саду своего дворца, а не в пустыне, в палатке, - брезгливо поморщился Салладин. - Кстати. Гай Гисборн. Кхм... Это не тот, который, переодевшись сарацином, пытался убить Ричарда, а на меня вину спихнуть!?
- Да, мой господин!
- Ага, значит, убить его! Без малейшей жалости и промедления. Мелочь - а приятно.
- Да, мой господин, - подобострастно прошептал шпион. – Но…господин, наверное, в курсе, что я ещё вынужден некоим…образом… - шпион совсем смутился, - ну, делать вид, будто работаю на принца Джона.
- Ах, об этом не беспокойся, мой друг. Я все знаю. Продолжай, продолжай в том же духе, и когда эта саранча уберется с моей земли, я отдам за тебя одну из своих сестер. Да, челюсть подбери, и утром отправляйся обратно в Англию.
- Да, мой господин, - шпион вместе с челюстью и попыткой перебрать в памяти всех многочисленных сестер правителя, вымелся из палатки, дабы поспать пару часов и отбыть на туманный Альбион.