Бета: Abarai_Takana

Персонажи: знакомые все лица. По крайней мере, автор и бета надеются, что всех можно узнать.

Рейтинг: PG-13

Жанр: drama/romance

Дискламер: персонажи принадлежат BBC, трактовка - наша.

Саммари: время действия - наши дни. Герои РГ живут в России, в Санкт-Петербурге.

Предупреждение: все события, описанные ниже, являются вымышленными, совпадения с реальными фактами - случайными.

Комментарии: «Смольный» - так в обиходе называют здание, которое занимает правительство Санкт-Петербурга. Кронштадт - небольшой военно-морской город, административно подчиненный Петербургу.

Контрольно-счетная палата Санкт-Петербурга - это аналог Счетной палаты РФ. Это ведомство независимо от правительства города и может, если его руководитель захочет, доставить губернатору о-очень много неприятностей.

Санкт-Ноттингем

Глава I.

В одном из переулков исторического центра Петербурга притаилось здание постройки XIX века. Фасад изрядно обветшал, но городское правительство с завидной регулярностью обходило этот адрес, когда принимались решения о выделении средств на реконструкцию. Первый подъезд украшала массивная дверь с черно-золотой табличкой «Контрольно-счетная палата».

По каменным, кое-где выщербленным ступеням спускались пятеро. Взъерошенный молодой человек в распахнутой куртке и при галстуке, сбитом на сторону, - глава Контрольно-счетной палаты Роман Гудов. За ним нес его портфель помощник Антон Мачин, славный, но недалекий парень, заслуживший прозвище «верный адъютант». Рядом шел заместитель по безопасности Иван Иваныч по фамилии Маленький, напоминавший на самом деле Илью Муромца: косая сажень в плечах и под два метра ростом. И два аудитора - деловитая темноволосая, крепко сбитая Софья Мухамеджакова и тонкий, застенчивый Илья Краснов.

Пронизывающий ледяной ветер бросал в лица прохожим снежную крупу. Опустив головы, уткнувшись подбородками в шарфы, они вышли на набережную Фонтанки. Роман на ходу стащил зубами перчатку, достал пачку сигарет. Уронил сигарету, чертыхнулся, вынул следующую.

- Ром, ты же бросил курить месяц назад, - решилась заметить Софья. - Почему ты вернулся из Смольного таким взвинченным?

- Аланова видел, - Гудов щелкнул зажигалкой. - Как он распинался на совещании! Он же теперь у нас «человек главы аппарата губернатора»! Выдал все ловушки, что мы подготовили. Мне даже крыть было нечем.

- Особа, приближенная к императору, - хмыкнул Илья.

- Да уж, - Роман бросил сигарету и дернул «молнию» на куртке до верха.

Роману Гудову, выпускнику юрфака, работавшему не так давно за границей под руководством нынешнего президента, прочили блестящую карьеру. Но идеалист Роман отказался переезжать вместе с новоизбранным президентом в Москву. Ему был поручен пост главы Контрольно-счетной палаты Санкт-Петербурга, которая отслеживает финансовую прозрачность деятельности городского правительства, вот этим он и хотел заниматься. Так как знал, что губернатор Везин поддерживает не президента, а жадного до власти премьера, который спит и видит себя проходящим церемонию инаугурации.

Большее количество отчетов и обращений главы КСП попадали под сукно в кабинетах городского правительства, прокуратуры и федеральных ведомств. Но кое-что все-таки удавалось отстоять. К мнению КСП начали прислушиваться.

Чиновники делали ставки, как скоро Гудов вылетит со своего поста или в отношении него будет возбуждено какое-нибудь дело. Но Ромку прикрывало то, что он оставался «человеком президента». Роман не унывал. Он подобрал себе хорошую команду.

Илья еще недавно работал в районной прокуратуре. Коллеги поначалу отнеслись к интеллигентному юноше презрительно, спихивая на него самые тухлые дела. Однако Илья с неожиданным для сослуживцев упорством раскрыл пару "глухарей". А затем встал поперек горла начальству, которое очень хотело замять одно неприятное уголовное дело, а Илья делать это наотрез отказывался. Краснов рисковал попасть под служебную проверку с последующим увольнением или еще чем похуже - но Гудов, с которым Илья встречался по работе, вытащил парня и добился его перевода в КСП.

Иван Иваныч был руководителем первого отдела на оборонном заводе. Когда объем гособоронзаказа упал, а крупный экспортный контракт ушел к заводу-конкуренту, Иваныч стал искать другую работу - и случай свел его с Гудовым.

Софья, в прошлом - бухгалтер крупной фирмы, в свое время отсидела четыре месяца в тюрьме. Ее дело вел Илья. Краснову очень не хотелось ее сажать, потому что таких случаев, когда гендиректор заставлял подписать бухгалтера выгодные ему, директору, документы, а сам оставался в стороне, было много, и все эти дела были шиты белыми нитками. В итоге Илье все-таки удалось, когда она уже была осуждена, довести расследование до конца и добиться освобождения Софьи - "за отсутствием состава преступления". Как Гудов пробивал трудоустройство на госслужбу бывшей осужденной, пусть даже и оправданной - отдельная история. Но он своего добился.

Ветер неожиданно стих. Снег начал мягко валить, опускаясь на гранитную набережную и воду в Фонтанке цвета графита.

- Есть пять минут? Давайте постоим.

Вдоль берегов вода в реке была покрыта тонкой корочкой льда, но в центре она текла свободно, темная и холодная, а освещенные окна домов отражались в ней, точно факелы. На другой стороне Фонтанки чернели силуэты деревьев Летнего сада. Справа - Нева, которая тоже еще не успела застыть, слева, в мягкой подсветке, - изящный силуэт дворца Павла I.

- Это не город Везина, - Роман вслух продолжил то, о чем думал. - Меня больше всего удивляет, как Везин и люди, которых он поставил, так легко распоряжаются всем, что здесь есть. Можно сносить памятники архитектуры, можно закрывать стратегические предприятия, где работают тысячи человек, и отдавать территории заводов под коммерческую застройку - все можно! Говорить о развитии малого бизнеса и при этом нещадно взвинчивать арендную плату, пока мелкие владельцы магазинчиков и кафе не разорятся. А реакцию горожан он воспринимает, будто досадный сбой в программе, - считает, что стоит перезагрузить компьютер, и программа будет работать в заданном режиме. И при этом произносит красивые слова о наполнении городского бюджета. Такими темпами наполнять вскоре будет нечем. Да еще требует федеральных вливаний!

- Надеюсь, в администрации президента тебя услышат, - заметила Софья. - Перед тем, как будет принят федеральный бюджет на следующий год, они должны заинтересоваться нашими соображениями, как будут расходоваться средства, которые запросил якобы для города Везин.

- Да, если президенту еще есть дело до того, что здесь происходит, - неосторожно пробормотал Иван Иваныч.

Роман повернулся так резко, что едва не выбил из рук Антона свой портфель.

- Я уверен, что есть! Просто сейчас для него на первом плане - переговоры с Большой Семеркой. Саммит - это серьезно! А с нашими внутренними делами в первую очередь должны разобраться мы сами.

Его коллеги мудро промолчали. Роман трезво смотрел на жизнь во всем, кроме одного: он оставался очень предан главе государства. Но, с другой стороны, если вообще ни на кого не надеяться, можно разувериться даже в самых простых вещах.

Они прошли вдоль Марсова поля: сквозь завесу снежинок проглядывала искорка вечного огня. У храма Спаса-на-Крови, несмотря на вечер, стояла пара самых упрямых продавцов с матрешками для туристов. С мостика рядом с храмом доносились печальные звуки скрипки.

Наконец они дошли до метро.

- Так, - Роман раздавал указания напоследок, - Софья, на два дня ты - исполняющая обязанности. От вызовов Везина уклоняйся. Будет звонить на мобильный - говори, что ты на выезде, в прокуратуре, в суде и явиться пред светлые очи губернатора, увы, не можешь. Если посетит Аланов - разрешаю сказать от моего имени все, что думаете, но не калечить. Без нужды, во всяком случае. Да, и еще, - его голос потеплел, - может звонить Марианна. У нее весь день телефон выключен, батарейка села, что ли... И на работе ее нет. Скажите ей, что я уехал, пусть мысленно пожелает удачи. Тот документ, что ей удалось достать, очень поможет, уверен.

Подчиненные нестройно пообещали, что все будет в порядке, и Роман исчез в подземном переходе.

***

- Ребята, будем держать кулаки, - озабоченно сказала Софья, едва команда заняла места в кафе. Они заказали кофе - уже неизвестно какую по счету чашку за день для каждого.

- Да, - Илья деликатно высыпал из пакетика сахар, размешал ложечкой, - если у Ромки не получится, мы пропали.

- Не каркай, - Иван Иваныч шумно отхлебнул и скривился. Он не любил кофе - не спасали даже вбуханные четыре куска сахара, - но пил вместе со всеми, по привычке.

- Почему это не получится? - возмутился Мачин, отставляя блюдце и едва не смахивая на пол стакан с гляссе.

- Потому что Везин поймет, что в администрации президента, - а ее он пока боится, - с нами не считаются, - объяснила Мухамеджакова. - И дальше будет дана команда «фас». Везин и так перекрыл нам кислород, где только можно.

- Наверное, многие нас воспринимают как сумасшедших, - вздохнул Илья.

- Верно, - подтвердила Софья. - И мы действительно напоминали сумасшедших, когда нам удалось добиться, чтобы Минкультуры запретило строительство небоскреба - ты помнишь?

Все улыбаются - да, это была настоящая победа. Антон поднял кружку.

- За Романа Михайловича. И за то, чтобы завтра мы тоже были как психи. Ну, вы понимаете, что я сказать-то хочу?

Глава II.

Под сильным декабрьском снегопадом Исаакиевская площадь напоминала декорацию к балету «Щелкунчик». Огромные белые хлопья опускались на мощеную мостовую, здания были празднично подсвечены.

Мать дважды водила его и сестру 31 декабря в театр на «Щелкунчика». Он с детства не любил эту сказку за ее приторный конец. А вот сестра любила и даже, кажется, воображала себя Мари Штальбаум.

Глава аппарата губернатора Геннадий Гаев бросил взгляд на часы и направился к машине.

И словно бы мысленно споткнулся. В размытой тени фонарей, у главной лестницы Законодательного собрания стояла, задрав голову и глядя куда-то вверх, дочь председателя ЗакСа и едва ли не самая молодая чиновница Смольного Марианна Войнович.

Ее отец - бывший губернатор - проиграл выборы своему заместителю Везину и стал карманным руководителем ЗакСа.

Марианна работала в комитете по градостроительству, и по вопросам сохранения памятников архитектуры у нее постоянно происходили столкновения с Гаевым. Он не понимал ее порывов «действовать на благо города», но видел, что она не знает ни удержу, ни оглядки, и ее азарт передается другим. Она воспринимала многое по-другому, чем он, - отношения между людьми, самое себя, каждый новый день. Это нередко его раздражало, но и притягивало.

Одно время он пытался за ней ухаживать. Это не было ни беспочвенной романтикой, ни сентиментальностью, - просто желанием вложить недостающий кусочек мозаики в собственную жизнь. Пока в какой-то момент он не осознал, что всерьез нуждается в ней.

Однако она упорно делала вид, что ничего не замечает. В итоге их отношения перешли в стадию «холодной войны».

Но сейчас Войнович казалось совсем погасшей. И он все-таки спросил:

- Что случилось?

Она попыталась уйти, но он поймал ее за рукав пальто.

- Так что?

Она шмыгнула носом, отвернувшись и яростно стирая слезы, а заодно и снежинки, таявшие на щеках.

- У отца сердечный приступ. Вызывали «скорую».

Злая мысль «какого черта ему не доложили», очевидно, настолько явно проступила у него на лице, что Марианна то ли всхлипнула, то ли фыркнула.

- Подожди, - он плохо понимал, зачем он это делает, но почему-то предложил: отвезти тебя в больницу?

- Я была там, - уже ровным и спокойным голосом. - Отец сейчас спит. Я заехала сюда за документами, которые он просил взять. Еду домой.

В свете фонаря ее лицо казалось призрачным и каким-то потусторонним. Марианна смотрела устало, но не на него, а по-прежнему в сторону.

- Пойдем, - он кивнул в сторону машины. - Давай я подброшу тебя домой.

Видимо, Марианна слишком обессилела, чтобы возражать, потому что дала усадить себя на заднее сидение. Вытащила мобильный телефон, проверила, что он не пытается подсмотреть в экран, включила и набрала чей-то номер.

«Аппарат абонента выключен...» - равнодушно отозвалась трубка.

Ах, да, Ромка сейчас в самолете, летит в Москву.

Отец вне опасности, сказали ей в больнице. Конечно, надо будет провести обследования, но прогноз благоприятный.

А она все видела его лицо, которое во время заседания начало стремительно бледнеть, пока не стало напоминать тонкую папиросную бумагу.

«Машенька, как бы чего не вышло», - это был любимый лозунг ее отца. Из-за этого и провалилась его политическая карьера.

А она никогда ничего не боялась. Когда ей было три года, отец однажды качал ее на качелях. Ей вдруг стало очень интересно, успеет ли она спрыгнуть так, чтобы сидение не ударило ее в спину.

И прыгнула, конечно. И приземлилась удачно, и тогда ей было непонятно, почему папа так перепугался.

В последнее время ее жизнь напоминала Марианне те самые качели. Она постоянно раскачивалась между правдой и ложью, между своими убеждениями и компромиссом. И порой очень хотелось спрыгнуть, и будь что будет. Но из-за отца было нельзя.

Марианна прижалась щекой к кожаному подголовнику сиденья, закрыла глаза.

А за стеклом автомобиля все падал и падал мокрый снег, безостановочно валился в эту гнилую зиму, мягкий и тихий, заглушающий и засыпающий все живое.

Наконец машина остановилась перед кованой решеткой ворот.

- Спасибо, - бросила она, приоткрывая дверь.

Он облизнул губы, словно не решаясь что-то сказать.

- Может быть, ты нальешь мне чашку чаю?

- Я устала, - она нажала на последнее слово. - И у меня был очень тяжелый день.

- У меня тоже, - усмехнулся он. - Пожалуйста, не думай, что я пытаюсь воспользоваться ситуацией. Я просто хочу чаю. Потом я уеду.

Он проследовал за ней по тропинке, с невольным восхищением оглядывая особняк. Ему загородный коттедж пока был не по зарплате. Марианна поймала его взгляд, и ее губы дрогнули в слегка презрительной улыбке.

Она никогда не жила с ощущением, что уязвима, думал Гаев. А он жил. Еще в юности он понимал, что каждая заработанная копейка - это возможность спокойно засыпать, зная, что ни он, ни сестра никому ничего не должны. Вот поэтому он в какой-то момент наплевал на все моральные установки. Если бы он выбыл из игры, рассчитывать было бы не на кого.

Жизнь, которую он выбрал, к тому же принесла сладкое ощущение, что перед ним стоят навытяжку люди, которые прежде его игнорировали. Те, кто когда-то в лучшем случае буркал в телефонную трубку «посмотрим», теперь угодливо заискивали «да, Геннадий Ростиславович, как скажете».

- Ты умеешь заваривать чай? - холодно спросила она.

Интересно, а человеком ты быть умеешь?

И тут запел мобильный Гаева. Губернатор орал так сильно, что было слышно даже ей, и Марианна сочла необходимым выйти на крыльцо.

Она успела уловить недовольство главы города тем, что Роман Гудов уехал в Москву. И завтра будет в администрации президента, и Гаев должен понимать, чем это грозит. Но он опять все прошляпил и подвел, что совсем неудивительно. Так что, если Геннадий все-таки рассчитывает заслужить пост вице-губернатора, пусть изволит явиться завтра в восемь утра - с готовыми ответами на возможные звонки из Москвы.

***

Гаев вынес кружки с чаем на крыльцо. Он выглядел так, словно едва сдерживал внутренний протест и вместе с тем чувствовал себя изрядно разбитым.

- Извини, я похозяйничал и плеснул в чай «Вана Таллинна», - предупредил он. - Ты так пьешь?

- Ага, - пробормотала она, отхлебывая и держа кружку обеими руками - греясь. Желания допытываться, чем он расстроен, не было, они оба прекрасно понимали ситуацию, - правда, с разных сторон. Марианна сотрудничала с Гудовым - и несколько проектов, которые она и Роман считали для города вредными или опасными, им вместе удалось завернуть.

Впереди, за садом простирался заснеженный пляж - и ледяной залив.

Снежная королева просила мальчика Кая сложить из льдинок слово «вечность». Интересно, какое слово пытается составить ее непрошеный гость, чтобы получить «весь мир и пару коньков в придачу»? «Власть»?

А какое слово получилось бы у нее самой?

И всякий раз мы забываем, что лед, как и зеркала, имеет свойство нас обманывать.

Кстати, сказочник тоже ошибся: тролль смастерил не одно магическое зеркало. На самом деле изготовление кривых зеркал было поставлено на поток, их осколки давно и прочно вошли в моду.

Гаев тем временем допил чай и поставил кружку на перила.

Фонарики в саду - и «Вана Таллинн» в чае - делали мир уютным. Как будто все на своих местах.

Впереди, далеко-далеко, на линии горизонта горели огоньки Кронштадта. Как обещание неизвестно чего. Как то, за что в этой черноте можно зацепиться.

От нескольких минут молчания - уже не враждебного и не напряженного - ему стало спокойнее.

Может быть, он еще вернется в этот дом - когда вместо снега вокруг будет что-нибудь цвести.

- Надеюсь, с твоим отцом все обойдется. Я позвоню завтра в больницу, узнаю, как он.

Она серьезно кивнула. Он всмотрелся в ее лицо - и вдруг улыбнулся. Не криво усмехнулся, как обычно, а именно улыбнулся, как-то легко. Как будто у него внутри что-то оттаяло.

- Не бойся. Мы справимся.

Добавлено (03.11.10, 18:57)
---------------------------------------------
Глава III

31 декабря

Канун новогоднего праздника - едва ли не единственный в году спокойный рабочий день для чиновников. С утра Гаев зашел к пожилому вице-губернатору по экономике и финансам, в ведении которого находилась промышленность.
- Геннадий Ростиславович, у меня посетители, познакомьтесь, - вице-губернатор знал, что Гаев должен его сменить, и, не желая навлекать на себя недовольство главы города, заранее делился с ним текущими делами.
Посетители оказались руководителями станкостроительного завода. В советское время завод был крупным, но в 90-е годы лег на бок. Тем не менее, у акционеров были хорошие связи, и предприятие кое-как жило и сейчас. И вполне могло бы вновь развернуться, однако оно занимало территорию по соседству с историческим центром, и участком земли заинтересовался холдинг, дружественный городской администрации. Дальше в действие вступила известная и многократно отработанная схема: иск одного из кредиторов, требование через суд процедуры банкротства, отключение электроэнергии за долги.
Все это Гаеву было уже известно, но он слушал молодого, немного нервного гендиректора завода подчеркнуто внимательно. От просителей не ускользнуло выражение легкой иронии, промелькнувшее на лице главы аппарата.
- Мы надеялись, что нам дадут время, чтобы расплатиться, - горячился гендиректор.
- Надеялись? – тихо и вежливо переспросил Гаев. После чего объяснил, что завод – частное, а не государственное предприятие, так что прямого отношения к нему город не имеет. Кредиторы могут требовать свое, и у властей нет права вмешиваться, это было бы незаконно. Так что – либо уважаемые акционеры гасят долги … нет свободных средств? Печально. Но ведь, насколько ему известно, некий банк предлагает заводу кредит.
- Вы же понимаете, что отдать кредит мы не сможем!
Этого Геннадий вслух произносить не стал, но, конечно, прекрасно понимал. Равно как и то, что кредит завод все-таки возьмет и после этого уже никуда не денется. Предприятие будет обанкрочено и достанется будущим владельцам за копейки. Счет пошел буквально на недели, даже не на месяцы.
Слово «произвол» уже было готово сорваться с уст разгневанного гендиректора, но он понял, что именно этого сидящий напротив чиновник с равнодушно-холодными глазами и ждет. Так что предпринимателям оставалось лишь откланяться и унести с собой уверенность, что их утопят, хладнокровно и спокойно.

***

Стол, за котором сидел губернатор, был сделан в конце XVIII века. Где Везин раскопал такой антиквариат, Гаев не интересовался, но признавал, что стол выглядел внушительно. Над столом – портреты президента и премьера. Напротив – хорошая копия картины «Утро стрелецкой казни», чуть ниже – полотна «Иван Грозный и сын его Иван». Везин говорил, что в «этой гамме красок есть что-то умиротворяющее».
Сам губернатор стоял сейчас у окна и не обернулся.
- Хорошие новости, Гаев?
- Разговаривал со станкостроителями, которых вы велели «попросить». Вопрос скоро будет решен.
- Ах, будет решен, - прошипел градоначальник. – Может быть, ты так и доложишь в администрацию президента? Мне позвонили сегодня оттуда. Наш приятель Гудов нашел там себе сторонников, и мне дано поручение - пока устное – содействовать всем проверкам КСП. А после праздников поступит соответствующее письменное распоряжение. И это все потому, что ты до сих пор не соизволил выполнить мое поручение и нейтрализовать Гудова. Мне все равно, как ты это сделаешь, но ты должен это сделать. Потому что если ты не в состоянии выполнить простейшее задание, значит, ты не соответствуешь свой должности. А я, как ты знаешь, не терплю некомпетентности. Свободен!

***

У своей машины Гаев обернулся и бросил взгляд на Смольный. Губернатор не в первый раз устраивал ему выволочку, заслуженно или просто потому, что Геннадий случайно оказался под рукой, а главе города надо было на ком-то сорвать свое плохое настроение. Гаеву всякий раз это было неприятно, но сегодня ударило по его самолюбию особенно болезненно. Что ж, господин губернатор, мы еще посмотрим, чем все закончится. Главное – не торопиться, это он понял на примере отца.

В 1975 году Ростислав Гаев стал секретарем Ленинградского горкома КПСС. Его жена Галина – режиссер «Ленфильма» - снимала проверенное партией кино. Двое детей. Машина к подъезду. В общем, жизнь удалась.
Пока не грянул 1978 год. Тогда у кого-то из вышестоящих родилась идея провести в Ленинграде на Дворцовой площади рок-концерт советских и американских музыкантов. Этакая популистская акция, которая должна была показать, что в СССР культура свободна.
Ростислав на уровне горкома эту идею активно поддержал. Он санкционировал подготовку публикаций о будущем концерте ленинградским отделением ТАСС и основной городской газетой – «Ленинградской правдой».
Гаев активно готовил этот проект. "Ленфильм" должен был сделать документальное кино о концерте. Но за две недели до назначенной даты в Москве идею все-таки завернули. Гаев пытался возражать, но в Ленинградском обкоме КПСС ему указали на ошибочность его мнения.
Начальник ленинградского отделения ТАСС обратился к Ростиславу Гаеву с предложением информировать общественность, что концерт не состоится. Но Гаев-старший, недооценив ситуацию, отмахнулся, дескать, кто придет на концерт, с теми милиция разберется. Тогда начальник ТАСС оформил в Ленинградский обком служебную записку, на которой Ростислав легкомысленно поставил свою резолюцию.
В назначенный день на Дворцовую площадь пришло несколько тысяч человек.
После того, как западные журналисты сфотографировали людей, которых фургонами забирала и увозила милиция, встал вопрос, кто виноват. Сперва из партии предлагали исключить начальника ленинградского отделения ТАСС – на агентство в советское время были возложены полномочия сообщать обо всем, что санкционировала или не санкционировала власть, - но тот вовремя сослался на злополучную служебную записку.
Ростислава исключили из партии, и работу он нашел только как слесарь на Ленинградском металлургическом заводе. Благо первое трудовое образование позволяло.
Он умер через год от инсульта.
Галину перевели на должность помощника режиссера – и то потому, что за нее очень хлопотали на «Ленфильме».

Этот Новый год Геннадий собирался встречать один. Его куда-то приглашали, но ему совершенно не хотелось видеть те же лица, что и весь год, и вести в новогоднюю ночь какие-то переговоры.
Он попросил не довозить его до дома: хотелось пройтись. У Петропавловской крепости стояла огромная елка. Дети катались с горки; крик, смех, - хорошо, когда весело.
Гаев свернул на Кронверкский проспект. Один из самых тихих проспектов города, заснеженный, сейчас он выглядел совсем уютно. Во дворе было довольно много народу: кто-то торопился докупить подарки, кто-то отъезжал в гости. В воздухе то и дело звучало «с наступающим!». Лица серьезнели только тогда, когда люди мысленно подсчитывали деньги в кошельках и на кредитках.

Он знал, что Везин нервничает не только из-за Гудова. В первую очередь того тревожило недовольство премьера. Причин было две: неудавшаяся кампания по объединению города с соседним регионом, Ленинградской областью. В Ленобласти были построены три порта, два из которых - нефтяные; и при этом в области работал строптивый губернатор, который не поддерживал премьера. Вторая причина - несостоявшийся передел собственности: перевалка грузов через порт Санкт-Петербурга и порты Эстонии координировалась группой лиц, среди которых был личный друг президента. Некоторое время назад премьер потребовал от Везина, чтобы все это перешло под контроль структур, близких второму лицу государства. Этого Везин добиться не смог. А премьер был человеком капризным, злопамятным и к тому же имел милую привычку менять фаворитов.

Вернувшись домой, Геннадий сделал несколько деловых звонков. В восемь часов вечера решил - все, хватит. Все-таки Новый год. Плеснул в бокал коньяк, поставил в плеер на кухне "Юнону и Авось", а в DVD-центр в комнате - диск с фильмом "Чародеи". Будем жить сегодня, как все люди.
Ему стало неожиданно очень уютно. Все вокруг такое спокойное, размеренное, предсказуемое.
У жизни смысла нет, это факт. Но смысл жить есть, и это тоже верно. В конце концов, интересно же, что будет дальше.

Добавлено (03.11.10, 18:58)
---------------------------------------------
Глава IV

Январь.

Роман ехал по старо-Невскому проспекту. Вернее, еле-еле тащился, потому как на узком отрезке от площади Александра Невского до площади Восстания пробка была всегда, кроме раннего утра и очень позднего вечера. Да еще снегопад. «Зима наступила в этом году очень неожиданно», - разводил руками на экстренном совещании в Смольном глава комитета по благоустройству, пытаясь объяснить, почему на улицы вышло так мало снегоуборочной техники. Это было бы смешно, если бы не повторялось из года в год.
Злясь на горе-чиновника, на снегопад и на себя, что не выбрал другой маршрут, Роман слишком поздно затормозил у очередного светофора. И въехал в бампер темно-красной "Aуди А5". Все, вот это приехал, так приехал.
Из пострадавшей машины вышла невысокая молодая женщина. В легкой темной шубке - в мехах Роман плохо разбирался, но, похоже, норка. Лицо «сердечком», точеный подбородок. Но что больше всего его привлекло, так это глаза. Светло-серые – неожиданно для темных волос, - но теплые.
Он невольно улыбнулся, но попытался прогнать улыбку. Ситуация-то невеселая.
- Что будем делать? Надо ДПС вызывать.
Она покачала головой.
- Может быть, так разойдемся?
- А обязательно расходиться? – неожиданно сам для себя спросил Роман.
- Необязательно, - она улыбнулась. – Если вы со мной доедете до автосервиса, а потом отвезете домой, на том и сочтемся.
- А деньги за ремонт?
- А у вас есть? - в интонации прозвучала легкая насмешка. Она оглядела его машину – Nissan Primera 2004 года. По статусу Гудову полагалась служебная BMW с водителем, но он отказался. Сразу же после того, как Роман возглавил КСП, он начал изучать условия проведения тендеров на обновление автопарка Смольного.
- Может быть, и найдутся. Хотя обычно я проверяю других на предмет расходования средств, а не трачу их сам.
- О-о! Вы готовы и меня, - она сделала легкую паузу, приподняв бровь, - проверить?
И протянула узкую теплую ладонь.
- Ирина, - пожатие было крепким.
Он поцеловал ее в автомастерской, среди старых покрышек и дисков, перепачканных машинным маслом. Все неожиданно оказалось очень легко и просто: ее смеющиеся глаза, ее отклик на его порыв, - словно между ними все было давным-давно решено.
Вечером он открывал бутылку розового вина в ее квартире. Обстановка ему понравилась, хоть и слегка удивила: мебель изящная, но предельно функциональная, ни безделушек, ни фотографий. Много ваз с цветами, а в спальне развешены платья: воздушно-белое, темно-синее, нежно-желтое, алое бархатное.
Ирина села на подоконник, поджав ноги и прислонившись к окну.
- Ты свободен завтра вечером? Хочешь сопровождать меня на премьеру фильма?
- Какого фильма?
- Моего. Я снимаюсь в кино, - пояснила она, заметив его недоумение. – Я актриса.
- Ах, вот зачем эта выставка платьев!
- Платья – моя слабость и мои союзники. Во время официальных мероприятий. Надеваешь платье, которое тебе идет, и сразу чувствуешь себя менее уязвимой.
Роман осторожно поднял ее на руки.
- Никогда не понимал этих ваших женских секретов.
- И слава Богу. Это просто маленькие трюки, с помощью которых делаешь жизнь сносной. Покупка платья может доставить столько же радости, сколько другим – большая политическая победа, а обходится гораздо дешевле.

***

Он пошел вместе с ней на премьеру, но чувствовал себя не в своей тарелке. Роман привык чувствовать себя публичной фигурой – а здесь, в этой киношной тусовке, его не узнавали. Может, оно и к лучшему: он до сих пор не придумал, что сказать Марианне и как быть ему самому.
Роман краем глаза глядел на экран – в фильм о декабристах – и на Ирину, думая о том, как любопытно видеть одну и ту же женщину в разных ипостасях. И уже более реальным ему казался образ, созданный ею на экране, - ведь про ее героиню к концу фильма зрителям было известно все, а та, кто была рядом с ним, по-прежнему оставалась незнакомкой. Роман даже пропустил в титрах ее фамилию.

До вчерашнего дня жизнь виделась ему простой и упорядоченной. Любимые сумасшедшие коллеги, бесконечные отупляющие часы, проведенные за чтением документов, схватки с Везиным, острая злость, когда что-то не удавалось, теплая водка, которую они пили как-то после выезда на строящуюся в Финском заливе дамбу, чтобы не свалиться всей КСП, и яркие триумфы, и бодрящие заметки в прессе.
Но иногда по вечерам этого казалось совершенно недостаточно. Хотелось вырваться из этой круговерти – или, по крайней мере, обрести чуточку теплоты. Приходить по вечерам не в пустую квартиру. Или это тоже был своего рода самообман? и то, как он жил сейчас, было для него единственно возможным вариантом? Его команда стала его семьей, его работа, пусть нервная, опасная и порой грязная, придавала жизни смысл и цель.
В последнее время КСП-шники нередко засиживались до глубокой ночи. Но, когда шел чемпионат мира по футболу, Иваныч вместе с Ильей взмолились о перерывах по вечерам. Они смотрели телевизор в комнате отдыха и вопили при этом так, что Софья морщилась и смеялась. А Роман потом сердился «кто поставил банку с солеными огурцами на отчет бюджетно-финансового комитета?»
Год назад он сделал Марианне предложение, и она его приняла, - но с отсрочкой. «Вот разберемся с этим делом…», «вот решим тот вопрос…» И так оно тянулось и тянулось, что он уже не был уверен, хочет ли она замуж за него или просто ценит в нем хорошего товарища.
Ирина выбила его из привычно-накатанной колеи, и он совсем не представлял, как будут сочетаться их отношения со всем, что было для него важно.

После окончания фильма в холле была устроена пресс-конференция. Роман заблаговременно отошел в сторону: не хватало еще попасть в светскую хронику или куда похуже. Он смотрел на то, как Ирина вместе с режиссером и другими исполнителями главных ролей отвечала на вопросы журналистов. Она явно наслаждалась той властью, в которой сейчас держала этот зал, вспышками фотокамер и вниманием к себе.

«Ирка, жизнь не добрая и не злая, ей просто на нас наплевать», - объяснял ей старший брат, когда ей было девятнадцать, и она провалила свои первые актерские пробы. То есть не то чтобы провалила – просто ее не утвердили на роль. «В жизни случаются несправедливости, и не стоит пытаться их объяснить. Надо просто двигаться дальше. И крепко держаться за то, что тебе досталось».

Наконец все закончилось, Ирина оказалась рядом с Романом.
Они вышли на Невский проспект. Золотистые, белые, синие огоньки подсветки зданий сливались в две светящиеся линии по обеим сторонам. Нарядные витрины, ряды фонарей, спешащие по своим делам прохожие, - все складывалось в ощущение мягкого, спокойного, счастливого вечера.
Полнолунье – и небо напомнило постановочную фотографию. Глубокое, синее, а посередине – белая луна в обрамлении светлой бахромы облаков.
В Ирине вдруг проявилось что-то шаловливое. Она откинула волосы, взглянула искоса, - и Роман взял ее лицо в ладони.
- Ты сейчас похожа на ведьму, - улыбнулся он. – На чертовски прекрасную и невероятно опасную ведьму.
- Может быть, - она ответила улыбкой, но более сдержанной и многозначительной.
Запел ее телефон.
- Привет, - тепло ответила она. – Где ты стоишь? Мы сейчас подойдем.
На площади Восстания позади елки высилась безликая, но уже настолько привычная горожанам стела, что городские власти не трогали. «Город-герой Ленинград» - белела надпись на гостинице «Октябрьская» напротив Московского вокзала, выкрашенного в песчаный цвет. То самое, что Роман видел всякий раз, возвращаясь из Москвы. Привычные точки координат, ощущение, что все на месте, что все будет хорошо.
Но на углу Невского и Лиговского проспектов припарковалась темно-синяя BMW. С очень знакомыми номерами.
- Ирка, прости! – у машины стоял глава аппарата губернатора. – Виноват, исправлюсь.
Гудов не знал, что его заклятый враг умеет так заразительно улыбаться.
- Признайся, ты просто не хотел смотреть историческую мелодраму, - засмеялась Ирина. - Ген, это мой друг Роман. Ромка, это мой брат.
- Мы знакомы, - Роман скрестил руки на груди.
И тут Гаев его увидел.
- Что ты делаешь рядом с моей сестрой? – тяжело спросил он. – Зачем ты к ней подбираешься?
- Подождите, - Ирина переводила взгляд с одного на другого. – Что здесь происходит?
- Он тебе объяснит, - Роман чувствовал себя оплеванным. – Можешь представить ему полный отчет и без меня!
Он не мог сам толком объяснить, почему его так взбесило родство Ирины с главой аппарата губернатора, но чувствовал себя так, словно его предали. К черту этого высокомерного Гаева. К черту Ирину, в его жизни замотанного госслужащего ей не место. К черту его самого, ему тоже здесь не место.

Семнадцать лет назад и далее

Мать умерла – грипп с осложнениями на сердце - когда Геннадию было восемнадцать, Ирине – двенадцать.
Ира несколько дней подряд взахлеб оплакивала то, что вот на стуле висит мамин халат, он пахнет мамой, но мама больше его никогда не наденет. Брат был растерян, хотя старался этого не показывать. Ему предлагали отдать сестру в интернат, но он отказался.
После смерти матери Ирина стала бояться темноты.
Ей было пятнадцать лет. Брата не было дома, а у нее начала подниматься температура. 37,5… 38… 38,5… После «39,5» она не рискнула вновь ставить себе градусник. А в квартире вдруг вырубилось электричество: зима, и домовые сети были перегружены. Она прошла на кухню, зажгла все горелки. Стало тепло и душно.
И, когда она сидела, поджав ноги, на стуле в кухне, в коридоре раздался какой-то звук.
Нет, ей показалось, твердила она тогда, но ее затрясло.
Конечно же, не показалось, сказал холодный голос внутри. Так оно всегда и бывает. Ты никого не видишь, но оно подкрадывается, а потом горелки сами собой гаснут, одна за одной, и ты остаешься одна в темноте. Но ненадолго, потому что скучно в последние несколько минут ей не будет, о, нет…
Когда Геннадий вернулся, она сидела на пороге квартиры, замотавшись в одеяло и открыв входную дверь нараспашку, потому что на лестничной площадке был свет. «Ты замерзла здесь совсем, наверное», - сказал он укоризненно, а потом потрогал ей лоб и ахнул. Втащил ее в комнату - от него несло дешевым вином и чьими-то духами – скормил ей пару таблеток, сварил себе кофе, - а потом сидел рядом, менял ей уксусные компрессы и объяснял, что, если не станет лучше, он позвонит маминой подруге-врачу, чтобы та приехала и сделала Ире укол. Нет, никакую «скорую» он вызывать не будет и ни в какую больницу он Иру, как маму, не отдаст.
Из докучливой младшей сестры, которой Ирина была для Геннадия когда-то, она стала для него человеком, на которого он боялся дышать. Все, что она хочет. ГИТИС? Он поднял все старые родительские связи, чтобы Ирина поступила наверняка. Москва? Он оплачивал все ее расходы.

После злополучной встречи на Восстания Геннадий привез Ирину к себе домой. Явно намечался Серьезный Разговор – других ее брат не вел.
- Спонсор кинофестиваля просил меня передать большой привет моему мужу, - весело заметила Ирина, падая на диван и предотвращая начало Разговора.
- Это мне, что ли? - он доставал из шкафа ее домашние джинсы и футболку. У него в квартире было много вещей сестры.
- Именно, - это была одна из их любимых шуток. По причине одинаковой фамилии многие считали их супругами.
Она прислушалась: музыкальный центр играл подборку из «Сплина», «Пикника», «Чижа и Co» и «Наутилуса», которую по заказу Геннадия собрали на один диск.
– Я поставлю что-нибудь повеселее?
- Ставь что хочешь, - он ушел переодеваться в другую комнату.
- Почему некоторые мужчины так покупаются на лесть? – громко спросила Ирина, присаживаясь перед зеркалом и начиная расчесываться.
- То есть?
Если брат отвлекся на стороннюю тему, значит, штормит уже не так сильно. Перекипел, пока ехали. Уже хорошо. Ей не нужен был Серьезный Разговор – когда Геннадий назвал фамилию Романа, - а про Гудова Ирина уже была от брата наслышана, - она сделала свои выводы.
- Ты же нашего спонсора помнишь? Банк «Отечество», а его председатель совета директоров сегодня был на премьере. Ужасно самодовольный и самовлюбленный. Но дружить с ним полезно. Я подхожу к нему, устремляю томный взгляд и распинаюсь насчет того, что только благодаря таким, как он, меценатам, еще жив отечественный кинематограф. Он млеет, а я добиваю его финальным «Вам нужно было в свое время поступать на актерское отделение. Вам, наверное, все говорят, что Ричард Гир очень на вас похож?»
Геннадий, уже в домашней рубашке и джинсах, подпирал дверной косяк и слушал ее.
- Естественно, распушил хвост еще больше, сказал, что я чудесная, тонко чувствующая, и что он будет финансировать фестиваль «Северные звезды» только в том случае, если в него будет включен фильм с моим участием, - Ирина нежно улыбнулась. - Я молодец?
В итоге Серьезный Разговор состоялся в сильно сокращенном варианте. Геннадий взял с нее слово, что с Романом она больше общаться не будет. Слово Ирина дала – пусть ему будет спокойно! – но держать его не собиралась. У нее были свои соображения.

***

Роман знал, что у Гаева есть сестра-киноактриса. Но глубже не копал: в силу природной щепетильности он не лез в личную жизнь своих партнеров или противников, если в этом не было рабочей необходимости.
Однако на следующий день он сделал несколько звонков. И уставился в биографию главы аппарата губернатора, которую принес ему Антон. Мачин попытался что-то спросить, но Роман отмахнулся. Тот, кажется, обиделся, но Гудова обиды подчиненных сейчас мало занимали.
Итак, Ирина и Геннадий. До окончания школы Ирина жила вместе с братом. Окончила ГИТИС. Вернулась в Петербург и сразу же получила одну из центральных ролей в сериале «Без права замены». Роман вспомнил, что он смотрел пару серий – детективный, но не чернушный сюжет. Фильм сперва показали по петербургскому «Пятому каналу», а затем права перекупила телекомпания «НТВ».
По слухам, которые собрал Роман, участие сестры в сериале «Без права замены» Гаев обменял на приватизацию имущественного комплекса одного широко известного в советские годы документально-художественного кинообъединения. После 1998 года кинообъединение находилось на грани банкротства, но продолжало владеть обширной фильмотекой, а, главное, правом аренды на 49 лет комплекса зданий на Петроградской стороне. Имущественные дела были на тот момент в ведении Везина как вице-губернатора, у которого уже работал будущий глава аппарата. Неожиданно у кинообъединения появился новый акционер, который перевел все активы в новое ЗАО. Это ЗАО и снимало сериал «Без права замены», а сейчас его фирменный логотип был прекрасно известен всем, кто смотрел каналы «РТР» и «НТВ».
Роману довелось видеть «обломки крушения»: бывших сотрудников того самого кинообъединения. Пожилой режиссер жил в старой квартире в центре Петербурга, пыльной, доверху заваленной книгами и пахнувшей кошками. Разговаривая с Гудовым, он то и дело протирал очки и спрашивал, как же так получилось, что он видел фильмы, где явно использованы его материалы, но в титрах звучит название совсем другой компании. Роман заходил в бухгалтерию кинообъединения: среди картонных папок и коробок из-под пленки сидели потерянные тетки. Они беспомощно смотрели на него, словно он был чародеем и взмахом волшебной палочки мог все исправить. А он ничего не мог сделать – фирма, которая украла их продукцию, подписала с ними контракт, по которому все совершенно официально было передано от одного акционерного общества другому. «Почему вы подписали эти документы?» - допытывался он у дамы – генерального директора. «Я доверяла нашему акционеру, - твердила она. - Ведь он же наш собственник, я была уверена, что он хочет как лучше…»
Эта дама была матерью его однокурсницы. Узнав, что делу ее жизни ничем помочь нельзя, она начала пить. Однокурсница заработала нервный срыв, пытаясь вытащить мать. Он давно не звонил ей – не мог себя заставить, и не знал, как у них обстоят сейчас дела.
- Роман Михайлович, - к нему осторожно заглянула секретарь. – К вам Ирина Ростиславовна Гаева. Правда, вы не назначали ей встречу.
Он вскочил, роняя на пол папки с документами.
- Попросите ее зайти.
Ирина плотно прикрыла за собой дверь и подошла к его столу.
- Считай мой приход желанием пойти на мировую или, - она шагнула ближе, переплетая с ним пальцы, - или недвусмысленной попыткой понравиться тебе.
Он вытащил сигарету, но, подумав, отложил. Во-первых, Ирина не курила, во-вторых, у него и так уже скулы сводило от выкуренных за последний час сигарет.
Роман хотел задать ни к чему не обязывающий вопрос, но вырвалось другое:
- Ты любишь своего брата?
- Да, - просто ответила Ирина.
Роман замялся, понимая, как трудно ей будет услышать то, что он хотел сказать.
– Ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься. Я хотел бы быть вместе с тобой. Но, боюсь, я не могу.
- Почему?
- Поверь, мне бывает очень тяжело… - он пристально смотрел на нее, пытаясь донести, объяснить. - Но мне доверено дело, и мне нужно закончить то, что я начал.
- О чем ты?
- Это будет, - теперь слова из себя приходилось буквально выдавливать, но и не сказать этого, он был уверен, было нельзя, - это будет плохо выглядеть, если я стану встречаться с сестрой человека, под которого копаю. Когда мы с тобой только познакомились, я ведь ничего не знал. Я много думал об этом, и я так не могу. В любом случае выходит нечестно по отношению к тебе. Лучше нам расстаться сейчас. Я не хочу ставить тебя перед выбором – или я, или твой брат.
Ирина кивнула, не отрывая взгляда от его лица.
- Я понимаю. Но ты же можешь перестать копать?
- Не могу! - он стукнул по столу. - Даже если и хотел бы, ради тебя, - коллеги меня не поймут. Но вообще Гаев заслуживает того, чтобы слететь своего поста вместе с Везиным.
- Ты этого еще не доказал, - сухо возразила она.
- Я видел достаточно. И, даже если не докажу, все равно останусь при своем мнении.
Ее лицо стало жестким.
- Даже если ты свалишь Везина, что изменится? Ты уверен, что следующий губернатор будет воплощением всех мыслимых и немыслимых добродетелей?
- Если так думать, можно вообще ничего не делать. А не делать я не могу. Если я не выполню того, что мне поручено, я потеряю уважение к самому себе, - тихо, но твердо возразил Роман. – Такую цену я платить не готов.
Ирина закрыла за собой дверь тихо, но Роману почудилось, будто она хлопнула ею со всего размаху.

Среда – день заседания Законодательного собрания. В перерыве депутаты собрались в буфете, и, потягивая кофе или коньяк, закусывая бутербродами с обветренной красной рыбой, обсуждали дела текущие. Время острых схваток между ЗакСом и городским правительством прошло, парламент прочно был под Везиным. Поэтому народные избранники откровенно скучали в зале заседания, используя любую возможность, чтобы сбежать в кабинет – поработать, или в буфет – потрепаться.
- Ты не знаешь, как я проголосовал? – дернул Марианну один из депутатов, коллега ее отца по фракции.
- Знаю. «За».
- Что-о? Я велел помощнику проголосовать «против»! - и депутат взволнованно поскакал наверх по лестнице.
Официально, разумеется, парламентарии не имели права никому передавать свои карточки для голосования. Тем не менее, мало кто из депутатов отбывал весь день заседания, что называется, «от звонка до звонка», то есть в данном случае – от гимна до гимна. Карточки доверялись помощникам или товарищам по фракции. Поэтому иногда случалось, что доверенное лицо голосовало не так, как изначально планировал обладатель карточки. Результаты же «тайного» электронного голосования очень быстро становились известны всем, включая особо сметливых журналистов.
Когда Марианна вошла в зал, там рассматривались поправки к Градостроительному кодексу. В том числе речь шла о возможности перестройки здания биржи, в котором уже давно размещался военно-морской музей. Сам музей предполагалось выселить, а зданию - «вернуть историческую функцию». Или, читай проще, нашлись лоббисты, которым очень понравилось это место.
На трибуну взошел Гаев. Правильно, последнее слово – за администрацией губернатора.
- Губернатор возражает против перемещения военно-морского музея, - отчеканил Геннадий.
Марианне показалось, что хрустальная люстра у нее над головой сделала кульбит.
- Поскольку Санкт-Петербург является морской столицей России, не стоит преуменьшать значение…
Пустые официальные слова, бла-бла-бла, как говорит сам Везин. Что на самом деле произошло?
Марианна подсела к главе бюджетно-финансового комитета правительства Петербурга. К Даниилу Аланову, бывшему заместителю Романа Гудова в КСП.
- Дань, что случилось?
Тот пожал плечами.
- Я знаю только, что Гена заходил к Везину и обсуждал сегодня утром этот вопрос.
Что ж, Марианна поймала в коридоре самого виновника торжества.
- Объясни. Губернатор планировал одобрить проект с биржей.
- Я отговорил его. Ведь, - Геннадий отвел взгляд в сторону, на доску «СМИ о Законодательном собрании», - ведь для тебя это важно? Для Везина не принципиально на самом деле, биржа это или музей. Но ему сейчас интересно все, что может добавить ему очков в глазах администрации президента. Например - бережное отношение к истории города.
- Спасибо, - Марианна улыбнулась. Очень легко, ее лицо при этом почти не изменилось, только посветлело, озарилось изнутри.
- Ты знаешь меня не так хорошо, как думаешь.
- Если так… Можно я тебе кое-что покажу?
Он кивнул, слегка озадаченный.
- Пойдем. Ты где пальто оставил?

***

Они перешли Исаакиевскую площадь и начали подниматься на колоннаду Исаакиевского собора. В зимнее время колоннада закрыта для посещения, но для них сделали исключение.
Чуть стершиеся каменные ступени поднимались широкой винтовой лестницей. Гаев вспомнил, что одна известная московская академия не так давно требовала, чтобы собор передали ей в ведение. Представители академии доказывали, что якобы балки, поддерживающие купол, совсем рассохлись, и во всем виноват директор музея. Истина была куда проще: деньги из федерального бюджета, немалые средства, которые регулярно поступали на реставрацию.
- Не смотри по сторонам, - скомандовала Марианна. – Только вниз, под ноги. Это важно.
- Хорошо, - он уже был заворожен игрой, хотя не понимал, к чему все это.
- Закрой глаза, - потребовала она, едва он преодолел последнюю ступеньку. – Дай руку.
Он подчинился и почувствовал ее теплые пальцы, - видимо, Марианна только что сняла перчатку. Она осторожно заставила его сделать еще несколько шагов.
- Теперь смотри, - она отпустила его руку.
Он открыл глаза. Небо над ними опять приобрело цвет темного шифера, и только местами просвечивала блеклая голубизна. А под ними – позолота и бронза, крыши, серая лента речки Мойки и пастельные стены дворцов: высота смотровой площадки невелика.
- Смотри, - повторила Марианна, - видишь, какая ровная линия застройки? Как музыкальное произведение, где каждый инструмент ведет свою партию, и ни один не выбивается, не создает диссонанса. Скажи, разве здесь можно строить стеклянный «огурец», наподобие того, что возвел Норман Фостер в Лондоне?
Он не распознал подвоха и отрицательно покачал головой. Нет, сюда ничего такого вписывать нельзя, это очевидно.
- А небоскреб высотой в 400 метров? Везин поддерживал этот проект, ссылаясь на мифические налоги, которые пополнят бюджет Петербурга.
Он усмехнулся. Налоги пришли бы весьма нескоро, а за проект Петербургу пришлось бы сперва заплатить из городского бюджета. Тем не менее, да, Везин лоббировал этот проект по своим соображениям. Равно как и монополия, что этот проект предложила.
Неожиданно вышло солнце, положив плотные полосы света между зданиями и позолотив воду в Мойке. В зимние месяцы солнце в Петербурге очень редкое, но яркое.

***

После этого дня Марианна ругала себя за опрометчивость. И ждала, когда возобновятся назойливые ухаживания. Да, единожды Геннадий что-то там понял, - или, скорее, пошел у нее на поводу. Но это отнюдь не значит, что человек, привыкший получать все, что он хочет, еще хоть раз к ней прислушается.
Но он вел себя с ней, как раньше. Разве что менее настороженно. Вот только… главе комитета по градостроительству было настоятельно рекомендовано внести в правительство именно ту версию регламента охранных зон, которую разработала Войнович. Дважды Геннадий приглашал ее на обед, ничего особенного, но приглашения выпали на те дни, когда ей на работе пришлось тяжело, и она была рада возможности переключиться.
Слухи о приятельских отношениях с главой аппарата к тому же очень помогали ей на работе. Что касается карьеры, Марианна пробивалась сама – конечно, насколько это позволял статус дочери экс-губернатора и главы Законодательного собрания. Тем не менее, когда отец был главой города, она ни разу не просила лоббировать ее интересы. А его должность председателя ЗакСа справедливо воспринималась всеми как почетная отставка, особого веса Марианне она не добавляла. Так что в настоящее время Марианна была просто руководителем отдела, хотя благодаря отцу могла входить во многие кабинеты, куда была закрыта дорога ее коллегам.
Но новый глава комитета по управлению городским имуществом был ставленником Везина и не имел отношения к прежней администрации. Так что хода Марианне к нему не было. А поговорить требовалось. И она набрала Геннадия.
- Сделаем, - пообещал он. – Что тебе нужно?
- Список объектов, рекомендованных к приватизации, - она зажмурилась, потому что это была пока святая святых имущественного комитета. Марианну интересовало все, что касалось памятников архитектуры, но полная версия должна была уйти в КСП.
Геннадий помолчал.
- Хорошо, но не давай никому копий. Я сейчас сам позвоню и попрошу.
Марианна понимала, что она его подставляет. Потому что, когда КСП-шники найдут нарушения – а они найдут – губернатор будет искать, кто допустил утечку. Но им с Романом эти сведения нужны как воздух. И Геннадий, конечно, выкрутится, - однако ей все равно было как-то не по себе.
Перед самым Новым годом отец Марианны вышел из больницы, и в конце января вновь приступил к своим обязанностям. Геннадий заехал в Законодательное собрание поговорить с ним по всем накопившимся вопросам, а заодно справиться о самочувствии. Марианна была в тот день в ЗакСе, на заседании комиссии по городскому хозяйству и градостроительству.
"Я тебя люблю", - сказал он ей в перерыве заседания, пока они вдвоем стояли на лестничной площадке. Здесь шел ремонт: краска со стен была содрана, на полу лежала деревянная лестница. Марианна опустила взгляд на пыльную батарею.
Но, вопреки ее ожиданиям, эти слова не были ей неприятны. Хотя странно. Она, коллега и невеста главы КСП, который борется с городскими злоупотреблениями, выслушивает признание сторонника Везина, - и ее это не сердит.

«Машенька, ты все делишь на черное и белое, а так не бывает», - сказал ей отец незадолго до того, как попасть в больницу. Тогда она наговорила ему много обидных слов о том, что он сам виноват, что отдал город Везину. И, пока отец болел, Марианна измучилась сознанием вины перед ним. Хотя она по-прежнему была убеждена, что ей-то никогда не придется произносить пораженческих слов «а что я могла сделать?».
Но было и кое-что вне принципов. Симпатия и даже нежность к человеку, который перестал на нее давить и стал для нее что-то делать. Она чувствовала, что при всех его возможностях Геннадий уязвим перед ней – это можно и нужно было использовать, но нельзя было не оценить.

- Я могу надеяться, что у меня есть шанс? - спросил он.
Раз пошел такой разговор, ей тоже хотелось кое-что уточнить.
- Почему ты работаешь на Везина?
Геннадий понял подоплеку ее вопроса и явно подыскивал слова.
- Он предоставил мне возможность сделать карьеру. Чтобы реализовать себя. Чтобы защитить сестру. Чтобы ей никогда не пришлось думать, где достать денег, чтобы она могла работать там, где она захочет.
- Младшая?
Он кивнул.
- Познакомишь?
- А ты хочешь?
- Да. А еще я хочу чашку кофе, - она улыбнулась. - У нас еще целых десять минут.

Февраль.

- Очень жаль, мой мальчик, но, к сожалению, я пока не могу способствовать твоему кадровому продвижению, - губернатор погладил пепельницу в форме черепа. Глава города не курил, но пепельница ему нравилась. «Заставляет задуматься о вечном, знаете ли», - пояснял он. - Сегодня я назначил вице-губернатором по экономике и финансам… - и он назвал имя гендиректора крупной компании-застройщика, а также монополиста по поставкам на строительный рынок кирпича и бетона.
- Почему? – только и смог произнести Гаев.
- Потому что вчера премьер подписал распоряжение о назначении его отца министром регионального развития. Нам выгодно дружить с министрами, особенно после того, как ты не отследил, что Гудов поедет и наябедничает на нас в Москву, - губернатор укоризненно покачал головой, показывая, как он опечален и расстроен. – Так что, если у тебя больше ко мне нет вопросов… - Везин начал писать резолюцию на каком-то документе, давая понять, что аудиенция окончена.
Гаев шел по коридору, и перед глазами у него все плыло. Он дошел до своего кабинета: в его приемной навстречу поднялась было секретарь, но, взглянув на него, тут же молча вернулась к работе. Некоторое время Геннадий сидел за столом, глядя куда-то в пространство. Затем стряхнул с себя оцепенение и, не взяв пальто, почти бегом вышел из Смольного.
- На сегодня вы свободны, - бросил он своему шоферу.
- Но, Геннадий Ростиславович, - начал было водитель, но Гаев уже захлопнул за собой дверь машины. Когда темно-синяя BMW резко взяла старт, шофер, покачав головой, переглянулся с водителем губернатора. Как бы в ДТП глава аппарата не оказался. Хотя вроде бы трезвый…
Геннадий сделал круг по кольцевой автодороге: стелящаяся под колеса лента асфальта чуть снимала нервное напряжение. Перед глазами мелькали одни и те же указатели - сперва в одну сторону, затем - в другую. Бег по кругу...
Он свернул на дамбу, ведущую в Кронштадт. Но до города не доехал: припарковал машину и вышел к воде.
Даже замерзший, залив здесь был грязным. На желто-сером льду валялись две банки из-под пива. Кто-то рассыпал сигареты, и теперь они примерзли неопрятным мелким узором.
Ему очень хотелось позвонить Марианне. Но сказать ей было нечего – не жаловаться же на злого Везина?
В первую очередь необходимо спокойно обо всем подумать. Геннадий устало потер виски. Собственно, размышлял он на эту тему уже не первый день, но все оттягивал и оттягивал решение. Вот и дождался.
Везин нервничает, в последние дни это было еще заметнее. Если глава города давно неугоден президенту, а теперь потерял поддержку премьера, - в своем кресле он просидит недолго. То, что Везин позволил навязать себе кандидатуру вице-губернатора, означает, что его самого снимут не сегодня, так завтра, и Везин это понимает. Понимает и пытается хоть немного отсрочить неизбежное.
Впрочем, эта старая матерая сволочь Везин уже наверняка подготовил себе запасной вариант. Такие не пропадают. Такие только перемалывают чужие жизни и идут дальше. Рано или поздно Везин снова выплывет, но у него, Геннадия, уже нет ни сил, ни желания работать вместе с ним.
Гаев знал, что говорят о нем в городе, и восемьдесят процентов слухов соответствовало действительности. Он выполнял уговор с Везиным: добросовестная работа в обмен на карьерный рост, и порой поступал предельно цинично.
Но ради чего он крутится, как белка в колесе? Уже такого нагородил, хоть лопатой разгребай, а все никак остановиться не может. Раньше думал – ради амбиций, ради денег… а, по сути, крутится он лишь по привычке, потому что, кроме этого, в жизни есть только Ирка. Единственное, что он сделал хорошего, - помог сестре пробиться.
От ненависти к себе, к Везину, ко всему, что его окружало, перед глазами опять начал сгущаться красный туман. Он резко выдохнул.
Что ему делать? Уволиться? Или пойти на сотрудничество с теми, кто добивается отставки губернатора? Можно и так: подстраховать себя на будущее, а заодно и рассчитаться. Наивное, детское желание, но посчитаться с Везиным хотелось. Хоть чем-то.
Желающие убрать Везина есть в двух лагерях: президентском и премьерском. Однако сторонникам премьера сдаваться рискованно. И в администрации президента единомышленников у него нет. Зато они есть у Романа Гудова.
Председатель КСП заинтересован в том, чтобы свалить Везина. Роман, конечно, повернутый на идее, борец с ветряными мельницами, но играет честно, - Геннадий не мог не отдать противнику должное. Иногда он ловил себя на мысли, что охотно работал бы с Романом на одной стороне: такому человеку можно было бы доверять. Хотя странно, что Роман вообще выжил в этой системе, где приходится работать по схеме «свой среди чужих, чужой среди своих».
Гудов, скорее всего, не воспользуется чужой помощью, чтобы потом сдать. И, кстати, возможно, Геннадий был неправ, решив, что Гудов стремится что-то выпытать у его сестры. Могли же Роман с Ириной случайно познакомиться? Хотя Геннадий уже давно привык на всякий случай подозревать самое худшее.
Постепенно у него в голове начал складываться план, который содержал немало авантюрных моментов, но мог сработать. Везин, конечно, создал вокруг себя ауру неприкасаемости, но сейчас эта аура дала большую трещину. И, если подбросить нужным людям полезную информацию, бюрократическая машина придет в действие. Предотвратить, как известно, всегда намного легче, чем остановить, особенно если нужно останавливать громоздкий государственный аппарат. Ведь каждый винтик в этой машине не купишь, денег просто не хватит. Такими винтиками должны быть люди, на которых у Романа есть выходы, - те, кто честно пытается бороться с коррупцией и прочими злоупотреблениями. Через них как раз можно слить информацию, которая сыграет роль световой гранаты, деморализует тех, кто поддерживает Везина. А дальше – те, кому выгодна отставка губернатора, подхватят эстафету, не могут не подхватить, слишком удобный момент им представится.
Он горько усмехнулся: проработал в госструктурах около пятнадцати лет, и, как оказалось, довериться может только врагу.
По крайней мере, надо прощупать почву. И Геннадий набрал номер главы КСП:
- Слушаю, Гудов.
- Это Гаев. Ты, конечно, можешь бросить трубку, но у меня есть предложение.
- Какое предложение? – Роман был сух и деловит.
- Это - не телефонный разговор. Ты можешь со мной встретиться? Называй любое место.
Несколько секунд Роман молчал, затем ответил:
- На «ватрушке». Через час.
«Ватрушкой» горожане называли круглую площадь Ломоносова, спроектированную архитектором Карлом Росси – со сквером посередине. На этой площади находился комитет по градостроительству, где работала Марианна, - усмехнувшись, Гаев подумал, что это забавное совпадение.
Когда глава аппарата губернатора подъехал на площадь, Роман уже сидел на одной из скамеек, докуривая сигарету. Он не протянул Гаеву руки, но тот и сам не собирался здороваться со своим противником.
- Ты сейчас проводишь проверку, но сам вряд ли на Везина что-нибудь найдешь. Предлагаю тебе следующее: я могу отдать тебе копии некоторых документов, а взамен ты замолвишь за меня слово. И не будешь касаться моих дел.
Роман усмехнулся, достал следующую сигарету.
- Сдаешь своего начальника? И кто ты после этого, Гаев?
Геннадий зло посмотрел на него.
- Давай оставим в стороне мораль и этику. Так да или нет?
Роман бросил сигарету под ноги, растоптал окурок.
- Сперва ты дашь взглянуть на документы. Можешь при этом даже из рук не выпускать.
- В городскую прокуратуру не сливай, - предупредил Гаев. – Иначе материалы потеряются в канцелярии следственного отдела, а потом в отношении меня будет возбуждено какое-нибудь уголовное дело, повод Везин найдет. Понимаю, моя участь тебя не сильно тревожит, но и Везина ты достать не сможешь. Только в генпрокуратуру. И только знакомым, иначе «потеряют» и там. Есть у тебя такие?
- Есть.
- Кто именно?
- Гаев, ты что, рехнулся?
- Я не прошу тебя называть должность, звание и фамилию. Тому человеку, кому ты это сдашь, ты доверяешь как себе?
- Да. Это мой однокурсник и друг. Устроит?
- Устроит, - кивнул Геннадий. – Хоть ты идеалист, но не идиот. Надеюсь.

***

Они договорились, что Гаев отдаст копии на следующий день в холле гостиницы «Пулковская» - на окраине города, подальше от любопытных глаз. А затем Геннадий все-таки дошел до комитета по градостроительству.
Миновал кабинет председателя комитета – встречные чиновники тихо растекались по стенкам. Известно было, что главе аппарата под горячую руку лучше не попадаться. И постучал в малоприметную дверь кабинета, который занимала Войнович.
Марианна была на месте, перебирала какие-то бумаги.
- Гена? – удивленно спросила она. – Что случилось?
- У тебя есть время?
Войнович взглянула на часы.
- Рабочий день уже давно закончился, - она отложила бумаги в сторону.
Он подал ей шубку.
- Прости, я сам не свой.
- Я вижу. Пойдем, посидим где-нибудь, расскажешь.

***

Уличный шум смолк. Ровный свет оранжевого фонаря заливал дорогу перед домом, ложась на подоконник. Заиндевевшие, припорошенные снегом, кроны деревьев напоминали мерцающие белые облака.
Каштановые кудри рассыпались по подушке. В темноте серые глаза Марианны казались почти черными. Странный сон наяву, светлый и зыбкий...
- У тебя такое счастливое лицо, - казалось, она долго собиралась с духом, чтобы это сказать.
- У тебя – тоже.
Марианна закрыла глаза, точно боясь, что он прочтет в них то, что она пока не готова была ему доверить.
Забавно, их тела только что встречались так, как до сих пор не могли встретиться их взгляды.
Не время, не время, он чувствовал, но все же не мог не спросить:
- Ты выйдешь за меня замуж?
Она не подняла головы, наматывая свой локон на палец. А затем, так и не ответив, устроилась совсем рядом, позволив себя обнять. Постепенно ее дыхание стало ровным.
А он смотрел на нее: на приоткрытый во сне рот, курносый нос, пряди волос, закрывавшие щеку. Все пришло так быстро, что трудно было это осознать и принять.
Он не думал ни о чем таком, когда приглашал ее к себе. Это было проще, чем ехать куда-то в ресторан с риском наткнуться на знакомых, только и всего. Они проговорили около часа. Под конец он взял ее руку, поцеловал, - и почувствовал, что она прикасается к его волосам. И даже когда она разрешила себя поцеловать, был уверен, что в какой-то момент она отстранится. Он даже выдохнул:
- Не пожалеешь потом?
Марианна отрицательно качнула головой, с тем самым сосредоточенным видом, который всегда ей сопутствовал, если она принимала какое-то решение.
Словно их несло куда-то, и теперь оставалось только ощущать ее непостижимое присутствие, ее тепло - совсем рядом.
Они забыли погасить свет в соседней комнате, и через открытую дверь ему был виден ее свитер, небрежно наброшенный на спинку дивана, и ее сумочка на ковре. На низеньком столике стояли две чашки. Все это создавало ощущение чего-то очень родного, и, возможно, так будет и завтра, и послезавтра, а, может быть, долго-долго…

Март

В кабинете главы КСП было накурено – впору топор вешать. Уже дважды срабатывала пожарная сигнализация, и всякий раз охранник заглядывал, извинялся и просил по возможности хотя бы окно открыть.
- Везина вот-вот снимут, - наконец сказал Роман, поизучав Гаева, который сидел напротив него, сложив пальцы в замок.
- Знаю, - сказал тот. – Либо он сам подаст в отставку. И, по слухам, его переведут в Москву – на какую-нибудь не самую серьезную, но вполне себе министерскую должность.
Воздух в кабинете казался наэлектризованным.
- Давно знаешь? – поинтересовался Гудов.
Геннадий усмехнулся.
- Не только у тебя есть московские знакомства. Везина было бы не свалить тем, что я тебе дал, никогда и ни за что. Если бы это не стало удобным предлогом для тех, кому он стал неугоден. Но вопрос, кого назначат, потому что кандидатуры, которые обсуждаются, вдохновения лично у меня не вызывают. Я так понимаю, у тебя тоже. Еще неизвестно, что лучше: когда градоначальник – сволочь, но умный, или когда он добрый, но глупый и управляемый.
- Да ну тебя, - Роман махнул рукой. – Главное – мы своего добились.
- И будете точно также воевать со следующим? Тогда вы действительно своего добились.
- Почему же ты нам помог?
- Ты же знаешь, я преследовал сугубо свои интересы, - сообщил Геннадий, поднимаясь.
- Все равно помог, - Роман смотрел на него уже спокойнее. И неожиданно тоже встал и протянул ему руку. – Спасибо.
Геннадий ответил на рукопожатие. Они молча посмотрели друг другу в глаза, и это было лучше всяких слов.
У машины Гаева ждал Даниил Аланов. Рядом стояли Илья и Софья.
- Получается, что мы такие же манипуляторы-кукольники, как Везин, - договаривал свою мысль Краснов. - Так чем мы лучше него?
- Хороший вопрос. Как ни трудно в этом признаться, но в нашей работе невозможно сохранить моральную чистоту, - сказала Софья, бросив взгляд в сторону Гаева. Но все же не замолчала. - Иногда приходится действовать теми же методами, что и наши противники. В конце концов, важно только то, ради чего мы все это делаем. Те, кому своя шкура дороже всего, конечно, бессмертны, но ведь и такие, как мы, пока не перевелись. И не переведутся.
- То есть мы всегда будем существовать параллельно, - пообещал со вздохом Даниил.
- Ну, спасибо, утешил, - заметил Илья.

***

На электронном табло аэропорта «Пулково» мигали номера ближайших рейсов. Ирина заставила брата наклониться и потерлась щекой о его щеку.
- Я увольняюсь из правительства, - сообщил тот.
- Нашел время сказать, - она улыбнулась. - Ты уверен, что поступаешь правильно?
- Вынужденный шаг, конечно. Но унижаться перед преемником Везина, кем бы он ни был, я не собираюсь. У меня хорошие связи, не пропаду. Я встречался с Митькой Ламбертом – помнишь Митьку?
- Твоего одноклассника, который вечно носился со своими идеями?
- Да. Сейчас он носится с высокими технологиями, а это очень модная тема. Я переговорил предварительно с дочерней структурой «Нефтьтранса». Если они заключат с нами контракт, я вложу в Митькины проекты свои деньги, - и мы быстро раскрутимся.
Ирина слушала его вполуха.
- Я устала, Ген, - сорвалось у нее. – Какой смысл в нашей гонке, если ты не получаешь ничего, кроме новых проблем? Я хочу только одного – чтобы мне открывали дверь, когда я возвращаюсь со съемок, а в квартире пахло бы свежезаваренным кофе. Да, и чтобы меня любили. Наверное, я хочу слишком многого.
- Я тебя люблю.
Она улыбнулась.
- Вот в этом я уверена.
Он прижал ее к себе.
- Ирка, ты мне совсем не нравишься. Ты позвонишь мне сегодня по прилету – обязательно. И я жду от тебя звонка ежедневно.
- Так и не отучился командовать, да?
Подошла ее очередь. Пройдя паспортный контроль, Ирина махнула брату и перешла в зону ожидания. Взяла кофе в пластиковом стаканчике и встала к окну.
Широкое стекло открывало вид на взлетное поле, по которому были расставлены, словно заводные игрушки, белые, оранжевые, зеленые самолеты. В окно стучал мокрый и серый снег.
"Начинается посадка на рейс 859 Санкт-Петербург - Москва авиакомпании "Аэрофлот", - произнес механический голос.
Что-то она излишне расклеилась. Впереди - пробы на очень серьезную роль, и, если все сложится, в Москве она пробудет достаточно долго. Не каждой сериальной актрисе удается выйти на большой экран. Ей - удалось.
Даже если при этом она не смогла достучаться до человека, который, возможно, стал бы самым родным.
Да, ей непонятны, не нужны, неинтересны высокие идеалы. Да, наверное, она неправа. Но она и не стремится быть правой. Пусть этот скудный и сомнительный товар – правоту – берет кто угодно. А она, всякий раз слыша сентенции вроде «ты должна», переспрашивала «кому именно?»

***

Члены КСП шли по Дворцовой набережной. Поздний вечер, и в здании Эрмитажа горело лишь несколько окон. Опять по краям набережной кучи неубранного грязного снега, и так из года в год.
- Я начинаю думать, что ничего не изменится, - хмыкнул Роман.
- Везин уйдет, это перемена. Весь состав администрации обновится, - подал голос Илья.
Они проходили мимо рекламного стенда с постером фильма, в котором снялась Ирина.
- Никогда не понимал, что ты в ней нашел, - буркнул Иваныч.
Ага, значит, коллеги за его спиной все обсудили и сделали выводы.
- Послушайте, - Софья остановилась, указывая на воду.
В темноте, на реке что-то таинственно потрескивало.
- Весна, - кивнул Илья.
На Неве начинался ледоход.