Двухэтажный, ничем не примечательный дом, находящийся на главной улице, ведущей к Базарной площади. На втором этаже размещается небольшая комнатка Биньямина и ещё пара помещений, загромождённых всяким пыльным хламом. На первом этаже комната Хаима, гостиная, плавно перетекающая в кухню, и тёмный чулан, не весть для каких целей там вообще взявшийся.
Солнечный зайчик, проникший в комнату через дырку между ставнями, самым наглым образом прокрался по полу, забрался на кровать и, подёргавшись в нерешительности на подушке спящего, засветил ему в глаз. Перед внутренним взором Биньямина сладкий сон взорвался в ярко-красных красках, и тот был вынужден в ужасе вскочить с кровати, чуть не кувыркнувшись с неё на пол. Окинув мутным взором комнату, Биньямин с облегчением выдохнул «Уффф» и вновь уткнулся носом в подушку. Как же быстро наступает утро. Казалось бы, только ты лёг в предвкушении долгожданного отдыха и покоя, как тут же уже пора вставать. Хотя, с другой стороны – не успел ты встать, как уже опять пора ложиться спать. Какой-то замкнутый круг, который с годами вертится вокруг тебя всё быстрее и быстрее.
Однако и правда пора уже было вставать. С неохотой сбросив с себя одеяло, Биньямин сел на краю кровати и от всей души зевнул. Практически каждое утро он совершал прогулку по городу. Несмотря на то, что Ноттингем представлял собой нечто среднее между отстойником для всякого рода бездомных, нищих, воров, карманников и прочего отребья, он был и твердыней «высших» сил в лице всевозможных графов, рыцарей и могущественного шерифа, нагонявшего страх не только на простых смертных. Да и принц Джон здесь задержался. А это что-то, да значит. В любом случае, Биньямин любил этот город, даже не смотря на то, что сам город, возможно, не любил его.
Постаравшись как можно тише пройти по лестнице на первый этаж, Биньямин выскользнул за дверь на улицу, тут же почувствовав холодные капли дождя, попавшие ему за шиворот. Неприязненно поморщившись, он с осуждением посмотрел на небо. Пробившийся сквозь тучи солнечный зайчик бессовестно обманул его надежды на чудесную утреннюю прогулку. Поплотнее укутавшись в старенький плащ, Биньямин шагнул с крыльца, тут же угодив в лужу по щиколотку. Ещё раз возблагодарив небо за живительную воду, ниспосланную на землю, Мордерер пошёл вниз по улице, ведущей к Базарной площади. Жители Ноттингема уже мало-помалу вылезали на свет Божий. Вот жена зеленщика развешивала свежевыстиранное белье под апрельским дождичком. Вот и сам зеленщик, потягиваясь и хрустя суставами, выполз на крыльцо. Какой-то мужик пытается приладить к старой кляче, упорно норовящей плюхнуться в грязевую жижу под ногами, самодельное седло. Одна из причин, по которой Биньямин любил этот город, заключалась в том, что жизнь в нём не прекращалась ни на секунду. Просто в каждое время на сцену Ноттингема выходили свои актёры. Утром это были работящие крестьяне, которые вставали раньше всех, чуть позже поднимались купцы и торговцы. Затем своё место на сцене занимала знать, но она, как правило, действовала за высокими стенами. К обеду подтягивались попрошайки и карманники. Ближе к вечеру все ранние пташки рассаживались по насестам, и их место окончательно занимали люди мира «Арго». А ночью вообще лучше не высовывать свой нос за порог, иначе вас могут ограбить, побить или даже убить, а то и засадить в тюрьму за то, что честные люди по ночам не шастают.
Но по утрам этот город был такой тихий и мирный, можно даже сказать, что он не представлял угрозы ни вашей жизни, ни вашему кошельку. Когда Биньямин с родителями ещё жил в Ашкелоне, у него была кошка, взять на руки и погладить которую можно было исключительно только после её пробуждения. Так и с Ноттингемом.
- Как пройти на главную площадь? - Чего-чего? - Вы не подскажете, как пройти на главную площадь города? - Это базарную, что ль? - Наверное, я…не знаю. Я не отсюда. - Заметно, дамочка. Вот тут свернете налево, дойдете до дома с зеленой крышей, от него чуть направо и прямо. Так и выйдете. - Мерси, мсье. - Чертова норманнка! - Но… - Камилла растерянно посмотрела вслед горожанину. Она же просто спросила дорогу… Проследовав по пути, указанному недоброжелателем, Камилла вышла на довольно оживленную площадь. Город жил своей жизнью, люди сновали туда-сюда, шла вялая торговля, мимо проезжали телеги, вот пробежал одноглазый пес, и если бы у Камиллы был хоть кусочек хлеба, она бы обязательно покормила беднягу. - Слышал, сегодня будут леди Найтон казнить. - Казнить? Да за что же? - А, не знаю. Не угодила шерифу, а это у нас легко сделать, сам знаешь. - И что, повесят? Или голову отрубят? - Окстись. Ей титула лишат. Может, волосы состригут. - Аааааа… Во дела! - Простите, вы не подскажете, где здесь дом Хаима Левина? – Камилла наконец решилась прервать беседу двух зевак, смаковавших подробности какой-то казни. - Дом Хаима? А тебе зачем, малышка? – вальяжно спросил один из участников разговора. - У меня к нему дело, - Камилла покраснела и мысленно уже вовсю ругала себя за это. - Интересно, какое дело может быть у такой красавицы, как ты, к Хаиму? Тебе, скорее к Лорне надо, да, Джим? – оба раздолбая заржали в один голос. - Простите, не буду вас более отвлекать, - вспыхнула Камилла и развернулась, чтобы уйти, но один из мужчин окликнул её: - Не серчай. Вон он, дом его – в той улице, видишь, двухэтажный такой? - Да, спасибо, - Камилла проследила взглядом в направлении, указанном горожанином и поспешила туда. Постучав во входную дверь, и не услышав ответа, Камилла робко приоткрыла её и заглянула внутрь. Никого. Громко кашлянув, дабы возвестить о своем присутствии, Камилла зашла в дом. Комната, более всего напоминавшая гостиную, была обставлена так, будто хозяин испытывал крайнюю нужду. И этот человек владеет огромным красивым домом? Удивительно. Осмотревшись по сторонам, Камилла набрала побольше воздуха в легких и выпалила: - Мсье Левин? Вы здесь? В гостиной было пусто, однако, подрагивавшие чашки весов, поставленные на прилавке, отгораживавшей один угол ото всей остальной комнаты, говорили о чьем-то присутствии. А после послышались голоса, и в комнату из кухни вошли двое - долговязый старый еврей и человечек ростом пониже. Еврей говорил ему что-то совершенно невозмутимым, тихим и спокойным голосом, а человечек нервно улыбался и поддакивал. - Иначе говоря, шериф, разумеется, поступил бы мудро, если бы и вовсе отошел бы от ведения дел с типом вроде Метценгерштейна, раз тот перешел на открытые угрозы... - Да, вы правы, Хаим... - человечек повернулся к гостье. - Здравствуйте. - Хотя о сынах Израиля и отзываются плохо...Мы никогда не бросаем дел из-за смерти кого-то из родственников знакомых. - Потому мы и выбрали вашу контору...Я пойду, пожалуй... - человечек начал уже красться к двери, но зануда-еврей ухватил его за край кармана. - А потому шерифу стоило бы как-то либеральнее относиться к тем, кто остается подле него. Хотелось бы определенных послаблений в области пошлин и льгот... - Я поговорю с шерифом... - нервно улыбнулся человечек. - Да уж поговорите, господин Скруп. А то из-за смуты совсем не стало возможности честно вести дела. На днях у Авраама разбойники украли двух коров, а Кадишу пришлось закрыть свои рыбные лавки из-за недавней болезни - он полагал, бедолага, что та распространяется по воде... - Я все передам Вэйзи! - настойчиво буркнул Скруп и, вырвавшись, просочился в дверь.
-----> Ноттингемский замок (Скруп)
- Господин Левин, я полагаю? – невольная свидетельница странного разговора собрала все свое мужество в кулак и приготовилась вести первые в её жизни деловые переговоры. Если не учитывать то, как она просилась взять её на борт корабля во Франции. - Я - Левин Хаим. Чем обязан? - жид расплылся в улыбке холодной и гадкой - улыбке змеи. - Мне сказали, вы сдаете дом в тупике Кривого Человека. Это так? - Сдаю. - Я хотела бы его арендовать. - Хм...-Левин ухмыльнулся и развел руками. - Вы желаете снять, я желаю сдать. Осталось договориться о цене. Дом хорош. С садом и прекрасным видом на оживленный двор. - Какова же ваша цена за столь милый дом? – Камилла приподняла бровь, и если бы кто увидел её в этот момент, точно решил бы, что Ортанс ожила и помолодела на десять лет. - Предложите ее, - улыбнулся Левин. - Я...ростовщик...Так нас зовут... Он усмехнулся вновь и проговорил: - Сколько вы сможете дать за него? Возможно я позволю вам жить в нем в долг... - Мне есть чем платить, - Камилла достала из кармана брошь и протянула её ростовщику. – Предполагаю, стоимость этого изделия покрывает – 5-6 месяцев аренды подобного дома. – Естественно, Камилла имела вполне расплывчатое понятие о рыночных ценах на недвижимость, однако некоторые познания у неё имелись, благодаря тете и нештатной должности помощницы сестры-кастелянши. -Хм...-Левин взял брошь с ладони девушки и взвесил ее на ладони. - Брошь хороша...И за нее я позволю обитать вам в доме месяц...Дом ведь тоже хорош. - Месяц? – Камилла рассмеялась от всей души. – Брошь стоит 20 фунтов. А тупик Кривого Человека – это не центр города, далеко от церкви, замка и базарной площади, - сестры провалились бы сквозь землю, имей они возможность наблюдать за тем, как их воспитанница нагло врет прямо в глаза Левину. Ну, может, национальная принадлежность ростовщика поубавила бы краски на их щеках, однако факт оставался фактом. - И, тем не менее, вы заинтересованы в аренде такого глухого, по вашему, места... - пробубнил еврей. - Очевидно, вы что-то прячете. А значит, арендуете его по моей цене, если вы хотите, чтобы я сдал его такой подозрительной леди... - Вы мне льстите, - очаровательно улыбнулась Камилла. – Мне всего лишь нужен дом в тихом месте. А не в глухом, как вы сказали. Но ваше замечание резонно. Если оно глухое, значит, там всякие личности…неблагополучные время проводят. Так что ценность этого дома падает чуть ли не до года. Но я вижу, вы не заинтересованы в том, чтобы сдать, его. Пожалуй, я поищу другого арендодателя, - лицо Камиллы выражало крайнюю готовность покинуть дом ростовщика. - Не поищете, - хладнокровно проговорил Хаим. - Если не хотите, чтобы вас арестовали. - Меня? За что же, по-вашему? – сердце Камиллы проделало невероятный прыжок прямо в пятки, хотя она старалась казаться хладнокровной. - За то, что вы арендуете дом в самом глухом месте Ноттингема, хотя могли бы позволить себе палаты. Значит, вам есть что скрывать. А Вэйзи этого достаточно, чтобы вас упрятать. - Хаим мерзко улыбнулся. - Так что, сойдемся на месяце? - Нет, - отрезала Камилла. – Не сойдемся. – Брошь явно принадлежала тёте, и спускать её какому-то мерзкому торгашу, да ещё и под действием угроз, она не собиралась. О том, что она скажет дяде, Камилла даже не думала. В ней закипала фамильная ярость, и этого было достаточно. – Всего доброго, - пожелание звучало крайне неискренне. Что, собственно, и подразумевалось. Хаим, будучи человеком жадным, а значит и жестоким, внезапно сорвался с места, и, высунувшись за дверь, проорал на улицу: - Стража! Грабят! - Стража, на мою честь покушаются! – Камилла высунулась в окно вслед за Хаимом. – Помогите, на христианку напали! Дева Мария, святые угодники! – повернувшись к Хаиму, Камилла вопросительно взглянула ему в глаза. - Стража! Они украли налоги шерифа! - не унимался Хаим. - Стража, тут одна монастырская воспитанница, беззащитная дочь кардинала Раймона дю Ромба! – вторила ему Камилла. И тогда Хаим ударил по больному: - Стража, грабят трактир! Выносят лучшее вино! Помогите, и одна бочка ваша!
- И вы правда думаете, что они поверят, будто одна девица ваш трактир грабила? А вот то, что я – дочь правой руки Его Преосвященства – чистейшая правда. Оно вам надо? К тому же, что-то стражи не видать, - ухмыльнулась Камилла, сложив руки на груди. – Сойдемся на 3 месяцах? - Два, и я не наведу людей Вэйзи на ваш дом, - причмокнул Хаим губами. - Три, ибо на два я не согласна, а если наведете на дом людей Вэйзи, ещё неизвестно, кто пострадает больше. Вы же не знаете, зачем мне этот дом и кто я такая? И с кем вы имеете дело? – рискнула Камилла. - Вы, темная личность! - Хаим влез обратно в лавку. - Если вам так надо - убирайтесь ко всем чертям! - Тоже мне, светлый нашелся, - Камилла фыркнула в ответ. – Вы там хотели от Вэйзи каких-то привилегий, как я припомню? И Метценгерштейн вам чем-то не угодил? Пойду, передам ему от вас привет, может, у него дом для аренды найдется, - войдя в раж, она решила давить до последнего, посему наугад ляпнула две фамилии, услышанные в самом начале визита в лавку Левина. - Валяй! - Как грубо! Христианке! Папе это очень не понравится. Два с половиной? - Два. И точка. Хаим подошел к прилавку и принялся возиться с весами, говоря как бы между делом: - Вы не местная. Куда вы пойдете? Никуда. Вы не знаете, кто такой Метценгерштейн и он не знает вас. Я, милочка, прожил уже шесть десятков лет, и таких наглых торговок, вроде вас вижу насквозь. - То, что я не местная, ещё ни о чем не говорит, и вам, как прожившему шесть десятков, следовало бы это знать. Но для вас это ведь – дело принципа, не так ли? Хорошо, я согласна на два. – «Скажу дяде про Метценгерштейна, и мы ещё посмотрим, кто кого надует». - Вот и славно. Давайте брошь. А мой племянник вас проводит... Нервно улыбнувшись, Камилла протянула торговцу брошь. Она отчетливо понимала, что продешевила и чувство, будто её мастерски обвели вокруг пальца, рвалось наружу, тщательно сдерживаемое и сдавливаемое. - Вот ещё что. Там мебель имеется? Мне нужно красное дерево, - она вдруг вспомнила наставления Греймора на счет интерьера. - Могу продать, - ответил Хаим, взвешивая брошь на алхимических весах. - Меблировка должна входить в стоимость аренды, да и больше, чем на два месяца, она мне не понадобится. - Ну уж нет! Красное дерево за какую-то брошь! - крикнул Хаим. - Вы в своем уме? Вдруг он лукаво прищурился и проговорил: - Ээээ...Да вы, я думаю вообще не в курсе ее ценности! - Очень даже в курсе! – вспыхнула Камилла. – И не надо мне вдруг рассказывать, что она столько не стоит. Мы уже договорились о доме, этот номер не пройдет! - Да, о доме! - продолжал брызгать слюной Хаим. - О помещении, а не о мебели! Так что платите сверх того! - Вы – жадный скряга, вам это уже говорили? – Камилла вытащила из кармана плаща жемчужное ожерелье. – Полагаю, этого должно хватить и на мебель, и на саженцы цветов. Если не больше. - Договорились! - Хаим выхватил жемчуг и окликнул племянника, только вошедшего на порог. - Услуги провожатого, надеюсь, отдельно оплачивать не придется? – осведомилась Камилла. От этого человека можно было ждать чего угодно. - Не придется! - едко ответил Хаим.
Биньямин прищурился, глядя на появившееся из-за облаков солнце. Погода явно решила порадовать продрогший до последнего камушка город. Народ на площади сразу оживился, и торговля пошла бойче. Однако вылезшее светило Биньямина это явно не порадовало. Он понурил плечи и, уткнувшись взглядом себе под ноги, побрёл домой. Стоптанные сапоги монотонно похрустывали мелким гравием и печально хлюпали по поблёскивающей на солнце грязи. Биньямин мысленно прикинул, что день близится к полудню, а значит пора возвращаться домой, иначе Левин снова начнёт бухтеть, что тот только и делает, что шляется вокруг да около вместо того, чтобы помочь дяде. Даже не глядя перед собой, Биньямин уверенным шагом шёл по улицам, точно зная, где нужно повернуть. Хотя людям, идущим навстречу, приходилось изворачиваться, чтобы не столкнуться с задумчивым Мордерером. Взбежав по скрипучим ступенькам, он немного потопал ногами на крыльце, чтобы сбить с сапог грязь, и, бросив печальный взгляд на вновь скрывшееся за тучей солнце, зашёл в дом. Сбросив плащ на крышку сундука, стоящего в холле, Биньямин прошёл на кухню, где взял со стола яблоко явно не первой свежести. Нахмыкивая себе под нос какую-то песню, он откусил от яблока приличный кус, который едва поместился у него во рту, и, покачивая головой в такт мелодии, зашёл в гостиную. - А мой племянник вас проводит... - Ой… - выдавил из себя Биньямин, пытаясь одновременно дожевать яблоко, сделать умный вид и понять, что вообще происходит. Напротив Левина сидела молоденькая и весьма миловидная девушка, которая, ко всему прочему, кажется, была чем-то расстроена. Но, зная Хаима, Биньямин отнюдь не был удивлён огорчённому виду незнакомки. Однако, дабы выказать хоть какое-то уважение по отношению к девушке, Биньямин с невероятной быстротой повернулся вокруг своей оси и скрылся на кухне, покраснев при том, как варёный рак.
Старик Хаим сидел за своей банкирской стойкой, согнувшись над рассыпанными в некотором беспорядке монетами разного номинала. Уже почти совсем стемнело, но Хаим зажег лишь одну свечу слева от себя - он был жуткий скопидом. Неровное пламя свечи, дрожа, отбрасывало на стену сгорбленную длинноносую тень в пушном воротнике, казавшуюся тенью колдуна, но никак не ростовщика. Левин что-то бормотал себе под нос и озирался на каждый скрип в старом, разваливающемся доме. Его скупость, наряду с ворохом врагов, что он успел нажить себе за свою достаточно долгую жизнь, породил в старике патологическую паранойю, переходящую порой в паническую боязнь. Хаим на всякий случай опустил руку на пояс - на рукоять короткого кинжала, и тут скрипнула дверь. Левин резко поднял голову - опасения были напрасны. Это был Биньямин. - А! Племянничек! Долго же тебя не было. Мордерер оборвал незамысловатый мотив песенки, который он напевал себе под нос, улыбнувшись дяде. - Да, я был на казни, которую шериф сегодня проводил. Ты о ней не слышал? – не дожидаясь ответа Хаима, он сел в кресло напротив стола, продолжая рассказ. – Это была светская казнь леди Мэриан Найтон. Ты не поверишь, что там было! Помнишь Греймора? Мы думали, что он умер. А он не умер! Он был палачом на казни! И чуть не убил шерифа! А потом они ушли в замок, а потом, - Биньямин чуть ли не захлёбывался словами, - потом вернулся только советник шерифа и объявил, что тот отменил приговор Мэриан! - Как это подозрительно... Скорее всего, тут какой-то заговор. Шериф никогда не меняет своих решений... По крайней мере обвинительных... - Хаим отодвинул несколько монет в одну кучку. - Видишь, племянничек - наш замысел удается на славу. Сегодня ко мне приходил Скруп - казначей Вэйзи. Он сделал вклад - Метценгерштейн, кажется, прижал Вэйзи к стенке после этого убийства... Шериф плохо следит за городом, но это-то нам и нужно. Весёлость Биньямина как рукой сняло. В прозрачных глазах потухли искорки смеха, а между бровей залегла вертикальная морщинка. Подавшись вперёд, он облокотился о стол, переводя взгляд с одной монеты на другую. - Значит, всё идёт по плану, - он взял монетку и раскрутил её на гладкой поверхности стола, отполированной локтями Хаима, проводящего за ним большую часть дня. – Но долго ли мы так сможем продержаться? Что если Метценгерштейн сдастся? - Сдастся? Исключено. Это настоящий бык. Послушай, Биньямин. Тебе-таки понравилась та леди? Камилла. М? Сегодня к ней прибегал мой мальчишка, чтобы взять подписи на документы. Она выглядела как бы это сказать... зачарованной... Хаим Лукаво улыбнулся и положил на чашу весов маленькую гирьку. Биньямин откинулся на спинку стула, оказавшись в тени, так что его резко покрасневшие уши остались незамеченными. - С чего ты взял? Обыкновенная девчонка, мне нет до неё никакого дела, - он побарабанил пальцами по подлокотнику. – И какое это имеет отношение к первоначальной теме разговора? - Я хотел бы, чтобы это дело и ее коснулось. Понимаешь к чему я? Мордерер так сжал подлокотник, что тот аж хрустнул, но на лице его не отразилось никаких эмоций. - Но она же никто. Я имею в виду, что это просто какая-то девица. Не из семьи купцов. Зачем нам это? - Затем, что это вызовет серьезный эффект в народе и отведет всяческие подозрения от нас. Но это в будущем, мой мальчик, в будущем. А пока не думай об этом и хорошо проведи с ней время. Хаим положил монетку на вторую чашу и гирька перевесила. - Так и знал, что фальшивая... - раздосадовано произнес он.
Биньямин лежал на кровати, свесив одну ногу и болтая ею в воздухе. Сложив руки на груди, он самым тщательным образом рассматривал потолок. В общем и целом всё в его позе говорило о том, что парень пребывает в некоторого рода эйфории. Блуждающая на губах улыбка, то появлялась, то исчезала, оставляя странный печальный след на лице, говорящий о том, что не всё было спокойно на душе у Биньямина. Свежий влажный воздух, пропитавшийся дождевой водой, проникал в комнату через открытое окно и привносил с собой запахи сырой земли и древесины. Монотонный шум дождя успокаивал и убаюкивал. Опустившийся раньше времени сумрак окутал город своей печальной дымкой, навевая грусть и отбивая всякое желание приступить к какой-либо деятельности. Биньямин бы пролежал так до следующего утра, если бы не раздавшийся стук в дверь. Подивившись, кого это могло принести в такую погоду, Мордерер с большой неохотой сполз с кровати, крикнув дяде, что откроет дверь. Потянувшись и от души зевнув, он медленно спустился по лестнице. В дверь тем временем ещё раз настойчиво постучали. - Иду, иду, - пробурчал Биньямин, открывая дверь. – Здра… Камилла?! – в его голосе одновременно прозвучали нотки и удивления, и радости, однако, встретившись с её обеспокоенным взглядом, он тут же посерьёзнел. В голове возникло море всевозможных предположений касательно этого неожиданного появления девушки. И все предположения в основном крутились вокруг её дяди. Неужели узнал? – Заходи! Тут такая сырость, а ты вся вымокла. - Биньямин! – Камилла бросилась на шею парню, уже нисколько не заботясь о правилах приличия или хорошего тона. Каждая минута была дорога сейчас, и Камилла была решительно настроена провести её с наибольшим толком. – Я не буду входить, спасибо. Вообще, я на минутку забежала. Кое-что произошло. Меня увозят из города! – выпалила она, слегка отстранившись от Биньямина, и посмотрела ему прямо в глаза. - Как… увозят?.. - Мордерер чуть крепче прижал к себе девушку, словно тем самым хотел заставить её остаться. – Кто увозит? Твой дядя? Когда? Куда? - Да, дядя. Я…я не знаю, связано ли это с тем, что он узнал о наших встречах, или нет. В общем, я не совсем понимаю, точнее, совсем не понимаю, но дядя сказал что-то странное, мол, завтра в городе начнутся волнения, все изменится, поэтому мы уезжаем сегодня ночью. В дом за городом, где живет леди с двумя детьми. Биньямин…Я…ты же найдешь меня, правда? Я не хочу уезжать от тебя! – Камилла уткнулась носом в плечо Мордерера, ещё сильнее обняв его. - Конечно, я найду тебя, - прошептал Биньямин, успокаивающе гладя девушку по волосам. Однако несмотря на всю горечь возникших обстоятельств, он не мог не обратить внимания на тот факт, что дядя Камиллы знал кое-что, о чём другие были не в курсе. – Но о каких волнениях говорил твой дядя? И как он может о них знать… - Не имею ни малейшего представления. Вот его слова: «Завтра этот город имеет все шансы измениться». И что-то о волнениях, о том, что на улицах неспокойно, и так далее. И… - Камилла снова посмотрела на Биньямина, - он ещё добавил, что нам нельзя видеться, потому что ты – союзник наших врагов. Я ничего не поняла, он меня в свои дела не посвящает, я лишь еду готовлю и наблюдаю, как он иногда сидит у камина, злобный и погруженный в раздумья. Какие враги? Кому ты союзник? Это все какой-то сплошной бред, я лишь знаю что… - она покраснела, но произнесла это наконец: - Биньямин, я люблю тебя, и не переживу разлуки с тобой! Вот что я знаю! Будь Биньямин натурой ещё чуть более романтической, то непременно бы растрогался и пустил слезу. Однако отсутствие столь чуткой утонченности отнюдь не помешало ему испытать всю полноту чувств, нахлынувших столь неожиданно, и столь приятно щемивших сердце. То, с какой искренностью эта девушка, ещё вчера не знавшая и не ведавшая, что такое любовь, говорила ему о своих чувствах, трогало до глубины души. - И я люблю тебя всем сердцем, всей душой, - он едва коснулся её губ. – И я обещаю, что всё у нас будет хорошо. Ты правильно сделала, что предупредила меня. Я что-нибудь придумаю на этот счёт. От признания Биньямина у неё перехватило дыхание, и ноги слегка подкосились. Она ведь сказала ему о своих чувствах в порыве, из-за той спешки и нервозности, в которой они сейчас оба пребывали, и, честно признаться, хоть и надеялась на подобный ответ, он все равно заставил её содрогнуться. - Я очень, очень, очень сильно тебя люблю! – прошептала она и поцеловала его в ответ. – Найди меня, обязательно найди! А теперь мне надо бежать, пока дядя не заметил моего отсутствия. До встречи, - Камилла снова поцеловала Биньямина, с неохотой освобождаясь от его объятий. – И будь осторожен. Если дядя говорит правду, не выходи лучше завтра на улицу. И сегодня – темнеет, скоро опять оборотень на охоту выйдет. – Камилла исчезла за дверью. Биньямин проводил Камиллу долгим взглядом, пока она не исчезла за поворотом. Только сейчас он с острой досадой осознал, что забыл спросить имя её дяди. Кем же он был, раз располагал подобной информацией? Но времени на подобные размышления и выстраивание догадок не было, следовало предупредить дядю.
Совместный пост Шерифа aka Левина и Гисборна aka Бени
- Дядя! – Биньямин заглянул в столовую, но там было пусто. – Левин! – Хаим упорно сохранял молчание, не желая откликаться на зов племянника. – Наверняка сидит в своей комнате и считает, считает, считает свои деньги, ткнувшись носом в бумаги и выводя крючковатые цифры. Мордерер был прав. Он застал дядю на том самом месте, где и ожидал его увидеть: за старым столом, в окружении кипы пергаментов, с пером в правой руке и монетой в левой. - Дядя, у меня для тебя есть весьма интересные вести, - Биньямин уселся в кресло напротив, положив руки на подлокотники. – Кажется, нас ждут весьма неприятные события. Ворона наконец оторвалась от своей писанины и подняла глаза на племянника: - Насколько неприятные? - Мне тут одна птичка нашептала, - Биньямин наклонился вперёд, опершись руками о край стола, - что завтра в городе начнутся волнения и, кто знает, быть может, и бунт. И нам, дядя, придётся туго, потому что кто-то считает нас приспешниками врага, - он неопределённо покрутил рукой в воздухе. – Я так понимаю, что имелся в виду шериф Ноттингемский. А это значит, что завтра мы будем иметь дело с его противниками. - Наш противник - это Метценгерштейн... - помусолил слова Хаим. - А что за птичка? - А это не имеет никакого отношения к делу, дядя, - Биньямин вновь откинулся на спинку кресла. – Значит, ты думаешь, что Годфри будет в этом замешан? Думаю, ты прав… Левин погрузился в свои мысли. Метценгерштейн сегодня на собрании у Вэйзи требовал введения городского совета. Если предположить, что Вэйзи ему отказал, не удивительно, что Метценгерштейн, воспользовавшись своим влиянием, может попытаться поднять волнения в народе. Но этот боров никогда не пошел бы на такую затею, не знай он, что у него прикрыты тылы, и не будь он так уверен в победе. А почему он уверен? Очевидно, что либо шериф сильно ослаб, либо у Годфри есть союзники, являющиеся врагами шерифа. Кто это может быть? Недавно шериф приобрел нового врага - Гисборна. Почему не он? Этот раздосадованный рыцарь вполне мог сменить сторону. Как бы там ни было, надо было что-то предпринять. Как он может поднять толпу? Подкуп - это версия. Провокация. Позлить народ. Но как? Надо его остановить. Что может остановить эту махину? Непредвиденное обстоятельство. Нужен хотя бы день отсрочки... - Вот что, Биньямин. Отправляйся к дому Метценгерштейна и проследи за ним, как ты умеешь. Устрой им маленькую диверсию, чтобы завтра он не смог ничего сделать, не смог поднять народ! Мордерер на минуту словно погрузился в себя. Растирая кончиками пальцев виски, он сосредоточенно смотрел на пол, словно что-то обдумывая. Но спустя пару мгновений лицо его просветлело и, как ни в чём ни бывало, Биньямин улыбнулся дяде. Однако улыбка эта была лишена всякого дружелюбия или хотя бы капельки того тепла, что он выражал при общении с Камиллой. - Хорошо, дядя. Дверь можешь закрыть, но оставь одно из окон открытым, - он развернулся и зашагал прочь из комнаты, но, достигнув двери, он остановился и, обернувшись, добавил: - И что-нибудь поесть на столе.
Камилла поднесла дрожащую руку к двери дома Левина. Добравшись до своей цели – покинув единственного родного человека, теплый дом и уют, пробравшись сквозь ночной город, словно вымерший в страхе перед невероятным чудовищем, она вдруг почувствовала, что боится. Боится того, что ей не откроют, а ещё хуже – откроют, но скажут, что она здесь не нужна, и все напрасно… Что за глупости! Тряхнув головой, словно это могло избавить её от дурных мыслей, Камилла постучала в дверь.
Биньямин разлепил глаза и сонно потянулся. Было ещё совсем раннее утро, но Мордерер имел привычку вставать с первыми лучами солнца, вне зависимости от того, что было вчера и во сколько в итоге он лёг спать. Перевернувшись на бок, Биньямин аккуратно убрал с лица Камиллы рассыпавшиеся золотистые волосы и едва коснулся губами её щеки, чтобы не разбудить девушку. Выскользнув из-под одеяла, он как можно тише постарался одеться, но в результате одной штаниной задел стул, который угрожающе покачнулся и чуть с грохотом не обрушился на пол. Едва не распластавшись на полу, с одной штаниной на ноге, Биньямин в последний миг схватил разбушевавшийся предмет мебели, водворив его на место. Юркнув за порог комнаты, он аккуратно прикрыл за собой дверь, напоследок полюбовавшись сладко спящей Камиллой. Будь его воля, он бы сейчас был рядом с ней, но кое-какие дела не могли ждать своей очереди. Потянувшись за плащом, висевшим на крючке рядом с выходом, Мордерер болезненно поморщился. Вчерашнее полученное ранение вновь давало о себе знать. Задрав рубашку, он увидел красное пятно, расползавшееся по перевязи. Потратив ещё какое-то время, чтобы промыть рану и обвязать её чистой тканью, Биньямин наконец покинул дом. Отойдя на пару шагов, он обернулся, глядя на окно своей комнаты. Какое-то неприятное ощущение закралось в его сердце и, словно червь, ползало по его стенкам, заставляя то замирать, то биться быстрее. Вениамину вдруг захотелось вернуться обратно и как можно скорее. Но в следующую минуту, наконец совладав с собой, он развернулся и решительно зашагал прочь.
- Тихо. Не двигайтесь, и я не причиню вам боли. А. Стоп. Я в принципе не собирался причинять вам боль, но вы так дергаетесь, мисс, что сами себе хуже делаете, - Фрэнк затыкал рот проснувшейся и беснующейся девице. Метцергенштейн прогадал – эти двое были настолько беспечны, что даже не попытались спрятаться. С таким родственничком, как Греймор! Ну молодежь пошла. – Ай! Не кусайтесь, мисс! Иначе мне придется засунуть вам в рот кляп. Я предупредил. Ну, что, будете вести себя хорошо? Вот и отлично. – Фрэнк разжал хватку, но ему тут же пришлось сделать прыжок вслед за племянницей Греймора, которая наивно полагала, что от него и от его людей можно уйти. - Оставьте меня! Кто вы такой? Что вам от меня нужно! – крикнула Камилла, забившись в угол. Замотанная в одну лишь простыню, только что разбуженная отнюдь не поцелуем любимого, а железной хваткой какого-то мужика с огромными волосатыми лапищами, она ещё плохо соображала, но понимала, что она в ловушке. – Я позову на помощь! - Кого? – ухмыльнулся Фрэнк, сложив руки на груди. – Своего красавчика? Так он далеко ушел, не услышит. Мы подождали, - заверил он пытающуюся натянуть простыню повыше девицу. Как будто у неё есть то, чего он доселе не видел.- А люд тут живет такой, что мать родную резать будут – они не пошевелятся. Так что валяйте. Орите. Во всю глотку. Я вам даже могу помочь. Давайте? Мне говорили, у меня отличный голос. Одно время даже хотели даже в хор при храме определить, но я предпочел другую стезю. Служение людям. На данный момент вы пытаетесь моему призванию помешать. Ну же, будьте хорошей девочкой и шагайте в карету добровольно, - Фрэнк приблизился к девушке и протянул ей платье, подхваченное им откуда-то с пола. – Они отвернутся, пока вы будете одеваться. Честно, - он обвел своих людей взглядом. - Нет! – Камилла вскрикнула и втиснулась в стенку всем телом. – Я никуда не пойду! - Ну вот, опять, - сокрушенно покачал головой Фрэнк. – Ладно, мне этот спектакль надоел, - сказал он сквозь зубы, внезапно нахмурившись. – Ребята, связать её. Четверо мужчин приблизились к беззащитно трясущейся девушке, двое держали в руках большой мужской плащ. Поняв, что никто и ничто её уже не спасет, Камилла не стала кричать или отбиваться – она лишь потуже затянула вокруг себя простыню, хотя, казалось, в данный момент места для стыда в этой комнате уже не осталось. - Свяжите ей руки, - скомандовал Фрэнк. – Мне сюрпризы не нужны. И кляп. Так надежней будет, ничего личного. И аккуратно там, а то нам Греймор шеи скрутит. Ой, мисс, а что это вы так глаза выпучили? Вас удивляет, что дядя проявил заботу и решил забрать вас из этого свинарника? Могли бы изобразить хоть немного благодарности. Ладно, берите её ребята, пошли. Быстро.
Чем ближе Биньямин подходил к дому, тем сильнее нарастало необоснованное чувство беспокойства, которое, словно ком, застряло в горле и не давало продохнуть. Будучи уже за пару кварталов от дома Мордерер вдруг сорвался с места и стремглав побежал по улицам, не глядя по сторонам и не удосуживаясь обходить редких прохожих, которые едва успевали отскакивать. Сбитый им старик разразился страшной руганью, проклиная весь его еврейский род до десятого колена. Но Биньямин его не слышал. Сердце гулко стучало в ушах, отсчитывая каждый пройденный шаг и каждую потраченную секунду. Едва успев затормозить у входной двери, парень чуть ли не выдернул дверную ручку с корнем – так у него дрожали руки. А дверь, однако, оказалась не запертой, словно подтверждая смутные опасения Мордерера. - Камилла! – в ответ лишь тишина. – Камилла! И снова ничего. Сердце словно резко ухнуло вниз с малоприятным ощущением, будто оно вот-вот разорвётся на части. Пройдя вверх по лестнице, Биньямин с минуту простоял под дверью в свою комнату. А может… может она ещё спит? Или просто не услышала его? Хочет подшутить над ним? Всё, что угодно, только не… В комнате никого не было. По полу в беспорядке разбросаны вещи, но вряд ли под всем этим хламом можно было спрятаться. Равнодушным взглядом осмотрев комнату, он вдруг увидел многочисленные грязные следы на полу. И как он сразу их не заметил? «Кто же твой дядя, Камилла? Милая моя… Кто же эта мразь?» Биньямин судорожно выдохнул, чувствуя, как в нём закипает злость. Как какой-то мужик, которого он и не видел-то вовсе, посмел ворваться в его жизнь и отнять самое дорогое? «Он дорого заплатит за это…»
- За что? Что он им сделал? – прошептал Биньямин. Он уже был не в состоянии говорить в полный голос – тот сел ещё пару часов назад. Да и не у каждого человека голосовые связки способны выдержать беспрестанный поток крика, пронизанного душевной болью, вперемешку с руганью и проклятьями. Увидев обмякшее тело своего дяди, размеренно покачивающееся в петле, Мордерер сначала потерял дар речи, а потом словно с цепи сорвался. Несколько стражников едва могли сдержать парня, пока тот, выплёвывая слова на каком-то непонятном языке, явно намеревался разнести замок по камушку. Когда он более-менее успокоился и, вцепившись пальцами в свою растрёпанную шевелюру, принялся наматывать круги, изредка бросая дикие взгляды по сторонам, его выгнали с площади, для скорости подталкивая копьями в спину. Будто в бреду, Биньямин слонялся по улицам города, не видя, куда идёт. В итоге кто-то толкнул его с такой силой, что он повалился на спину. Он пролежал так какое-то время, исступлённо глядя в небо, пока кто-то от чистого сердца не пнул его в бок носком сапога. Не удосужившись подняться на ноги, Мордерер отполз в тёмную улочку неподалёку, где, устроился на чужом крыльце. Обняв колени и притянув их к себе, он просидел так полдня, пока, наконец, в уме не сложилось окончательное осознание того, что теперь он один. Совсем один. Дядя, приютивший его, когда тот ещё был совсем крохой, мёртв. Левин Хаим, который заботился о нём, как о родном сыне, стал пищей для червей. Теперь Биньямин лежал, свернувшись калачиком и положив голову на колени Камиллы. Под глазами легли глубокие тени. Губы побелели и потрескались, словно он все их искусал. - Ты не можешь бороться против шерифа, - наконец отважилась произнести Камилла, поглаживая его спутанные волосы. – К тому же, нам небезопасно оставаться в этом городе. Обоим. – Пока шериф думает, что она погибла в лапах оборотня, её не будут искать, но вдруг кто-то её узнает? К тому же, Греймор тут. Она успела привыкнуть к нему, а он так легко избавился от неё, даже не попытавшись задержать. Это ранило. - Но я не могу этого так оставить! – воскликнул Биньямин осипшим голосом. – Камилла, я ни за что не прощу этому… выродку то, что он сделал. Не я первый, не я последний. Кто-то должен положить этому конец! - Нельзя действовать сгоряча, - Камилла понимала, что Биньямина сейчас не отговорить. – Давай ляжем спать, а утром решим, что делать. – Она незаметно прикоснулась к спине – та ещё болела после вчерашнего удара во время похищения оборотнем. При мысли об этом чудовище мурашки зашевелились под кожей Камиллы. - Да… конечно, - Биньямин с трудом принял вертикальное положение. Закрыв глаза, он рассеянно потёр большим и указательным пальцами переносицу, словно это помогало ему сконцентрироваться. – Сейчас я ничего дельного не смогу придумать. Только распыляюсь на проклятия и пустые обещания, - губы молодого человека скривились в болезненной усмешке. – Месть – это блюдо, которое подают холодным. Камилла содрогнулась. Что-то во взгляде Биньямина напугало её. Она ещё раз посмотрела на Мордерера, но тот снова выглядел просто подавленным – ничего устрашающего. Это все напряжение, не иначе. - Пойдем? – она обняла Биньямина и прижалась головой к его груди. Так ей было спокойно и уютно. Червячок сомнений, подтачивающий её веру в Биньямина и правильность выбора, куда-то подевался.
Сэр Роберт не стал долго раздумывать над словами племянницы: в головорезе сразу же пробудилось то чувство, которое и заставило его выбрать именно эту профессию, а никакую другую. Отдав своим людям необходимые распоряжения по поиску Элены, исходя из полученной информации, Греймор нацепил простой плащ из темной непонятного цвета ткани, шляпу с полями, надвинув ее на самый нос, вооружился своим огромным кинжалом и прихватил трость Метценгерштейна, тем самым приковав старика к постели по крайней мере до своего возвращения. Затем барон Греймор отправился прямиком в город. Почти целый час он шел по пыльной дороге, пока не подошел к городским стенам. Ноттингем обычно закрывался на ночь, как и все замки, однако, сейчас последние гости с маскарада, устроенного Вэйзи, расходились по домам, а потому стража открыла одну створку. Барон устремился к ней, а навстречу ему сразу же выступил стражник. - Эй, ты кто такой? Вход в город закрыт, разрешен только выход! - перегородил он путь своим протозаном. Ни слова не сказав, барон бросил наземь пару крупных серебряных монет, и, пока жадный стражник, позабыв обо всем на свете, принялся шарить руками по шершавой деревянной поверхности моста, барон уже скрылся.
Достигнуть цели по улицам города не составило труда, и вскоре он оказался перед домом Левина. Несмотря на то, что Вэйзи конфисковал все ценности Хаима, дом вновь был обжит - судя по всему Мордерер тут иногда бывал. Кроме того, Греймор ни секунды не сомневался, что на наследство старика Левина, даже такое скудное, наверняка бы нашлась толпа дальней родни.
Всем этим размышлениям барон предавался, стоя на другой стороне улицы от дома Хаима, в тени здания. Наконец, он вышел на пустынную туманную улицу и подошел к двери дома. Барон дернул за ручку, очень мягко и аккуратно - дверь не поддалась. Окна первого этажа были закрыты ставнями-щитами на засовах.
Тогда Греймор протиснулся между домами, грозя ободрать себе все, что можно, сквозь узкую щель приблизительно в полметра шириной, и попал на задний двор дома. Позади дом был окружен высокой каменной стеной. Внезапно барон чуть дрогнул - среди завалов хлама на заднем дворе красовалась будка, внутрь которой вела цепь. Греймор осторожно, на цыпочках подошел к стене дома и, наступив ногой на подоконник, чуть привстал, дотянулся руками до балки, и, подтянувшись на ней, достиг второго этажа. Трость пришлось зажать в зубах. Уцепившись руками за край крыши, он приблизился к окну и, просунув нож между ставней, приподнял щеколду. Затем он тихонько открыл ее и медленно просунул одну ногу в помещение. Затем другую. И вот он уже полностью был в доме. В темной комнате практически ничего не было видно, однако, тихое дыхание подсказало барону, что в помещении кто-то находится. Он внимательно осмотрел комнатку - она была невелика и явно предназначалась для прислуги: из мебели были только шкаф и кровать. На стене висело небольшое простое деревянное распятие. Греймор прислонил к стене трость и сделал шаг внутрь комнаты. Барон наконец выпрямился и подошел ко кровати. Взяв с небольшого ночного столика, больше напоминавшего табурет, светильник, он пару раз чиркнул огнивом. Комната озарилась тусклым светом. На кровати лежала девушка с длинными вьющимися рыжими волосами, внешне англичанка, в теле, однако не полная, с правильными чертами лица. Прислугу в ней выдавала лишь некоторая неопрятность. "Что бы тут ей делать? Внешне - так не иначе дочка купца!" - подумал барон. Внезапно девушка зашевелилась - видимо ее разбудил свет. Барон мигом склонился над ней и зажал рот рукой. В ту же секунду девушка раскрыла глаза и принялась кричать, выходило правда лишь невнятное мычание. - Тссс! Тихо, заткнись, а то мигом тебя приговорю! - прошипел барон и для пущей аргументации вынул из-под плаща свой здоровенный кинжал, приставив кончик к горлу девчонки. Кажется, мера подействовала, и та, продолжая пялиться на него широко раскрытыми голубыми глазами, послушно закивала. Барон аккуратно убрал руку от ее рта и та тут же разразилась потоком слов, правда шепотом: - Милостивый сэр, вы пришли нас грабить? Умоляю вас, сэр, у меня ничего нет, я всего лишь прислуживаю в этом доме, сэр. Я бедная экономка, прошу вас, сэр! Сжальтесь, не убивайте меня! Умоляю вас сэр! - она сползла с кровати и кинулась ему в ноги. - Уймись! - ответил барон. - Меня интересует твой хозяин. Греймор стянул с лица темный шарф, которым до сих пор была укрыта его физиономия. - Мордерер его зовут. Биньямин Мордерер. На лице девушки отразилось неподдельное удивление: - Я не понимаю о ком вы говорите, сэр... - Ты что решила дурочкой прикинуться? - рязъяренно проговорил Греймор и рывком поднял ее за горло. - Твой хозяин Биньямин Мордерер, поганый еврей, тут обитает! Племянничек покойного Хаима! Кажется, что девчонка начала задыхаться и принялась отчаянно бить барона по руке, но это не оказывало никакого эффекта, пока он наконец сам не отпустил ее. Чуть откашлявшись, она прошептала. - Должно быть, я понимаю о ком вы, сэр...Но он тут больше не живет. Он не появлялся с пару недель и теперь тут обосновался господин Соломонович, внучатый племянник Хаима, кузен Мордерера.
В этот миг снизу раздался молодой голос. - Бетси! Бетси! Что у тебя там происходит! Что за шум? - Хозяин проснулся! - прошептала Бетси и уставилась на Греймора. - Дьявол! - выругался тот и направился к окну, но не успел он высунуться, как увидел, что внизу, на заднем дворе тот, кого звали Соломоновичем - молодой еврей, лет тридцати, снимает с цепи массивного черного куцего пса испанской породы. Сняв пса с цепи, он тут же направился в дом. Барон повернулся к Бетси, чтобы что-то спросить, но та явно не намерена была разговаривать - она судорожно ковырялась ключом в замке. Барон молча бросился к ней, и она принялась колотить в двери кулачками: - Господин в доме воры! В доме воры! - Уймись, дрянь! - рявкнул барон, отшвырнув ее от дверей в угол комнаты. На дворе гулко залаял пес, а на лестнице за дверью раздались шаги и в следующую секунду она распахнулась. На пороге, сжимая арбалет, стоял Соломонович. На секунду повисла пауза. Барон и еврей смотрели друг на друга в упор. Греймор бросил короткий взгляд на опущенный в пол арбалет, а затем Соломонович вскинул его вверх и выстрелил. Барон успел отклонить голову и стрела вонзилась в стену. Мгновение - и он бросился на еврея с ножом. Тот перехватил его руки и они встали, сцепившись, в дверях. Сзади подоспела Бетси, попытавшись оттащить барона, но тот резко выкинул назад локоть и, судя по сдавленному писку экономки, угодил ей в живот. Воспользовавшись его замешательством, Соломонович припер барона к дверному косяку, но оступился. Греймору хватило этой доли секунды, чтобы полоснуть еврея ножом по лицу. Тот взвыл, схватившись за рану одной рукой, но тут же сталь вонзилась ему в ребра слева. Затем барон пихнул его, и он скатился вниз по лестнице. Барон спешно вернулся в комнату - судя по звуку лая пса, он проник в дом. Надо было уходить. Барон сунул нож за пояс и взял в руку трость. В другую руку он взял светильник и принялся поджигать занавески и кровать экономки. - Что вы делаете, немедленно перестаньте! - снова вцепилась ему в руку девушка. - Ты все не угомонишься, сука? - Греймор наотмашь ударил ее тростью по голове и девчонка отлетела прочь, упав на середину комнаты. Возле ее лица начало расползаться темное пятно. - Чертова дура! - рявкнул барон и швырнул светильник на лестницу. Расплескавшееся масло мгновенно вспыхнуло и вскоре перекинулось на тело Соломоновича. Отмахиваясь от дыма, барон подошел к окну и вылез наружу. Утруждать себя долгим спуском он не стал, и попросту спрыгнул со второго этажа. Отряхнувшись он было поднялся на ноги, как вдруг на него с лаем сзади навалилась туша пса. Привычным движением Барон перебросил ее через себя и в тот же миг оказался лицом к лицу с псом. Тот яростно рычал и, прижав уши к голове, пытался броситься на барона. Он кинулся раз, но Греймор тут же огрел его дубиной по морде. Второй раз псина оказалась осмотрительнее, и вцепилась в палку зубами. - Ах ты мешок с блохами! Отпусти! Отпусти кому сказано! - барон отвесил псу удар ногой по ребрам, но тот оказывался отцепиться от палки. Тогда свободной рукой Греймор достал нож и ударил им пса под нижнюю челюсть. Тот взвизгнул и отскочил прочь, тряся башкой. Барон бросил взгляд на здание - верхний этаж уже был полностью объят пламенем, и, судя по шуму по ту сторону дома - начали собираться зеваки. Греймор подошел к стене, отгораживающей задний двор дома от какого-то переулка и, подтянувшись, перелез через нее - надо было скорее возвращаться к Метценгершейну.
--->Дом Метценгерштейна.
However, the Duke will die before these eyes and he'll know, he'll know, that it is I, Baron Vladimir Harkonnen, who encompasses his doom!
